Две жизни
Шрифт:
Она едва дышала от возбуждения. Но ей хотелось еще большей близости. Напряженное до предела тело ныло и с готовностью откликалось на каждое его прикосновение.
— Нет! — неожиданно воскликнул Генри и вскочил с постели, побледневший, с внезапно потухшим взором.
Пожар, бушевавший в груди Рут, мгновенно угас — остались лишь жалкие головешки. Дрожащими руками она натянула на себя одеяло, стремясь поскорее спрятать и шрам, и прелести своего тела. Она не могла заставить себя поднять взгляд на Генри. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он
— Твоя нога здесь ни причем, — твердо произнес Генри.
— Не нужно меня успокаивать. — Рут теперь уже вполне владела собой. — Я знаю: шрам выглядит отвратительно. И довольно об этом.
Генри медленно поднял одеяло и отбросил его в сторону. Рут закрыла глаза. Легко — так, что она едва ощущала его прикосновения, — Генри стал гладить ее бедро. Приятная, возбуждающая дрожь пробежала по телу Рут.
— Нет, недовольно, — упрямо произнес он. — Посмотри на меня.
Чего он хочет добиться, черт возьми?! — уже негодуя, подумала Рут. Ему мало, что мое сердце разрывается на части. Он жаждет крови?
— Взгляни мне в глаза, — требовательно повторил он.
Рут повернулась, вопросительно приподняв брови. На его лице, словно отлитом из бронзы, застыло агрессивное выражение. Тем не менее, говорил он спокойным, размеренным тоном:
— Тот, кого может оттолкнуть твой шрам, недостоин тебя. Ты удивительная, неповторимая и вся словно светишься изнутри. От тебя исходит столько тепла, что хватит растопить все льды Антарктиды.
О, как хотелось бы ему поверить!
Ее взгляд упал на загорелую, красивую руку Генри, лежавшую поверх кошмарного шрама.
— Так почему же ты… почему отшатнулся от меня? — прошептала она.
Неловкость, стыд меркли перед желанием узнать правду.
Взгляд Генри посуровел, он сжал губы.
— Я не хочу походить на солдата перед отправкой на передовую, которому важно урвать, как можно больше удовольствий, поскольку неизвестно, представится ли еще такой случай. — Он тщательно подбирал слова, однако Рут было больно слушать его. — Я ничего не могу предложить тебе взамен. Ни красивого будущего, ни даже самого себя. Сегодня вечером я уезжаю.
Здравый смысл и раньше предупреждал Рут, что из ее отношений с Генри ничего хорошего не выйдет. Но она все равно слепо надеялась на счастливый исход. И вот настал момент, когда на смену надежде пришли боль и разочарование.
— Довольно об этом, — механически повторила Рут свои же слова. — Не беспокойся, Генри, я все понимаю.
Он хотел было что-то сказать, но запнулся.
— Генри, ты мне очень нравишься, но мы ведь почти не знаем друг друга…
— Так что легко будет обо всем забыть, не так ли? — с долей сарказма закончил за нее Генри. — Нет, Рут. Я не стал заниматься с тобой любовью только потому, что ты заслуживаешь большего, чем я могу тебе дать. — Генри встал и направился к двери. Обернувшись от порога, он добавил: — Не думай, что я не хочу тебя. Хочу — больше, чем кого-либо
Дверь за ним бесшумно закрылась.
Рут зарылась головой в подушку, сердце готово было вырваться наружу. Неужели все, о чем говорил Генри, — правда? Его признание в любовной страсти жгло, как огонь, и не утоляло тот голод, от которого не было спасения. Рут отлично понимала, что большего от Генри ждать невозможно.
Однако теперь не время давать волю отчаянию. Собравшись с силами, Рут поднялась, приняла душ, оделась и собрала свои вещи. В гостиную она вошла отнюдь не в лучшей форме, хотя и с высоко поднятой головой.
Генри стоял на террасе спиной к двери. Услышав шаги, он повернулся и внимательно посмотрел Рут в лицо.
— Я готова, — хрипло проговорила она.
— Тогда в путь.
Они ехали по подсыхающей дороге, обмениваясь репликами по поводу половодья и запруд на некоторых участках реки. Раза два Генри приходилось останавливать машину и выходить, чтобы отбросить с дороги мешавшие ветки. Он делал это с таким рвением, даже яростью, словно стремился освободиться от чего-то грызшего его изнутри. Когда он возвращался, взмокший и раскрасневшийся, Рут замирала от нестерпимого желания, но тут же брала себя в руки.
Домик Рут устоял. Пострадало только огромное дерево на лужайке — обломки его ствола и ветки были разбросаны по всему участку.
— Найми кого-нибудь, чтобы вывезти этот мусор, — сказал Генри; вероятно, вид сломанного дерева удручал его.
— Хорошо.
Генри внимательно осмотрел дом внутри и с удовлетворением убедился, что все стекла целы, вода и электричество есть. Остановившись в дверях, он взглянул на Рут. Глаза, ставшие вдруг холодными и бездонными, пристально изучали ее.
— Прощай, — наконец произнес он. И, помедлив, добавил: — Пообещай мне кое-что.
Рут готова была обещать ему что угодно.
— Что именно?
— Я посмотрел один из фильмов с твоим участием. Ты рождена для моря. И ты должна преодолеть свой страх. Ради меня. Научись снова плавать в океане.
Рут кивнула. С комком в горле она наблюдала за тем, как Генри спускается по ступенькам, идет по дорожке, садится в машину. И долго еще потом она не спускала глаз с дороги, по которой стремительно умчался джип.
— Как ты себя чувствуешь? У тебя все в порядке? — Голос Риты, звучал так тревожно и нетерпеливо, что телефонная трубка, казалось, вибрировала.
— Не беспокойся, все нормально. И со мной, и с домом.
— Бог с ним, с домом. Представь, каково мне было, когда я позвонила твоему отцу и узнала, что тебя там нет! Кстати, немедленно сообщи ему о том, что жива! Он очень волнуется.
Рита внимательно выслушала отчет Рут об уроне, нанесенном ураганом, а потом, немного успокоившись, сказала: