Двадцатые годы
Шрифт:
— Почему это происходит? — задал Шифрин вопрос и сразу же на него ответил: — Да потому, что в стране растет недовольство крестьян диктатурой пролетариата, однако идти на соглашение с крестьянством, как этого хочет Ленин, не надо, а надо передать управление производством непосредственно самим производителям…
До Успенского доходили слухи о политических разногласиях в Москве, но в деревне не придавали им серьезного значения.
И вот молодой человек из Орла втягивает их в эти споры, хотя Слава
— Ты почему меня останавливаешь? — крикнул Шифрин.
— Не кричи, — негромко сказал Слава. — К чему ты все это говоришь?
— А вот к чему! — вызывающе крикнул Шифрин, извлекая из кармана куртки измятую бумажку. — Молодежь — барометр общественного мнения. Мы должны подписать письмо к товарищу Троцкому о том, что поддерживаем его в споре с Лениным…
Слава хотел было взять у него листок, но Шифрин не дал.
— Я сам прочту!
— А я тебе не позволю! — запальчиво сказал Слава. — Ты читал его кому-нибудь в Малоархангельске?
Шифрин саркастически улыбнулся.
— Читал! Кому?! Это же мужики! Необразованные мужики! Пообещай им уменьшить разверстку — и они тут же предадут революцию!
— Так вот почему тебе не дали в Малоархангельске лошадей, — вслух высказал Слава свою догадку. — Только ты и к нам зря, мы такие же необразованные мужики…
— Ваша слепая вера в Ленина…
Тут Слава отпихнул его от стола, и Шифрин невольно шагнул в сторону.
— Ты — драться?
— Я запрещаю тебе произносить его имя, — сказал Слава.
Перед его взором возник Ленин, по-отцовски разговаривающий с ним в коридоре.
Нет, неуважения к Ленину он не потерпит!
— Ты — драться? — фальцетом повторил Шифрин.
Тут к нему приблизился Сосняков.
— А ну, Славка! — произнес Сосняков, хватая Шифрина за плечи. — Выведем его?
Слава никак не ожидал поддержки со стороны Соснякова, скорей можно было ожидать, что Сосняков призовет Славу к порядку, но оказалось, что оба они думают одинаково. Слава подошел к Шифрину с другого бока, накинул на него шинель.
— А ну…
— Ты чего?
— Одевайся!
Ознобишин и Сосняков натянули на представителя губкомола шинель, Сосняков нахлобучил на него его великолепную шапку, и поволокли его к двери.
Кто-то из ребят кинулся было на подмогу.
Сосняков отмахнулся:
— Справимся и без вас!
Они потащили Шифрина по коридору.
Он пригрозил им:
— Вы ответите!
Вышли на крыльцо.
— А как же мне добираться?
— Иди на Залегощь, а там поездом до Орла, — безжалостно сказал Сосняков. — Дотопаешь!
Шифрин шмыгнул носом.
— Я замерзну, — жалобно сказал он.
— Не дойдет, — согласился с ним Слава.
— Ладно, — сжалился Сосняков, — иди
Шифрин отошел на несколько шагов, обернулся, глазки его сверкнули, и он неумолимо сказал:
— Вы за все ответите перед революцией!
10
Два зимних дня с промежутком немногим более месяца, а в памяти остались, пожалуй что, навсегда, хотя никаких особых событий в эти дни не произошло.
Слава подошел к исполкому утром, над крышей клубился дымок, печи еще топились. У входа трое саней, лошаденки стояли без присмотра, их хозяева дымили небось в коридоре самосадом. Морозно, тихо. Прежде чем заняться делами, Слава всегда заходил в канцелярию узнать, нет ли для него у Быстрова поручений, и взять у Дмитрия Фомича свежую почту.
На этот раз в канцелярии что-то много народа. Быстров в бекеше у стола, Еремеев, Семин, Данилочкин… Куда это они?
— Вот и Ознобишина прихватим, — говорит Быстров. — Беги домой, оденься потеплей, едем в Малоархангельск.
— А его бы не надо, — замечает Данилочкин, — чего зря парня гонять…
— Ну нет, ему полезно, пусть вовлекается, — не согласился Быстров. — Как, поедем?
Слава ничего не понимает.
— А что в Малоархангельске?
— Дискуссия, — насмешливо говорит Семин.
— О чем?
— Вчера запоздно привезли из укома бумажку. Вызывают коммунистов. Тех, кто пожелает. Дискуссия о профсоюзах. Видал в газетах?
— Да мы уже читали Ленина!
— Грамотный какой! — смеется Семин. — А теперь нас приглашают высказаться.
— Впрочем, судя по письму, уком не очень настаивает, чтобы ехали все коммунисты. Достаточно, если явятся члены волкома.
— А кто едет-то?
— Да человек шесть. Тебя вот еще возьмем.
— Я поехал бы, — говорит Слава. — Интересно.
— Раз интересно, езжай…
Но только Слава собрался сбегать домой, предупредить Веру Васильевну и поддеть что-нибудь потеплее под полушубок, как Дмитрий Фомич, заложив по обыкновению ручку за ухо, мигнул Славе, подзывая к себе.
— Это ты хорошо, что едешь.
— Почему?
— Разбираться скорей научишься…
— Разобраться недолго, — самонадеянно отвечает Слава.
— Разберутся и без тебя. А тебе я хочу один совет дать: разбираться разбирайся, а держись Ленина, этот не подведет. Понял?
— А я и держусь Ленина, — отвечал Слава. — Я с ним согласен во всем.
— Ну и беги, — сказал Дмитрий Фомич. — Да шерстяные носки надень, а то и в валенках продерёт.
Поблескивала серебристая санная колея, легко трусили лошади, лениво покрикивали возницы, — привались на сено, покрытое домотканой дорожкой, и поторапливайся в Малоархангельск.