Две жизни. Часть 4
Шрифт:
Были здесь молодые и старые. Были и дети лет восьми – двенадцати, сидевшие возле своих матерей. У всех были лица весёлые и добрые, глаза, радостно и спокойно светившиеся. Я взглянул на брата, подававшего еду на наш стол. Это был тот самый брат, который приходил за нами посланником от Всеволода. Его лицо всё так же сохраняло печать скорби, но скорби какой-то былой, давно пережитой. Оно напомнило мне лица бедуинов, которых Иллофиллион направил конвоирами буйного всадника, встреченного нами в пустыне.
Некоторое время все молча ели поданную кашу, за которую принялись только тогда, когда взял ложку в руки их настоятель. Я заметил, что сам Всеволод ел не больше Раданды, но делал вид, что ест усердно, чтобы не смущать никого из тех, кто обладал хорошим аппетитом. Каша была вкусная, сладкая – из чего она, я разобрать не мог, да, пожалуй, никогда такой и не пробовал. Но тем не менее я должен был констатировать, что мой отличный аппетит исчез. Я с трудом проглотил несколько ложек каши, и то каждый раз под пристальным взглядом Иллофиллиона. Мне было так трудно есть, что на последний настойчивый
Убрав все следы предшествовавших блюд, на столы подали прекрасный кофе или, по желанию, чай и поставили большие кувшины с молоком. Несмотря на то, что руки брата, подававшего еду на наш стол, были изуродованы – на правой не хватало мизинца, а на левой – средних пальцев, он делал всё быстро и ловко, без всякой торопливости и даже опережал другие столы, где было по два подавальщика. Невольно посмотрев на чашку, в которой мне подали кофе, я залюбовался простой и красивой её формой. Высокая, из тонкого фарфора, как мне показалось вначале, она на самом деле была стеклянной и переливалась жёлто-голубыми, розовыми и фиолетовыми красками. На ней ярко выделялся рисунок – роза и несколько небрежно брошенных фиалок. Посмотрев на чашки соседей, я увидел, что форма у всех чашек одинакова, но рисунок разный. Я восхитился талантом мастера, который мог достичь в пустыне такой высокой художественности.
Завтрак закончился, Всеволод поднялся с места, поклонился Иллофиллиону, поклонился всем нам и, повернувшись лицом к другим столам, поклонился всем присутствующим.
– Друзья и братья! Сегодня среди нас тот дорогой Учитель, всем нам друг и спаситель, к приезду которого я вас подготавливал. Для многих из вас его приезд не только радость и счастье свидания с человеком, которому почти все мы обязаны спасением жизни. Это также и зов к новой жизни, к новой форме внешнего труда. Для многих из нас настало время перелить в действие те сокровища духа, которые мы выработали и накопили здесь в своих сердцах. Здесь мы закалились, пора теперь трудиться среди мирской суеты для общего блага людей. Не огорчением от разлуки с теми, к кому мы здесь привыкли и кого полюбили как ближайших друзей и сотрудников, должны мы ответить на призыв Учителя к новым формам труда и к новым местам жизни. Но радостью, что, призванные им, а в его лице – всем Светлым Братством, мы можем начать в иных местах жизнь единения с ближними в красоте, в действенной любви и доброте сердца. Слушайте же сейчас в полном мире и внимании слова нашего дорогого, великого друга, брата и Учителя.
Всеволод ещё раз поклонился Иллофиллиону и сел на своё место. Иллофиллион встал, окинул взглядом всех, не исключая и нас, и я снова испытал под этим взглядом необычайное состояние, когда кажется, что речь обращена только и именно к тебе одному. Взглянув на лица окружающих, я понял, что каждый испытывает точно такое же чувство – словно всё внимание Иллофиллиона направлено только на него одного.
– Мои добрые друзья, мои верные сотрудники! Давно, очень давно имела место первая моя встреча с каждым из вас. С одними раньше, с другими позже, но со всеми без исключения очень давно я встретился впервые. Каждый из вас знает сам, как тяжело он страдал до момента встречи со мной. Каждый помнит хорошо, из какой адской муки он был вырван и укрыт мною здесь. Но, друзья мои, мои дорогие дети, так горячо посылающие свою благодарность и любовь сейчас мне и посылавшие их мне всё время, я ли причина вашего теперешнего достижения? Или вы сами, своим трудом, нашли в себе силы и умения освободить своё сердце, раскрепостить свой разум от предрассудков и тем помочь душе своей загореться и сжечь все условности, все иллюзии, мешавшие ей проявить себя в огне и духе? Не я, но вы сами, друзья мои, причина вашего освобождения. Вы сами – золотоискатели, откопавшие в себе груды сокровищ, на первом месте среди которых стоит незыблемый мир как следствие вашего умения жить в Вечном, нося Его в своей временной форме и приветствуя Его же в каждом встречном существе. Сейчас для многих из вас пришла новая радость: поделиться добытыми сокровищами с теми несчастными детьми земли, которые не имели ни сил, ни возможности – ибо воля их молчала – обратить свой взгляд внутрь себя. Ваша новая задача – при всякой встрече с новыми людьми, где бы и при каких обстоятельствах эта встреча ни происходила, – вовлекать их в свою ауру, успокаивать их страдания и развивать в них самостоятельность в труде. На чём должна основываться эта самостоятельность? Я призываю пробуждать и закалять в людях
Перед вами дорога гигантов, дорога Вечного, зовущего вас к труду и действию с Ним. Не поддавайтесь же мелочности чувств. Не давайте сердцу обрастать плотью и кровью временного, но действуйте теми сторонами вашего существа, где каждая клетка так напитана светоносной материей солнца, что плоть и кровь стали лишь остовом ей, а не сутью, стержнем вашей энергии.
