Двоеверие

Дружинин Руслан Валерьевич

Но тут Звериный Дух вспомнил иное: испуганный взгляд и странное чувство от поцелуя, непорочность и чистоту жертвы. Яр закрыл глаза и представил себе, как греется не с немой ворожеей, а с вопящей от ужаса крестианкой. Он грубо задвигался, пусть не понимал почему, но голубые глаза дочери Настоятеля распалили в нём страстность.

Да ведь это же его глаза! – осенило вдруг Яра. Глаза его матери! Как такие глаза могли оказаться у крестианки? Больше всего в Явьем мире он хотел знать ответ, хотел страстно любить, истязать, обладать ей, и обезуметь!

Сирин замычала и внезапно ударила

Яра по щеке – она поняла, что он грезит о ком-то другом. От хлёсткого удара Яр очнулся и открыл глаза. Лицо Сирин исказило отчаянье, но это сделало её немного похожей на ту, кого он и правда хотел.

Яр перевернул Сирин рывком на живот, она сопротивлялась, но он крепко сцепил её руки за поясницей и овладел ею сзади. От боли и униженья она зарыдала, но Яр только крепче придавил её сверху.

– Тихо, тихо… – шептал он, купаясь лицом в шелковистых волнах её чёрных волос. – Найду тебя среди зимних снегов, вместе разделим тепло и в единого Зверя сольёмся. Чую… чую в тебе Волчий Дух. Никогда больше не отпущу и одну не оставлю!

Яр накрыл голову Сирин платком и продолжил любить её своей грубой любовью. У неё по щекам катились слёзы, но не от боли или стыда – сегодня для Яра она осталась лишь той, о ком ничего толком не знала.

*************

Союз Зверья и человека давно распался. Сергей больше не слушал Волка, а Дух всё реже приходил к нему на выручку. Только в самые страшные минуты гнева он ощущал в себе прежнюю звериную ярость. Порой Сергею хотелось вцепиться в обидчика, сломать ему шею или выпотрошить, как собаку. Но всякий раз он сдерживался и глушил Зверя внутри. Недоверие к людям, дар слышать ложь и волчья расчётливость – сделали из него сильного правителя. Но с каждым годом, проведённым в Монастыре, чутьё Сергея ослабевало. Без кровавого обращения глаза больше не видели ночью, как днём, слух не улавливал самые тихие звуки, а ложь раскрывалась лишь самая наглая, сказанная в лицо.

И сейчас он почти ничего не мог разглядеть в ночном лесу, только серые столбы сосен, да и то в пяти шагах от себя. В более юные годы, когда вкус собственной крови был привычен на языке, он за двадцать шагов различал бегущего в темноте зайца. Славная в то время была охота! Да и терзаний на душе было гораздо меньше, все ответы просты, а вопросы сводились лишь к выживанию рода.

Теперь же чутьё немолодого отца глушило саднящие беспокойство: «Где Женька? Как она? Что с ней сделали? Только бы выжила...».

Будь он простым человеком, кто лишь слышал о зверствах Нави, и то меньше бы беспокоился. Но он хорошо знал порядки подземного племени. До утра многое могло произойти, но всё, что случится, они вместе переживут, лишь бы не повстречаться с ведуньей, иначе Женьку ждёт смерть. Единственная надежда на спасение для неё – перехватить стаю в лесу, пока они не добрались до логова.

Сергей потёр ноющие глаза, хотя лучше видеть не стал. Большую часть пути он спасался лишь тем, что брёл по чёткому следу, избегая выходить на пролески под свет луны. В любую минуту он мог столкнуться с ещё одной Навьей напастью: когда-то давно вместе с охотниками жила стая боевых псов, хотя ни один из них даже близко не мог сравниться в росте с осёдланной

лошадью.

У страха глаза велики. Ратник из каравана, наверное, что-то напутал о чёрных волках. Но всё-таки многое могло измениться с тех пор, как Сергей вышел из племени. Волчий Пастырь вполне мог оказаться настоящим охотникам, сумевшим приручить себе стаю Великих Зверей.

Сергей отцепил от сломанной ветки клочок тёмного меха. Нюх уловил запах дыма, свежей земли и оружейного пороха – так пахла Навь. В густом подлеске и на снегу сложно спрятать следы, но подземники могли нарочно запутать его и завести в западню, где хорошо встретить. Все их уловки он знал на зубок и не раз обходил заросли, где могла притаиться засада. Только холод, тишина и хруст снега пока лишь были его попутчиками.

Судя по следам, охотников было четверо, среди них шла босоногая девушка. Сергей долго осматривал её отпечатки и не смел разуверить себя, что это след Жени. Страх рисовал ему леденящую кровь картину: полураздетую девушку уводят за собой дикари.

Впереди раздались голоса. Он пригнулся и зашагал ещё тише. Всё-таки не зря он пустился в ночную охоту, подземники ещё не успели добраться до логова и задержались в лесу.

Выверяя каждый свой шаг, чтобы не дай Боже слишком громко не захрустеть снегом, Сергей подкрался к затенённой поляне.

На разостланных шкурах сидело двое охотников. Один держался за голову и кривился от боли, другой таскал еду из походного короба и запихивал её себе в рот. Костра у них не было. Подземников согревала лишь сшитая из меха и кожи одежда. Весенние ночи – не лютый мороз, Навь потерпит. Перед Сергеем болтала всего пара Щенков, Зим по семнадцать. В таких чересчур много прыти и гонора, но мало терпения, а поступками правит лишь страсть и необузданные желания.

Сергей выдохнул тёплый воздух и прицелился в голову самого крупного из охотников. Убить Навь, если смог подкрасться к ней незаметно, не так уж и сложно. Особенно, если на Проклятый род объявила охоту другая матёрая Навь.

– Не шибко-то и нужна вожака девка, – пережёвывая, пробурчал здоровяк. – Со мной в племени любая по своей воле пойдёт.

– Как же, бреши, стерва! – огрызнулся на него бледноликий товарищ. – В ту весну ты к сестре вожака стаи Чертога посватался, так тебя по зубам отходили.

– Охотницы – это дело другое, – с досадой поморщился крупный охотник. – К ним на кривой козе без залога ни сунешься. Я тебе про вест сказываю…

– Ха! Брешешь ты и про вест! – засмеялся бледноликий подземник. – За вестами отцы приглядывают. Да и какая любовь без ножа, если женишься?

Он уставился в пустоту перед собой и заговорил тихо, словно бы доверяясь ночному лесу.

– Ты видел, как у них жилки под кожей дрожат? Тук-тук, тук-тук – под рукой торкают, в узор заплетаются, веточками расходятся. Иные умельцы по дереву ранят, по камню, а я бы по девичьим жилкам красную ниточку вёл, всю бы зазнобушку свою исписал, в рубашку алую её нарядил – вот где диво!

– Ты шибанутый? – всерьёз спросил здоровяк. Не найдя понимания, бледноликий взвился и гаркнул.

– А от твоей хари даже чернухи шарахаются, не то что какая-нибудь захудалая веста!