Дважды – не умирать
Шрифт:
– Кому?
– Нам с вами.
– Философия… – Широкорад усмехнулся. – А умирать, небось, и верующим и не верующим одинаково страшно. Ну, вот вы, к примеру, сами-то смерти боитесь?
– Боюсь… – лицо Кирилла Максимовича стало серьезным. – Но я знаю одно. Жить без веры – еще страшнее. А смерть… Раз уж ты пришел в этот мир, то должен будешь рано или поздно отсюда и уйти. Тут, как говорится, без вариантов… Пугает неизвестность: что там, как? И все же смерть – это скорее для окружающих. Для самого человека – просто переход в иное состояние. Он же в этот момент не наблюдает себя со стороны. Может быть и не понимает, что с ним происходит… Два раза не умирать, а один раз – не миновать. Все там будем… Впрочем, что это мы о таких вещах заговорили? Я, старик, и то об этом стараюсь не думать. А уж вам-то… У вас еще вся жизнь впереди… Давайте-ка, друзья, за стол.
Хозяин дома постарался на славу. Стол ломился от вкусной еды. Отвыкшие от гражданской пищи курсанты за обе щеки уплетали угощение.
– Это ваша жена готовила? – спросил Широкорад, с набитым ртом, поддевая вилкой тушеное сочное мясо.
– Нет, это я сам, – ответил Кирилл Максимович. – Вкусно?
– Угу…
– Жена у меня уехала погостить, к родственникам… Так что я тут один хозяйствую.
– Где вы научились так готовить? – осведомился Урманов.
– Жизнь всему научит… Вот, я помню в Бразилии…
– А вы были в Бразилии?
– И не только. Я ведь по специальности ученый-биолог… Вон, на третьей полке, – он указал на книжный шкаф, – несколько книг – мои.
– Сами написали?
– Ну, да…
– Надо же! – воскликнул Мунтян. – Такой знаменитый человек…
– Да какой я знаменитый, – улыбнулся Кирилл Максимович. – Разве что дети в ближайшей школе, да пенсионеры во дворе знают меня.
Когда
– Не надо, не надо… Я сам.
Потом, уже в прихожей, он насовал им полные карманы конфет.
– Какой удивительный старик, – с грустью произнес Широкорад возле КПП, махая рукой вслед отъезжающей красной «девятке».
– Совсем как мой дедушка, – кивнул Урманов. – Только шевелюра да борода… А так…
Во второй половине дня учебная рота, экипированная по полной боевой, форсированным марш-броском выдвинулась в ближайший лесной массив для занятий по тактической подготовке. Командовал подразделением заместитель ротного старший лейтенант Рыбаков.
– Тема сегодняшних занятий – тактика ведения боя в лесу, – слегка осипшим на морозе голосом, прохаживаясь перед строем, буднично изложил офицер. – Тактика, это составная часть военного искусства. Основными задачами тактической подготовки являются изучение характера, закономерности боя, его организация и ведение в различной обстановке. Чем выше искусство тактики, тем больше возможностей для победы. При помощи тактических приемов можно одолеть даже более сильного противника.
Заместитель командира роты откашлялся, поправил портупею и продолжил.
– Сегодня мы рассмотрим один из элементов тактики ведения боя в лесу. Это действие в составе отделения… В лесу дальняя граница огневого контакта составляет не более сорока-пятидесяти метров. Подразделение, допустим, наша рота, разбивается на группы-отделения. Дистанция между группами – в пределах прямой видимости. Впереди каждой группы выставляются разведгруппы из двух-трех человек, которые движутся шеренгой, на расстоянии десяти-пятнадцати метров друг от друга. Задача этого боевого охранения – обнаружение возможных засад, или подразделений противника. При обнаружении противника, разведка должна прекратить движение и по рации или условным сигналом, сообщить об этом основной группе.
Старший лейтенант Рыбаков приказал роте разбиться на отделения и четырьмя колоннами по двенадцать человек, не считая сержантов во главе, выдвинуться к опушке леса. По заснеженному полю, проваливаясь по колено и выше, курсанты пошли в указанном направлении.