Для каждого человека наступает момент его испытания. И для каждой материи Вселенной есть момент испытания её прочности и сопротивления как пригодной к тому или иному роду мирового строительства. Земное человечество не может быть исключением из общего закона Вселенной, как и всякая её материя, одухотворённая или ещё ожидающая одухотворения. Момент испытания ученика – это момент величайшей радости. Самоотвержение его – это не та или иная форма отречения, а утверждение Жизни, утверждение её сил в каждой встрече. Дошедший до такого самоотвержения несёт всюду радость, ибо уже прошёл все те стадии, когда личное восприятие момента могло нести горечь. Для вас нет уже ни времени, ни пространства как таковых – для вас есть чудо Жизни, идущей по земле, славить которую, раздувать её искры и очищать в каждом встречном вы призываетесь.
Я приветствую вас в этот миг вашей жизни, в великий поворотный момент, когда моей рукой Светлое Братство вручает вам ключ для новых дверей. Им вы сможете раскрыть двери сердца встречного, помогая ему выйти из жизни узкой – в условных законах одной земли – и перешагнуть в жизнь широкую всей Вселенной, в единение с трудом всего человечества неба и земли, живущего по законам целесообразности.
Не судите отныне ничью видимую жизнь. Вы знаете, что величие вашей жизни составляло и составляет то, что невидимо, неосязаемо и невесомо, но что заставляет сиять всё плотное, видимое и весомое в вас и вокруг вас.
Идите же в мир суеты, мои дорогие. Идите весело, просто, легко. Идите бесстрашные, уверенные, и вы всюду и всё победите, ибо будете побеждать, любя и зная. Мир вам моими устами шлёт всё Светлое Братство. Будьте благословенны!
Иллофиллион высоко поднял руку и благословил всех, стоя слушавших его слова. Мне показалось, что во всех направлениях, куда был обращён жест Иллофиллиона, вылетали большие снопы огня, прирастая к аурам людей и зажигаясь в них огненной звёздочкой. Несколько минут длилось чудесное молчание. Оно захватило всех, точно мощь великой торжествующей песни. Я снова испытал незабываемый момент единения с Жизнью, со всеми её видимыми формами. Я ещё раз понял, какою мощью обладал Иллофиллион, раскрывая сердца людей к прекрасному.
Всеволод приказал братьям отворить дверь, и все стали выходить из столовой, отдавая поклон Иллофиллиону, Всеволоду и нам. Когда последний брат вышел, Всеволод обратился к Иллофиллиону:
– Не желаешь ли, дорогой Учитель, осмотреть мастерские, швальни [8] , ремесленные училища и школу, а также больницу моего участка? Быть может, я недостаточно высоко поднял ремёсла и образование, хотя я и старался точно придерживаться указанных мне тобой путей и методов. Некоторые из цехов, вроде цеха стеклянной небьющейся посуды и оконных стёкол, мне пришлось перенести в оазис темнокожих, так мне приказал Раданда. Быть может, ты соблаговолишь съездить и посмотреть их там?
8
Швальня – портняжная мастерская. – Прим. ред.
– Непременно, мой друг, в ближайшие же дни. Но сегодня я разделю свою группу людей. В школу твою я пойду сам и возьму с собой только моего келейника Лёвушку и приближённого ученика Али Наталию. Остальные мои друзья, среди которых позволь тебе представить артиста с мировой славой, Бронского, пойдут осматривать твои ремесленные мастерские и заводики. В них Бронский, Никито и все остальные спутники найдут, что посоветовать твоим мастерам, продвинув их в изяществе и тонкости вкуса, и кое-чему поучатся и сами. Вот, представляю тебе двух специалистов библиотечного дела, знаю, что ты отстаёшь в этой работе. Они помогут тебе разобрать новый караван с книгами, который тебе уже послал Али. Не беспокойся, они всё уладят, дай им только помощников, лучше всего старших школьников. И старые книги разберут, и новым место найдут. А эта сестра привезена мною специально для создания яслей и детских домов. Придётся совсем по-новому организовать это дело. Она останется здесь и получит и помощников, и указания. Сейчас дай ей провожатого, чтобы она могла обойти часть детских помещений.