Две жизни
Шрифт:
Только, может быть, я ошибся в компаньонке. Я думал, что жизненная катастрофа поможет Жанне начать трудиться и она оценит тебя по достоинству. Но, кажется, я ошибся, – говорил Строганов, очевидно продолжая начатый разговор.
Я хотел подать знак, что вс„ слышу, хотел выйти из своего угла, чтобы не быть непрошеным свидетелем чужих тайн. Но апатия, точно непобедимая дремота, овладела мной, и я не мог пошевелиться.
– Нет, отец, я не печальна. Напротив, я очень благодарна тебе за эту встречу. Мне так ясна моя роль подле этих прелестных, но заброшенных детей. Мать их обожает, но
Я не видел Строганова, но всем существом почувствовал, что в его глазах стоят слезы. И я не ошибся. Когда вновь раздался его голос, в н„м слышались слезы:
– И подумать только! Сколько красоты, сколько талантов в тебе! Сколько сил ума и сердца, – и вс„ это должно гибнуть, оставаться бесполезным.
– Как раз наоборот, отец. Любя людей всем сердцем, я хочу трудиться для них, для земли, а не быть над ними. Я хочу быть совершенно свободной, никакими личными узами не связанной, не выбирать людей по своему вкусу, а служить тем страдающим, кого мне подбросит жизнь. И в эту минуту твоей любящей рукой дана мне та из встреч, где я могу быть наиболее полезна. Мне не трудна будет Жанна, потому что она тоже дитя, хотя разница в летах между нами небольшая.
Но в моей жизни был ты, у не„ же – жадные французские мещане. А ты, – хотя ты и сме„шься над моим тяготением к Индии, над исканием какой-то высшей мудрости в жизни, – ты самый яркий пример человека, которого можно назвать великим посвящ„нным.
Ничего не зная и не желая знать о каких бы то ни было «посвящ„нных», ты всю жизнь подавал мне пример активной доброты. Ты ни разу не прош„л мимо человека, чтобы не взглянуть на него со всем вниманием, чтобы не подумать, чем бы ты мог быть для него полезен. И ты помогал, не дожидаясь, чтобы тебя об этом просили.
Я шла и иду, как ты. Я только верна тем заветам, которые читала в твоих делах. Я знаю, как тяжела тебе моя любовь к Ананде, которую ты считаешь безответной и губительной. Но пойми меня сейчас и навсегда. В первый раз за всю нашу жизнь я говорю с тобой об этом, – и в последний.
Не гибель принесла мне эта любовь, но возрождение. Не смерть, но жизнь; не горе, но счастье. Я поняла, что любовь – это когда ничего не просишь, но вс„ отда„шь. И вс„ же не разоряешь душу, но крепнешь.
То высочайшее самоотвержение, в котором жив„т Ананда, это уже не просто человеческое творчество. Это мощь чистого духа, умеющего превратить серый день каждого человека в сияющий храм.
И если моя жизнь подле тебя была радостью и счастьем, то он научил меня ценить каждый миг жизни как величайшее благо, когда все силы человека должны быть приложены не к достижению эгоистического счастья жить, а к действиям на благо людей. Не отказываюсь я от счастья, а только вхожу в него. Вхожу любя, раскрепощ„нная, весело, легко, просто.
В прихожей послышались голоса, разговор оборвался, и в
Послышался стук в дверь, все отвлеклись, я воспользовался мгновением и проскользнул в сад.
Через несколько минут я услышал, что меня зовут; но вместо того чтобы приблизиться к дому, я отош„л в самый дальний угол сада.
Вскоре в дверях показался князь, державший в руках конверт. Он искал меня, зовя тоже «Л„вушка», видимо не зная моего отчества, как и я не знал даже его фамилии по свойственной мне рассеянности.
Я очень обрадовался, что это он. Легче всего мне было сейчас увидеться именно с ним. Он подал мне письмо, говоря, что его прин„с матрос-верзила.
Капитан писал, что не может сегодня обедать с нами, как сговорился вчера. В его делах возникли некоторые осложнения, почему он и просит отложить нашу восточную идиллию и разрешить ему заехать к нам завтра часов в десять вечера.
Мы вернулись с князем в дом, и я передал И. содержание письма. Строганов приглашал нас к себе, но И. сказал, что воспользуется свободным временем и напишет несколько писем, а мне даст отдохнуть от чрезмерной суеты.
Мы простились со Строгановыми, и И. предложил Жанне провести с нами вечер. Но старик категорически заявил, что Жанна пойд„т обедать к ним, а вечером, часам к восьми, он привед„т к нам обеих дам.
– Вот это прекрасно, – сказал И. – Может быть, и вы пожалуете к нам? – обратился он к князю.
Тот вспыхнул, растерялся, как мальчик, и с радостью ответил согласием.
Мы вышли с И. Он пов„л меня новой дорогой, но видя мо„ ловиворонное состояние, смеясь взял меня под руку.
– Итак, – сказал он, – новая жизнь Жанны и князя уже началась.
– Что она началась для Жанны – это я вижу, – ответил я. – Но вот началась ли она для князя – по-моему, большой вопрос.
– А для меня новая жизнь князя гораздо яснее обозначилась, – улыбнулся И., – чем жизнь Жанны.
– Быть может, это и так, – возразил я. – Но если чья-либо жизнь действительно преобразится, – так это жизнь Анны.
И. остановился так внезапно, что на меня сзади налетели две элегантные дамы и далеко не элегантно сбили зонтиком мою панаму, не подумав даже извиниться.
Я разозлился и крикнул им вдогонку:
– Это совсем по-турецки.
Должно быть, я был смешон в сво„м раздражении, потому что проходивший мимо турок засмеялся, а я ещ„ больше озлился.
И. снова ласково взял меня под руку.
– Ну и задал ты мне загадку… Ай да Л„вушка, – сказал он, смеясь, после чего мы благополучно добрели до своего отеля. Я был рад, что И. не обладал способностью стрелять речами, как горохом из ружья, по моему примеру, хотя сознавал, что именно этого я достоин сейчас больше всего.
ГЛАВА 18 ОБЕД У СТРОГАНОВЫХ Пробежала целая неделя нашей суетливой константинопольской жизни, с ежедневными визитами к больной княгине, к Жанне, к некоторым из наших спутников по пароходу, о ч„м просил капитан, и я не только не успевал читать, но еле мог вырвать час-другой в день, чтобы осмотреть город.