В голубом безоблачном небе ярко сияло холодное февральское солнце. Присыпанные снегом деревья неподвижно стояли сплошной стеной.
Не доходя до опушки сотни метров, рота по команде остановилась.
– Самой простой и эффективной тактикой ведения боя в лесу, – снова зазвучал в морозном воздухе командирский голос, – является «подкова». Или, как ее еще называют – «ласточкин хвост». При этом способе основная группа движется колонной по двое, в шахматном порядке, относительно друг друга. При этом правая сторона колонны наблюдает за правой стороной, левая – за левой… По команде об атаке, обе колонны, начиная с «хвоста», загибаются полукругом и, разворачиваясь во фронт, продвигаются к месту обнаружения противника. В результате такого маневра, он оказывается взят в кольцо.
Старший лейтенант Рыбаков взглянул на часы.
– Командирам отделений, к отработке тактического приема – приступить! Через час встречаемся в этом же месте.
Второе отделение под командованием сержанта Бадмаева, проваливаясь по колено в снегу, в колонну по два углубилось в лес. Идти было нелегко, снег падал с деревьев, ветви кустов преграждали путь.
– Ну, кто у нас тут охотник? – полушутя, полусерьезно осведомился сержант.
– Я, – с готовностью отозвался Урманов.
– Пойдешь в боевое охранение.
– Есть.
– А можно я с ним? – поинтересовался Пантюхин.
– Давай.
Разведчики на расстоянии видимости друг от друга, стараясь держаться на одной линии, медленно двинулись вперед. За ними, на отдалении, метрах в тридцати, колонной по двое, с автоматами наизготовку, последовали остальные.
Вначале продираться сквозь чащобу было тяжело, но потом лес поредел, и идти стало легче.
– Смотри, здесь чьи-то следы! – воскликнул сбоку Пантюхин.
– Где? – заинтересовался Урманов.
– Иди сюда.
Урманов подошел, встал рядом.
– Волк… – таинственно изрек Пантюхин, с видом Шерлока Холмса изучая следы. – За лисой бежал… Вот, видишь? Маленькие лапы, а рядом – большие.
Урманов взглянул на испещренный следами снег и рассмеялся.
– Ты че? – удивился Пантюхин.
– Так это же заяц!
– Заяц? Да ну! Вон, лапа какая огромная. Волк!
– Сам ты волк! – уверенно возразил Урманов. – Заяц, я тебе говорю!.. У него же передние лапы маленькие, а задние – большие.
– Ага! – обрадовался Пантюхин. – Не сходится!.. Здесь наоборот. Впереди большие, а позади маленькие.
– Балда! – уже начиная злиться, бросил Урманов. – Это он так бегает. Задние лапы у него вперед идут. Он на передние приземляется, а задними отталкивается… Ты что, зайца никогда не видел?
– Нет, не видел.
– Понятно… Пошли давай, следопыт. По сторонам лучше смотри. Нам с тобой в первую очередь противника обнаружить требуется. А зайцы – это уже потом.
Противника они увидели метров через сто. На небольшой полянке, на вбитом в землю столбике, темнела выцветшая табличка – «Противник». Поскольку раций у них с собой не было, Урманов, как было оговорено, подал условный сигнал. Свистнул в два пальца…
Через пару минут бойцы отделения с криками «Ура-а-а!» и автоматами наперевес окружили поляну.
– Молодцы! – похвалил курсантов сержант. – Все отработали как надо. Давайте для закрепления повторим еще раз.
Отделение еще дважды окружило поляну, после чего благополучно вернулось на лесную опушку. Там уже готовились к построению те, кто прибыл раньше.
– Вторая часть Марлезонского балета! – торжественно изрек, построив роту, старший лейтенант Рыбаков. – Развертывание подразделения в боевой порядок при внезапном столкновении с противником. С использованием тактического приема «елочка».
– Хорошо, что не «белочка», – негромко съязвил Мазаев.
– Почему такое название? – продолжал, между тем, старший лейтенант. – Сейчас поймете… Второе отделение, ко мне! В колонну по одному, становись!
