Двадцатые годы
Шрифт:
А к вечеру, собираясь обратно в Успенское, Слава набил полную пазуху самыми красивыми, самыми сладкими яблоками.
Возле Денисовых остановился.
— Ты иди, — сказал он Пете. — Я задержусь.
Взбежал на крыльцо, и опять навстречу выскочила Верка, но не спросила уже ни о чем, и тут же вышла к нему Маруся.
— Тебе, — сказал он, выкладывая из-за пазухи яблоки.
Она вернулась в избу, угостила сестер, а потом они опять сидели у реки и целовались.
Так Слава и провел время — день с Петей, вечер с Марусей…
А
Он уже совсем собрался в дорогу, когда пришел Сосняков.
— Что ж ты меня обманул? — упрекнул он Славу. — Знай я, что ты здесь, мы бы тебя использовали…
Запряженная в тарантас, стояла у крыльца лошадь, отмахиваясь хвостом от осенних жигалок.
Побежали назад клены, взмахнули желтыми и розовыми платочками…
Последним, кого Слава видел в Успенском, были не мама, не Петя, не Маруся, а неприветливый хромой Сосняков.
«Горе с ним расхлебывать можно, — думал Слава о Соснякове, — а счастье прячь от него в себе…»
Как счастье медленно приходит,Как скоро прочь от нас летит!Блажен, за ним кто не бежит,Но сам в себе его находит!33
Ознобишин оглядел говорливую толпу делегатов перед зданием укомпарта, как полководец осматривает перед боем свои когорты. Да он и был полководцем! Пятьдесят человек! Чем не армия? И к тому же Ознобишин и его армия находились в достаточно воинственном настроении. Было о чем поспорить на губернском съезде!
Выбирали делегатов по норме, и оказалось, что это будет самая представительная делегация. В Малоархангельской организации комсомольцев насчитывалось столько, сколько во всех других, вместе взятых, уездах Орловской губернии.
Ехали все — Ознобишин, Железнов, Ушаков, руководители всех волостных организаций, и в их числе Сосняков, возглавлявший молодежь Успенской волости, Даша Чевырева, и, увы, Франя Вержбловская, ей бы и незачем ехать, но девушек маловато, и пришлось посылать Франю. Для ведения текущих дел в Малоархангельске остался Коля Иванов.
Предстояло добраться до полустанка, отстоявшего от города в десяти верстах, погрузиться в поезд и к утру прибыть в Орел.
Когда Железнов обратился к заведующему конным двором с просьбой доставить делегатов на станцию, заведующий, грузный, рыхлый, страдающий одышкой мужчина, только засмеялся:
— Вас сколько — пятьдесят? Да у меня и лошадей на всех не найдется! Ничего, дотопаете до станции пешком.
После долгих споров заведующий уступил:
— Ладно, даю экипаж для ответственных товарищей, Ознобишина и вас отвезем, а остальные пусть топают.
Ознобишин кинулся к Шабунину:
— Представляете,
Шабунин, не дослушав, снял телефонную трубку и приказал:
— Отвезти на станцию всех до одного, все экипажи забрать вместе с моим, а нет лошадей, вези сам.
Лошади сразу нашлись, и все средства передвижения мобилизованы — и пролетки, и тарантасы, и дрожки, и даже допотопная линейка, оказавшаяся на конном дворе.
Шума, смеха, криков!
Вечерком, по холодку, доехали до станции, дождались поезда, билеты делегатам начальник полустанка не выдал, хоть и было написано требование, столько билетов просто на нашлось, в вагоны их пускать не хотели, тем более что все ломились в один вагон, разместились с грехом пополам, и -
Мы на горе всем буржуямМировой пожар раздуем,Сброшен в море белый враг,Вейся, вейся, красный флаг!Так, с прибаутками, песнями, частушками, кто сидя, а кто и стоя, допыхтели до Орла.
Вышли на привокзальную площадь.
Приземистые домишки тонули в предутреннем тумане, воздух наполнен густой, вязкой, промозглой сыростью.
Ребята точно птичья стая, прибитая ветром к земле, невесело поглядывали на грязный и хмурый вокзал. Хотелось вернуться под крышу, на скамейки и хоть чуть подремать…
— Товарищи, пошли, пошли! Доберемся до города, напьемся чаю…
Вот и губкомол!
На лестнице мрак и тишина, двери не заперты, но в серых, неподметенных комнатах тоже тишина и пустота.
— Эй, кто есть?
Сонная безлюдная канцелярия.
«Неужто придется спать на столах, как два года назад? — подумал Слава. — Не может того быть!»
В политпросветотделе кто-то спал на столе, закутанный в солдатскую шинель.
— Проснись, проснись, товарищ, пора идти на бой!…
Шинель сползла медленно на пол, и перед малоархангельцами предстал худой носатый юноша, влажные темные глаза сердито смотрели на делегатов.
Слава узнал Каплуновского, два года назад он назывался завхозом, а теперь — шутки в сторону! — начальник административно-хозяйственного отдела!
— Принимай гостей!
Каплуновский, кажется, еще не совсем проснулся.
— Откуда вы?
— С вокзала!
— Ну и надо было там дожидаться.
— Чего?
— Когда все проснутся.
— А ты что здесь делаешь?
— Я ответственный дежурный.
— Вот и устраивай нас.
— Придется подождать.
Неприветливо встречал их Орел!
Даша и Франя пристроились возле подоконника, сдвинули стулья и, положив головы друг другу на плечи, пытались задремать.
— Где общежитие?