Две жизни
Шрифт:
– Батюшки, да вы красавец сегодня, Л„вушка. Помилосердствуйте, Жанна окончательно очаруется, – вскричал капитан.
Но ни его ирония, ни внимательный взгляд И. меня не смутили. Я был полон мыслями о Флорентийце и брате и твердо решил ни разу не превращаться сегодня в «Л„вушку-лови ворон».
Мы спустились вниз, простились с капитаном и, бережно держа корзиночки с цветами, сели в коляску.
У подъезда дома Строгановых стояло несколько экипажей. Я понял, что обед будет не очень семейным, есть и другие гости; но ещ„ раз дал себе слово быть достойным Флорентийца и собрать
В просторной светлой передней Строгановых, где по двум стенам стояли высокие деревянные вешалки, висело много летних плащей и лежали кучей всевозможные шляпы.
Слуги взяли у нас шляпы, помогли вынуть цветы. Я был пораж„н, какое чудо искусства – две бутоньерки из фиалок – оказалось в моей корзиночке; тогда как у И. три букета роз на длинных стеблях, каждый из которых был связан прекрасной восточной лентой. И. подал мне букет розовых роз, взял у меня одну бутоньерку из фиалок и сказал :
– Иди за мной, Л„вушка. Я подам букеты старой хозяйке и Анне. Ты подашь фиалки Анне, а розы Жанне. Не робей, держись просто и вспоминай, как держит себя Флорентиец.
Сопоставление высоченной и величественной фигуры моего обожаемого друга с моею фигурой среднего роста и хрупкого сложения, его манер – простых, но величавых – с моей юркостью, мысль, как хорош бы я был, величественно выступая в подражание ему, показалась мне такой комичной, что я едва удержался от смеха; но улыбки удержать не смог и с нею вош„л в гостиную.
Здесь были только одни мужчины, и гостиная скорей походила на курительную комнату, так в ней было накурено.
– Ну вот и вы, – услышал я голос Строганова, идущего нам навстречу. – Я думаю, мои дамы начинают беспокоиться, как бы не перестоялись изобрет„нные ими кушанья, и настроение их уже портится. Мы ждали вас по-семейному, раньше; а вы, столичные франты, прибыли по этикету, за четверть часа, – смеялся он, пожимая нам руки. – Пойд„мте, я познакомлю вас с моей старухой. А с остальными и знакомить не буду. Вс„ равно перепутаете всех оглы и паши,
– взяв И. под руку, продолжал он.
Он подв„л нас к величавой пожилой, но ещ„ нестарой женщине в ч„рном ш„лковом платье, очень простом, но прекрасно сидевшем на е„ стройной, несколько полноватой фигуре.
Увидев лицо дамы, я был пораж„н. Косы на голове е„ лежали тяж„лой короной и, к моему удивлению, были пепельного цвета. Глаза ч„рные, овал лица продолговатый, цвет кожи смуглый, почти оливковый, руки прелестные. Передо мной стояла Анна, но… Вс„ в матери напоминало дочь, но какая пропасть лежала между этими двумя несомненными красавицами.
– Я очень рада видеть вас у себя, – сказала она И., принимая цветы. – Муж мой говорил так много о вас.
Голос е„ тоже был низкий, как у Анны, но и здесь ощущалась огромная разница. Он был хрипловатый, и в н„м звучали нотки избалованной красавицы, привыкшей побеждать и поражать своей красотой. Мне она только едва улыбнулась, сейчас же переведя глаза на высокого турка в феске и европейском платье и продолжая начатый с ним разговор. У меня не было времени размышлять о жене Строганова, так как нам навстречу
Анна была в белом, кисейном платье; ч„рные косы, как обычно, лежали по плечам, глаза сверкали, снова напомнив глаза-зв„зды Ананды. Она протянула И. свою дивную руку, которую он поцеловал, и радостно улыбнулась, принимая от него фиалки.
– Наконец-то, – сказала она. – Всякого сюрприза я могла ждать от вас. Но чтобы вы подарили мне фиалки…
Когда же я, в свою очередь, подал ей ещ„ один букет фиалок, она точно задохнулась, так глубоко было е„ удивление.
– И вы, и вы раздобыли для меня мои любимые цветы, – тихо сказала она, беря меня под руку и уводя из центра комнаты, где мы стояли, привлекая общее внимание. – Вы с вашим братом чересчур балуете меня. О, если бы вы знали, эмблемой какого счастья служат для меня эти цветы.
– Я знаю, – сказал я необдуманно. Увидя необычайное удивление на е„ лице, поняв, как глупо попался, я не дал ей опомниться и попросил указать, где в этой огромной комнате сидит Жанна. Удивление и беспокойство на чудном лице Анны сменились, наконец, смехом.
– Чудак вы, Л„вушка, – сказала она. – Вы меня так было озадачили, – И она ещ„ веселее рассмеялась. – Ну вот вам Жанна и князь. Веселитесь, я же пойду выполнять свои обязанности хозяйки. Вы будете сидеть за обедом подле меня, вернее, между мной и Жанной, так как ни одна из нас не желала уступить вас никому другому. – И, улыбаясь нам троим, она нас оставила. Я подал Жанне розы и сел рядом на турецкое низкое кресло.
Я не мог ни осмотреть комнаты, огромной, с опущенными гардинами и массой зажж„нных ламп, ни наблюдать за движущимися в ней, весело и громко, часто по-турецки, разговаривающими людьми, так как Жанна сыпала сотню слов в секунду, вс„ время требуя моего участия. Главное, она была недовольна тем, что я сосед с нею по правую руку, а не по левую, где будет сидеть князь.
Наконец, мне удалось перебить е„ и спросить князя, в каком состоянии он оставил жену.
– Очень хорошем. Лев Николаевич; княгиня уже пыталась держать в руке чайную ложечку и радовалась, как дитя, – ответил князь.
Тут открылись двери столовой, и хозяин, стоя на пороге, пригласил нас к столу.
Анна уже спешила ко мне. Бутоньерка из фиалок была приколота к е„ груди и резко выделялась на белом платье, ещ„ больше подч„ркивая беломраморность е„ лица и шеи.
Подав ей руку, я двинулся в шеренге пар, обнаружив впереди мать Анны с тем элегантным турком, с которым она разговаривала давеча.
Когда я занял указанное Анной место, то оказался не только между нею и Жанной, но и vis-a-vis с молодым Ибрагимом, который был элегантно, по-европейски одет. Мы радостно раскланялись. Рядом с ним сидела девушка несколько восточного типа. Жанна сейчас же шепнула мне, что это племянница Строгановой, дочь е„ сестры; что сама Строганова особа очень добрая и вес„лая, видит в ней будущую жену Ибрагима. Я от души пожалел моего приятеля, так как девушка была смазливенькая, но казалась тупой. От такой жены вряд ли можно было ждать вдохновенных минут.