Двадцатые годы
Шрифт:
Но лучше всего сама хозяйка. Может, и вдова, но такую вдову всякий мужик любой девке предпочтет. Молода, красива, приветлива. Лет двадцать пять ей, ну, может, на год, на два больше.
Кузьмин тоже раздевается.
Хозяйка подает гостю сложенную лодочкой ладонь.
— Будем знакомы.
Кузьмин перехватывает взгляд Славы.
— Аграфена Дементьевна, — называет он хозяйку.
— Груша, — поправляет хозяйка. — Закусите…
Достает из печки миску, щи заранее налиты и поставлены в печь,
— Горяченького, с морозцу.
— С морозцу и покрепче пойдет!
Кузьмин разливает самогон, и хозяйка без ломанья берет свою стопку.
Слава свою отодвигает.
— Я не пью.
Хозяйка тянется со стопкой к Славе.
— Со знакомством?
— Нет, нет, не пью, — решительно повторяет Слава.
Хорошо бы он выглядел, приехал по принципиальному делу и пьет после неудачи самогон!
— Ну а мы выпьем, — радостно произносит Кузьмин, чокается с хозяйкой, и оба с аппетитом пьют.
Кузьмин с хрустом разламывает яблоко.
Ест он так аппетитно, что и Слава берет яблоко.
— Кушайте, кушайте, — заботливо угощает хозяйка. — Сама мочила, у меня свой ото всех секрет.
Но дросковский экправ пьет очень аккуратно, опрокидывает еще одну стопку и встает.
— Отдыхайте, — говорит он Ознобишину. — Приеду завтра чуть свет.
Кузьмин одевается и, подавая Ознобишину руку, как-то насмешливо вдруг говорит:
— С гражданским браком!
Слава не понимает, чему он смеется, да и Аграфена Дементьевна тоже, кажется, не понимает.
— Будем стелиться, — говорит она, оставшись вдвоем с гостем.
Кладет на лавку кошму, накрывает чистейшей простыней, стеганым одеялом, взбивает подушку.
— Спите спокойно, свет можно гасить?
Задувает лампу, уходит за занавеску, там у нее кровать.
Слышно, как раздевается.
Минута, другая…
Тишину нарушает томный голос:
— Вас звать… Вячеслав Николаич?… Вячеслав Николаич, захочется на двор, из избы не ходите, у порога ведро…
Слава не спит, и хозяйка не спит. Тишина. Аграфена Дементьевна вздыхает. Тишина.
— Вам не холодно, Вячеслав Николаич?
До чего заботлива!
— Нет, спасибо, Аграфена Дементьевна.
Опять тянутся минуты.
— А может, холодно? — еще раз осведомляется Аграфена.
Далось ей!
— Нет, — говорит Слава. — Мне хорошо.
Молчание.
— А то идите ко мне — слышит он зовущий хрипловатый голос Аграфены. — Вдвоем теплее.
Слава не отвечает.
Теперь понятно, почему Аграфена не постелила ему постель помягче, она и не рассчитывала, что он останется спать на лавке.
— Вячеслав Николаич! — окликает его еще Аграфена. — Не заплутайтесь в темноте…
Слава молчит.
Тишина.
Аграфена громко вздыхает.
— Ну, бог с вами…
Обиды
Слава слышит, как она возится за занавеской, как затихает. Вот что значат слова Кузьмина — с гражданским браком! Как все просто и… противно.
Не так все это просто, как кажется Кузьмину или этой… Аграфене. Красивая, молодая и… бессовестная. Не мог бы он жениться на такой женщине. Где-то в глубине сердца он начинает понимать Дашу. «Ты поступаешь неправильно, но все же я тебя понимаю». Как это она сказала? «В гору не всегда поднимаешься по прямой, иногда и кругаля приходится дать». Может быть, она и права.
Славе не спится. А за занавеской — спит или не спит?… Славе сейчас очень одиноко. Позови его Аграфена еще раз, он пойдет к ней. Пойдет или не пойдет? Только Аграфена заснула. Сопит. Спит.
Какие-то голоса доносятся до него, приближаются, нависают над ним…
— Вячеслав Николаич! Вячеслав Николаич!
Звонкий приятный голос называет его по имени.
Он открывает глаза. Над ним наклонилась хозяйка… Чего она от него хочет? В комнате горит лампа. Сама Аграфена в платке и ватной жакетке.
— Что вам?
— Приехали за вами, пора.
Хлопнула дверь, появился Кузьмин.
— За вами, Вячеслав Миколаич, собирайтесь.
Слава вскочил, торопливо привел себя в порядок.
— Да, да, поехали.
— Еще только светает, — певуче произносит Аграфена. — Позавтракайте.
— Нет, нет, — отказывается Слава. — Спешим!
— Хоть молочка выпейте. Только что подоила. Парного. Пользительно.
Слава смущенно смотрит на Аграфену — сердится или смеется?
Но не замечает ни того, ни другого, приветлива, ровна, даже ласкова.
Кузьмин бросает испытующий взгляд на Аграфену, потом на Ознобишина.
— Налей, налей, — говорит он Аграфене. — И мне, и ему.
— А может, тебе погорячей? — весело спрашивает Аграфена.
— Нет, — отказывается Кузьмин. — Молока. Дорога дальняя, в сон себя вгонять незачем.
Напились молока с ржаным хлебом, оделись. Слава полез в карман:
— Сколько с меня?
Аграфена отмахнулась.
— Да бросьте вы!
Кузьмин потянул Славу.
— Уж мы как-нибудь сами, не вы к нам, а мы вас звали…
Слава подошел к Аграфене, протянул руку, она выглядела еще красивее, чем вечером, — черные глаза с поволокой, брови вразлет, нежный румянец…
— Спасибо вам, Аграфена Дементьевна.
Она ласково пожала ему руку.
— Заезжайте еще.
Перед домом все те же санки, запряженные все той же парой лошадей.
Кузьмин взмахнул кнутиком, Слава его придержал.
— Свадьба-то у Даши когда?
— В обед.
— А сейчас Даша где?
— Где ж ей быть, дома.
— Заедем к ней на два слова.