Две стороны одной монеты
Шрифт:
Шоу выходит из кабинета, захлопнув дверь. Эрик продолжает стоять на месте. Он дышит так глубоко, что у него начинает кружиться голова. А может, она кружится от осознания, что только что его мать чуть не покалечили во второй раз, потому что он не смог сдержать свой гнев?
Спаситель мутантов… Убийца мутантов… Он всего лишь преподаватель генетики в колледже, всего лишь тот, кто полжизни считал себя больным, а еще часть — искал доказательства того, что это не так. Та ночь в парке навсегда осталась в его разуме кровавым следом жестокой действительности, о которой он тогда еще ничего не знал.
Он неосознанно трет пальцы, чтобы вспомнить ощущение еще теплой, густеющей крови убитой мутантки. Но ничего не чувствует. Только липкий пот на подушечках, напоминающий о том, где он и что только что случилось. Ему больше не нужны воспоминания, чтобы верить в существование мутантов и группировки Шоу, которая охотится на них. Теперь он часть этой истории. И он так же беспомощен, как и тогда, в парке.
— Эрик. Пожалуйста, слышишь меня?
Голос Мойры дрожит, и Эрик заставляет себя оторвать взгляд от монитора. Мужчина в черном отошел от его матери, оставив ее в покое.
Мойра почти съехала с кресла, и Эрик слабо шевелит пальцами, заставляя металл вернуться в его привычную форму, чтобы женщина могла сесть.
— Спасибо.
Он смотрит на ее неуклюже подогнутые ноги, с которых съехал плед. И вдруг понимает, что одной стопы у нее нет. Но прежде, чем он успевает убедиться, Мойра накидывает плед обратно, скрывая свою травму.
Они встречаются взглядами.
— Не сопротивляйся ему. Сопротивление делает только хуже. Ты должен согласиться — ради своей мамы, Эрик. Он все равно сломает тебя… — голос Мойры срывается, и Эрик чувствует, как его накрывает безысходность ситуации.
Он вынужден замереть, чтобы не выдать себя, когда голос Чарльза звучит в его голове. Потому что в кабинете Шоу тоже висят камеры, и он уверен, что психованный ублюдок наблюдает за ними…
«Мне так жаль, что это случилось с твоей мамой, Эрик. Прости, я ничем не могу помочь ей… У нас мало времени. Шоу не оставит нас наедине надолго. Он не доверяет мне, хотя и уверен, что я не могу использовать свою телепатию на тебе».
— Это… Он сделал это с тобой? — Эрик кивает на ее ноги. Он вынужден что-то сказать, потому что его молчание затягивается.
Мойра кивает и отворачивается к окну, закусив губу.
«Слушай меня внимательно. Шоу хочет подключить тебя к Церебро. Неважно зачем. Ты сможешь взломать машину изнутри, если впустишь меня в свой разум, убрав барьер…»
«Что? Барьер? Но ты и так говоришь со мной!»
«Я могу общаться с тобой только тогда, когда ты пользуешься своей силой или готов вот-вот ее применить. Твое магнитное поле меняется и впускает меня. В здании с Церебро у тебя не будет возможности выпустить свой дар. У Шоу есть сыворотка, он вколет ее тебе, чтобы подавить силы перед подключением. Но это не все. Церебро для меня — слепая зона. Я не могу использовать телепатию в радиусе двухсот метров от него. Когда тебя подключат к машине, ты должен быть открыт для меня. Это единственный момент, когда я смогу к тебе подключиться и когда ты сможешь взломать машину с моей помощью. Если ты не откроешься мне, если мы не успеем… Машина возьмет власть над твоим металлокинезом
Эрик ходит туда-сюда, рассматривая стеллажи с книгами, и то и дело возвращается блуждающим взглядом к экрану. Он вслушивается в голос Чарльза в голове и не может разорваться между телепатическим и реальным контактом с Мойрой.
«Это все звучит, как выигрыш в чертову лотерею! Один шанс на миллион, что все пойдет по нашему плану, похожему на собачье дерьмо! Как я должен открыть тебе разум?!»
«Я слишком долго ждал этого шанса, мой друг, чтобы его прошляпить… Ты должен будешь…»
Голос вдруг исчезает, и Эрик невольно останавливается, уставившись невидящим взглядом в лежащую на полу кисть. Сердце сжимается при мысли о матери, напуганной и страдающей от боли в плену у этих ублюдков.
«Чарльз?»
— Вы Эрик Леншерр?
Эрик резко поднимает голову и смотрит на Мойру. Та смотрит на него в ответ внимательным, колючим взглядом. Ее губы недовольно поджаты, и пальцы аккуратно разглаживают одеяло на коленях.
— Да. Я… Чарльза здесь уже нет, верно?
Женщина зло вздыхает.
— Нет. Он пропал. И судя по тому, что это случилось раньше оговоренного времени, это произошло против его воли.
Эрик чувствует, как по спине бегут мурашки. Раскрыли? Их план раскрыли даже до начала его реализации? Но в памяти тут же всплывают слова Чарльза: «Шоу не оставит нас наедине надолго». Так и есть, скорее всего, он просто отключил Чарльза от тела его сестры с помощью Церебро.
— А ты… Разве ты… Ммм, не осознаешь, что происходит, когда Чарльз в твоей голове?
Мойра фыркает и горько усмехается.
— Слава богу, нет. Иначе я бы просто свихнулась: невыносимо постоянно жить с чужим голосом в голове. Мне этого и в детстве хватило.
Ее взгляд невольно цепляется за отрубленную кисть на полу, и ее лицо тут же меняется.
— Чье это? Кого-то из твоих близких? Шоу шантажирует тебя? — она пытается рассмотреть руку, вытягивая шею, и Эрик заслоняет кровавый сверток собой. Ему неприятно ее внимание.
— Моя мать в плену у пособников Шоу. Он хочет, чтобы я помог ему с Церебро.
Эрик не знает, что именно Мойре известно о планах Чарльза, и он решает ничего не говорить.
— О, ясно. Чарльз писал о тебе. Что ты металлокинетик.
Она вдруг понимает, что в комнате половина металлических вещей явно выглядит не так, как им положено. Ручки на столе расплылись застывшими лужицами, торшер в углу погнулся, и занавеска висит на одной уцелевшей прищепке.
— Да, это так. Чарльз писал тебе? Письмо или как?
Эрик не знает, о чем говорить с этой женщиной. И это довольно странно, если учесть, что они разговаривали последний час друг с другом. Он словно находится среди психов. Впрочем, так оно почти что и есть.
— Письмо? Нет, конечно. Чарльз ведь постоянно подключен к этой чертовой машине. Не уверена, что его собственные руки еще помнят, как писать. Он оставляет записки, когда находится в моем теле, — Мойра хмурится, и, несмотря на вызов в ее голосе, Эрик понимает, что ей больно думать о брате.