Двоеверие
Шрифт:
– Ты отдаёшь её? – с трудом сдерживал он нетерпение. Внутри клокотали самые жаркие чувства: любовь к Белой Волчице, ненависть к подлецу Сиверу, суровость предсказанной ему доли. В порыве чувств Яр вытащил лазурный платок и начал наматывать его на руку с цепью.
– Повторяй за мной слово в слово. Без обращения к Громовержцу метко не выстрелишь, – приказала мать и закрыла глаза.
– Перуне! Вми призывающему Тя, Славен и Триславен буди!
Яр повторил за ней.
– Меч своей Силы на врази Яви!
На этот раз он пробормотал несколько тише. Матери показалось,
– Оберегавший все Веси Сварожьи, прави над всеми Сын Сварога!
Яр не откликнулся. Вздох-другой мать ждала. Когда же всё-таки решилась взглянуть на него, Яр крепко её поцеловал. Она отстранилась всем телом назад, Яр продолжал целовать её и тянуться. Мать с размаху ударила его ладонью, на лице вспыхнул след от руки.
– Ты чего делаешь, щенок! – задохнулась она и вытерла губы запястьем.
После удара Яр отшатнулся, но продолжал улыбаться как ошалелый.
– У тебя такие же очи, как у неё, но уста разные.
Он крепче стиснул лазурный платок.
– Прочь! – завопила она, вскакивая со своего места. – Прочь, вымесок, прочь!
Яр тяжело засопел и выбежал вон из норы.
Мать было кинулась за ним, но так и застыла на месте. Спину будто обжёг злобный взгляд. Тьма возле выхода перетекла за порог, не испугавшись света кострища. Влада развернулась на месте и увидела за очагом тени. Угли подсвечивали мертвенно-бледные лица и полные обвинения глаза. Девять усопших смотрели на неё сквозь багряное зарево. Один раскрыл рот, из него потекла мутная жижа. Доски логова с гнилым скрипом прогнулись, стены заросли алыми рунами, винтовка со звоном грохнулась об пол.
– Поди ко мне, ведьма. Долу! – провыл чужой голос девятью мёртвыми ртами, и тьма накрыла ведунью.
*************
– Помилуй меня, Господи, и не дай мне погибнуть! Помилуй меня, Господи, ибо немощна есмь! Посрами, Господи, борющего меня беса! – со слезами бормотала Дашутка, стоя на коленях перед иконами в полутёмной светлице. Тамара спряталась за приоткрытой на одну ладонь дверью и приглядывала за ней. Дарья пришла в себя поздним вечером и с тех пор не переставала молиться, не пила и не ела. Няня не видела чудища, но гниющий как падаль Зверь шаг за шагом подкрадывался из угла, лишь только молитва Дашутки стихала.
– Господи! Я Твой сосуд: наполни меня дарованиями Духа Твоего Святого, без Тебя я пуста всякого блага, или паче полна всякого греха. Господи! Я корабль Твой: исполни меня грузом добрых дел… Господи! Я ковчег Твой: исполни его не прелестью сребролюбия и сластей, а любовию к Тебе и к образу Твоему – человеку! – громче воскликнула Дарья, увидев, что ночь чёрной смолянистой волной вливается в её комнату сквозь окно, гасит огонёк на лампадке и очерняет рукописные образы. Тамара глядела, как она отчаянно молится и не видела ужасов, которые видела Дарья.
– Хоть бы водицы попила, милая, – донёсся искривлённый голос. Дарья испуганно обернулась, но увидела в дверях не Тамару, а незнакомую женщину с младенцем возле груди. С одежд незнакомки стекала тухлая жижа, лицо раздулось и посерело.
– О, Господи, Иисусе Христе! –
– Поди ко мне, ведьма. Долу! – провыл чей то-голос, и она закашлялась от хлынувшей из ноздрей крови.
*************
– Ежели реку переплывёшь, так стану тебе женою, – сверкнула Влада глазами. Охотник поглядел на воду бурлящей весенней реки. Он ничего не боялся, иначе бы не просил залога у проклятой. Спустившись к ощетинившемуся сухим камышом берегу, он скинул куртку и сапоги, расправил широкие плечи и оглянулся. Шестнадцатизимняя Влада была свежа и красива, как зимний рассвет. Она обещала охотнику больше, чем просто руку и сердце. Когда поднялась стая брызг и он исчез под водой, она осталась на берегу в одиночестве и с замиранием следила, сработает ли её проклятие снова?
*************
Волчица скребла когтями, визжала, старалась выпрыгнуть из земляной ямы, но в белую шкуру вцепились ледяные пальцы покойников и стягивали её в мутную жижу. Люди со слепыми глазами, заляпанными землёй ртами и со сморщенной от воды кожей выныривали за ней и пытались уволочь за собой. Смертельный ужас толкал Владу бороться. Утопленники стенали хором женских, детских, мужских голосов, вопили об утраченной жизни, захлёбывались, причитали, что они не виновны! Руки утопленников тянули Владу к себе с такой отчаянной силой, будто убив её сами могли освободиться.
Влада не собиралась нырять с ними в Пекло: не в колдовских мороках она оборвёт кошт, не в холодной ямине сгинет от рук вздувшихся трупов.
Упёршись задними лапами в тела утопленников, она выскочила из земляной ямы. Передние лапы заскользили по краю. В чёрную воду шлёпнулись комья грязи. Влада почти поднялась, как вдруг перед ней вырос юноша с проломленным черепом. Он стоял наверху и нагибался к самой морде Волчицы.
*************
– Добудешь мне коготь медвежий – стану тебе женой, – в восемнадцать Зим сказала она. Охотник был крепок, молод и ладен и мог быть ей добрым мужем. Влада отправляла его к тёмной берлоге, которой даже матёрые сторонились. Он поглядел сурово. На миг ей показалось, что он откажется, но гордость в конце концов взяла верх. Подхватив нож, охотник поднялся с примятой травы, где они целовались, и скрылся между деревьев.
– Постой! Не уходи! – опомнилась Влада и побежала за ним, окликая вослед. – Не надо мне когтей! Не надо залогов! Останься со мной!
Но он не вернулся.
*************
Юноша занёс копьё в медвежьей крови. Белая Волчица отчаянно заскользила по земляному скату, но с яростью ринулась на охотника, вцепилась зубами ему в горло и выскочила на его груди. Стоило ей подняться, как охотник исчез. Лишь копьё с глухим стуком ударилось оземь.
Влада подняла голову, с белой шкуры стекала напитанная кровью вода. Незнакомое место, лихое, без звёзд. Над кончиками волчьих ушей сгустилась ночь. Земляную яму окружили кумиры. Идолы потрескивали как живые и подпирали друг друга, лопались и ломались, деревянные лики корчились и кривились. Тёмное воинство сузило круг.