Двоеверие
Шрифт:
Женя вытащила из кармана джинсов выменянный у кочевников медальон, перелистала страницы и приложила кругляш к выбранному рисунку. Перед ним оказался точно такой же солнечный круг с заключёнными в нём двенадцатью кривыми лучами. Каждый луч заканчивался овалом. Четыре овала из тех двенадцати были закрашены.
– Это метка Серой Орды. У подножья Пояса с наступлением Оттепели тают снега, из-под них появляются трупы ордынцев. На многих есть медальоны с двенадцатью солнечными лучами. Кочевники, шатуны – все, кто не брезгуют, обирают покойников и выменивают медальоны, как обычные
– Вечно с востока тянется что-нибудь нехорошее. Сначала Орда, теперь это солнце, – недоверчиво поглядел Егор. Заржавленный медальон вовсе не приглянулся ему.
– В восточных городах люди жили даже после Обледенения. И, если это дневник одного из ордынцев, мы сможем узнать про их путь к перевалу, откуда Повелитель знал об убежищах и почему Финисты им помогали.
– Ну и что? К перевалам сорок зим не могли подступиться. Многие, кто с Оттепелью пытались проехать за Пояс, обратно не возвращались. Возле гор нет ни поселений, ни расхожих путей. Может быть даже лучше, что через горы к нам больше никто не пройдёт.
Во всей христианской общине не нашлось бы для неё человека ближе Егора по духу. Христиане слишком привыкли ценить своё затворничество и порядок, некоторые и вовсе не понимали, зачем Монастырю торговля с общинами, ведь многие выменянные в караванах запасы они могли добывать своими усилиями. Но Егор давно жил на дороге, его сомнения были, скорее, разумной купеческой предосторожностью.
– Может быть так, или же сам Господь нам подсказывает – времена изменились, – ответила Женя. – Чем ещё объяснить, кроме как Его промыслом, что Див увидел в моём рюкзаке тетради и книги и решил подложить к ним свою? Рассказывали, Орда шла налегке, у них почти не было техники. Сорок Зим назад они рвались через восточные земли и в дороге творили ужасные вещи. Повелитель предсказывал людям Мор и грабил общины, заставлял оседлых идти за собой в малопроходимые горы. Они перемёрзли в пути, перевалы обледенели, восток на целых сорок Зим заперся от нас, но Оттепель многое изменяет. Этот дневник мог быть с пилотом Финиста, рухнувшего на Вороьей Горе, быть может в нём тайна последних людей, ходивших по перевалу. Разве это не ценнейшее знание для Монастыря?
– Пока что в нём только непонятные руны и зарисовки, – не вдохновился Егор. – Восток манит, но разве у нас мало забот? Кто докажет, что написанное в нём правда или вовсе неважно? Я вот знаю, что ордынцы до Старого Кладбища не доходили, – Егор взял тетрадь и раскрыл её на рисунке с берёзовой рощей и покосившимися крестами. – Оно на нашей стороне гор, всего в полудне пути от Монастыря.
Женя наклонилась поближе к рисунку. Под берёзами возле крестов стоял танк. Передние катки его задрались, корму наоборот словно вдавили в землю, над задранным стволом пушки чернел уже знакомый ей символ двенадцатилучевого солнца.
– Место тихое, позаброшенное, на северо-востоке стоит, – сказал Егор. – Я ещё юнцом весь этот танк облазил. Он на Старом Кладбище застрял, кажется, ещё со времён Мора. Всебожцы бросили его, когда отступали после сражения с перевала. Ствол и башня развёрнуты точно
– Значит написавший дневник тоже был там, – Женю так и тянуло к изображённому на рисунке месту. Карандашное солнце вращалось, будто пронизанное спицами колесо. Ей даже чудился ветер в берёзах и карканье воронов над надгробиями. – Егор, мне надо съездить туда.
– Нет не надо, на тебя и так несчастья сыплются, как на Иова. Что ты надеешься там отыскать? Ржавую рухлядь, могилы заросшие, церковь разваленную – вот и всё? – явно жалел Егор, что взболтнул лишнего.
– Видишь, знак на рисунке. Здесь солнце Серых, а оно что-то да значит. Если тот, кто писал дневник, добрался до кладбища, получается он был с Повелителем до конца. Может, если Господь только даст, в этой роще отыщется ключ для тайнописи. Это ведь крещёные земли, ты сам говорил, что до рощи всего полдня пути. Хочешь, вместе поедем? С тобой выйдет быстрее и безопаснее.
– «Выйдет». Ни один караван без настоятельского благословения за ворота не выйдет, а тебя отец после давешнего и подавно не благословит. И со мной не благословит, и прав будет. По весеннему бездорожью, без всякого важного или неотложного дела – даже не думай соваться.
– Если Волкодавов в охрану себе попросить, то отче может позволить, – Женя не могла оборвать связь с этим местом, пусть раньше никогда в нём не бывала. И медальон, и дневник, и берёзовая роща сулили ответ, который она так давно и столь же напрасно искала для исполнения отцовского послушания.
– Ты хуже меня, я хоть не за даром рискую, – заворчал Егор, но тут компьютер издал мелодичную трель – копирование завершилось. Женя поспешила к клавиатуре.
– Что ты такое нашла? – уже без всякой любви указал Егор на подключённый к компьютеру шлем.
– На нём записи, – скользила пальцами по виртуальному дисплею Женя. – Хочу увидеть, что сняли камеры Финиста во время полёта. Это видео до сих пор никто не просматривал. Хочешь поглядеть чужими глазами на прошлое?
– Ты так сказала, будто колдовать собралась, – подсел поближе Егор.
– Древняя техника сама немного на колдовство похожа, но нет – эти чудеса человеческие, созданные по допущению Божьему – Он создал мир таким, чтобы мы могли его познавать.
В окне низкого разрешения появилось подрагивающее чёрно-белое изображение. Они увидели кабину пилота, динамики компьютера загудели от шума авиационных двигателей. Финист медленно катился по полосе, за каплевидным колпаком проплывали ангары и постройки аэродрома. Перед вытянутым серым носом раскинулось затянутое туманом пространство.
– Башня, Серый Ноль Два на предварительном, разрешите исполнительный, – резанул из динамиков голос.
– Серый Ноль Два, Башня, полоса двадцать четыре, исполнительный разрешаю, – ответили пилоту по связи.
– Ноль Второй, занимаю полоса двадцать четыре, исполнительный.
Самолёт медленно заскользил сквозь туманное утро. Женя, наконец, поняла, что это никакой не туман – за прозрачным колпаком самолёта пролетали крупные хлопья снега. Финист остановился.
– Серый Ноль Два, к взлёту готов.