Курсанты выстроились в затылок друг другу. Во главе встал сержант Бадмаев.
– Во время движения в колонну по одному – наставительным тоном объяснял заместитель командира роты, – в походном порядке, при внезапном столкновении с противником, бойцы должны действовать таким образом… Впереди идущий сержант дает команду… Какую команду вы должны подать, сержант Бадмаев?
– Противник с фронта, к бою!
– Верно… А как при этом должен действовать?
– Упасть на землю, изготовиться к стрельбе лежа.
– Правильно… И в это время бойцы из колонны по одному должны слева и справа от него развернуться в цепь. Как это правильно сделать?.. Первый, стоящий за командиром отделения боец занимает позицию слева, на расстоянии десяти метров. Идущий, следом за ним – справа. Потом опять следующий за ним уходит налево, а другой – направо… Ну, и так далее… Понятно?
– Так точно.
– Сержант Бадмаев, командуйте!
Бадмаев оглянулся на стоящих за ним курсантов.
– Отделение! В колонну по одному, за мной, марш!
Курсанты, вытянувшись длинной вереницей, в затылок друг другу, побежали по поляне, приминая ногами чистый, не тронутый снег.
– Противник с фронта, к бою! – крикнул сержант и тут же упал на месте.
Курсанты, взяв оружие наизготовку, быстро разбежались по сторонам от него, строго соблюдая дистанцию и принцип: если впереди стоящий бежит вправо, то тебе – налево… И наоборот.
Когда отделение развернулось на поляне в оборонительную цепь, сержант Бадмаев оказался строго по центру.
– Молодцы! – похвалил их старший лейтенант Рыбаков. – А теперь встаньте и посмотрите назад.
– Отделение встать! Кру-у-у-гом! – скомандовал Бадмаев.
Курсанты поднялись, стряхивая с себя налипший снег, и развернулись в обратном направлении. Снежная поляна, по которой они бежали, была расчерчена цепочками следов. Причем, следы эти были не хаотичны, а выстроены в определенный графический рисунок.
– Поняли теперь, почему этот тактический прием называется «елочка»? Во-о-от!.. А сейчас организованно, по отделениям идем на пункт получения боеприпасов и затем займемся отработкой тактических приемов уже в составе роты.
Пунктом получения боеприпасов был обычный «УАЗик», в котором сидели старшина роты прапорщик Гладченко и каптерщик Гомзиков. Один выдавал холостые патроны, по двадцать штук в руки, а другой – взрывпакеты, по одному на человека. Кроме того, каждому полагалось еще по коробке спичек. Ведь для того, чтобы привести в действие взрывпакет,
После того, как боеприпасы были получены, и снаряжены в магазины, по десять патронов в каждый, поступила команда – подготовить оружие. Это значит открутить со ствола черный компенсатор, предназначенный для стрельбы боевыми патронами и заменить его на серебристый, используемый для холостой стрельбы.
– Становись! – приказал старший лейтенант Рыбаков. – Заостряю ваше внимание на технике безопасности при обращении с оружием. Патроны хоть и холостые, но выстрел с близкого расстояния может быть опасен. Поэтому помните – друг на друга оружие не направлять… Что касается взрывпакетов, то тут надо быть еще более осторожным. На прошлом выпуске, сержанты не дадут соврать, у нас чуть ЧП не вышло. Один боец решил пошутить и бросил взрывпакет позади лежащего в цепи товарища. Дело было летом. Взрывпакет упал метрах в трех, но по наклону покатился, и закатился бойцу аккурат между ног. Хорошо сержант Лавров успел среагировать, с риском для себя, подчеркиваю, выбросил его в сторону. А то бы курсанту оторвало все напрочь…
По строю прокатился смешок.
– А смешного здесь ничего нету. Для того, чтобы вы знали, что представляет собой взрывпакет, я сейчас один прямо при вас подорву.
Заместитель командира роты достал из кармана светлый кубик, размером чуть меньше ладошки и огляделся по сторонам.
– Куда бы его воткнуть, чтобы наглядней… Чем бы таким накрыть сверху?
– Товарищ старший лейтенант, разрешите? – курсант Нечаев подал голос из строя. – Там ведро старое лежит.
– Где?
– Там, где мы ползли.
– Неси…
Курсант Нечаев бегом рванул по поляне и вскоре вернулся с ржавым, помятым ведром.
– О-о-о-о! – обрадовался офицер. – То, что нужно!
Отойдя на безопасное расстояние, он чиркнул торчащим из взрывпакета темным штырьком о спичечный коробок, и когда штырек заискрился, как бенгальский огонь, бросил белый кубик в снег и сверху прикрыл его ведром. После чего быстро отбежал в сторону.
– Ба-а-а-а-а-х-х!
Взрывом ведро подбросило вверх, сизый дым потянулся к небу.
Старший лейтенант вернулся назад, поднял ведро и показал курсантам. В ржавых стенках видны были лохматые трещины, в днище зияла огромная дыра.
– Вот, видите, что бывает?.. Поджог, сразу бросай. Иначе пальцы оторвет, к едреной бабушке!
– Да мы уже настоящие гранаты бросали, товарищ старший лейтенант, – сказал кто-то из строя.
– Ну и что?.. Граната, это граната, а взрывпакет, это взрывпакет… И там и там нужно соблюдать свои меры предосторожности.
Проинструктировав, таким образом, подчиненных, старший лейтенант Рыбаков построил подразделение в колонну по четыре, и, встав во главе, повел по снежной целине на другой край поляны.
– Вспышка с тыла!
Курсанты, как один полегли, сержанты остались стоять.
– Кроме замкомвзвода, команда всех касается! И командиров отделений тоже!
Сержанты, тихо ругаясь, покорно прилегли на снег.
– Встать, вперед!
Рота поднялась и пошла.
– Вспышка справа!
Колонна послушно легла.
– Встать, вперед!
Вываленные в снегу бойцы падали, вставали с снова падали, продвигаясь, по поляне все дальше и дальше. Урманов думал только о том, чтобы не потерять что-нибудь из имущества. То и дело проверял, на месте ли магазины, штык-нож… Открученный со ствола боевой компенсатор он предусмотрительно сунул в карман брюк – так надежнее… Падая, он каждый раз чувствовал его бедром. Но не перекладывал в карман бушлата. «Пусть лучше будет синяк, но зато никуда не потеряется», – решил он.Наконец, когда колонна достигла опушки леса, офицер дал команду:
– Противник по фронту! К бою!
Строй мгновенно разделился на четыре отдельных вереницы, каждая из которых начала действовать самостоятельно, согласно тактическому плану.
Второе отделение осталось на месте. Первое – бегом сместилось влево, а третье и четвертое двинулись направо. Потом каждое отделение самостоятельно, «елочкой», развернулось в цепь, таким образом, что вся рота оказалась на одной линии. Как только последний боец занял свою позицию, последовала команда «Огонь!»
Зарывшись по плечи в глубоком снегу, Урманов вместе со всеми принялся лупить из автомата в направлении леса, где, по установке заместителя командира роты должен был находиться условный противник. Вспугнутая оглушительным треском автоматных очередей, в зимнее предвечернее небо с карканьем поднялась стая ворон.
Когда в магазине закончились патроны, Урманов поменял «рожок» и поставил оружие на предохранитель.
– Взрывпакеты к бою-у-у-у! – раздалась над поляной зычная команда.
Отложив автомат, Урманов повернулся на бок, достал из кармана холодный и гладкий брикетик, взял его в одну руку, в другой приготовил спичечный коробок.
– По противнику-у!.. Взрывпакетами-и!.. Ого-о-онь!
Урманов чиркнул жестким фитилем по спичечному коробку и, приподнявшись, бросил взрывпакет в сторону леса. Спустя пару секунд раздался взрыв, утонувший в море ему подобных. Снег впереди покрылся множеством темных проплешин.
Едва затихла канонада, послышалось мощное:
– В атаку-у-у! Вперё-о-о-од! Ма-а-а-арш!
С отчаянными криками «Ура!», стреляя на ходу из автоматов, курсанты дружно бросились вперед. И Урманов тоже бежал вместе со всеми, и стрелял, и кричал, что есть мочи… И это раскатистое, многоголосое «А-а-а-а-а-а!» неожиданно объединило всех, сплавило в единый могучий организм, наделило такой энергией и силой, что когда прозвучала команда «Отбой!», они еще долго не могли успокоится и готовы были бежать и бежать дальше, чтобы смести все возможные преграды и всех врагов, что только встали бы у них на пути.
Под вечер, когда уже почти совсем стемнело, по проселочной заснеженной дороге, учебная рота в пешем порядке двинулась в обратный путь. Все были измотанные и уставшие, но настроение было прекрасным. Даже мороз как будто ослаб и уже не жег, а лишь слегка холодил их разгоряченные, покрасневшие лица.
Они шли колонной, в ногу, размеренным походным шагом, экипированные по полной боевой. В тусклом свете восходящей луны поблескивало боевое оружие; за спинами топорщились туго набитые вещевые мешки; пояса оттягивали подсумки, штык-ножи, саперные лопатки; противогазные сумки висели на боку… Вокруг в сиреневых зимних сумерках простирались занесенные снегом перелески и поля, а вдали, у линии горизонта, переливаясь желтыми веселыми огоньками, манило к себе теплое и уютное жилье.
Шагая в строю вместе со всеми, Урманов задумчиво размышлял:
«Вот еще один день позади… Мы намерзлись, измучились, устали. Одежда намокла от снега, и в сапогах, сквозь портянки сочиться вода. Мы далеко от дома, соскучились по близким и родным. Но… Все таки, как бы ни было нам тяжело, в нас не стреляют. Мы сегодня вернемся в казарму живыми и здоровыми, все до одного. А потом будет отдых и отбой. И теплая кровать со свежим бельем. И надежда на то, что после выпуска станет легче. А на войне… Вот кому было по-настоящему тяжело. И по-настоящему страшно…»
– Э-эх! – сладко вздохнул Панчук. – Кто-нибудь знает, какой сегодня день?
– День парижской коммуны.
– День танкиста.
– День строителя.
– День сурка…
Посыпались версии со всех сторон.
– Дурачьё, – с ласковой снисходительностью заметил Панчук. – Сегодня пятница.
– Во, дает! – усмехнулся Широкорад. – У них в дурдоме каждый день праздник!
Но Панчук, как лунатик, погруженный в себя, продолжал.
– Эх, был бы я сейчас на гражданке… Пришел бы с работы домой, помылся в душе, натянул свои голубые джинсы, ботиночки лаковые… И – на дискотеку. А там… Девчонки! Вот в таких юбочках. Глазки, ножки, фигурки… Музыка играет, все танцуют…
– Закатай губу, приятель! – отозвался с другого краю Мунтян. – Тебе еще служить, как медному котелку.
Урманова поразило то, что сержанты никак не реагировали на разговоры в строю. Обычно это дело немедленно пресекалось… Чего же они? Сознательно дали слабину, или просто сами устали до невозможности?
Шагавший в середине строя курсант Мазаев неожиданно вполголоса затянул:– Эта рота отступала по болоту,
Но потом ей приказали – и она пошла назад.
Эту роту, расстрелял из пулемета
В сорок третьем заградительный отряд.
Тут же, с припева песню подхватили сразу несколько голосов.
– И лежат они все вместе,
И глазницами в рассвет.
И теперь всего им вместе,
Лишь четыре тыщи лет.
Урманов ожидал окриков «Отставить! Прекратить!», но сержанты почему-то молчали. Старший лейтенант Рыбаков тоже никак не реагировал на происходящее.
– И пока вот эта рота умирала,
Землю грызла, лед кромсала,
кровью харкала в снегу,
Пожурили молодого генерала,
Намекнув, что вот теперь он
перед Родиной в долгу.
Теперь уже вся рота, осмелев, в полный голос, дружно завела припев.