Двоеверие
Шрифт:
– Нави должно скрываться, а вы до самого неба гремите, – подметил Яр. Незрячий от души рассмеялся.
– Коли выковал меч, так нужна и война. Весною к нам всякие забредают. На Шатунов много силы не надо, но ежели целая ватага нагрянет – поднимем набег. Железных Кузнецов никто ещё не оборол… до недавнего.
Незрячий отпер дверь в другом конце кузницы и вместе с Яром прошёл ещё глубже в подвальные этажи. Провожатые остались возле порога. Следующая комната подсвечивалась жаровнями на высоких кованных ножках. Угли в чашах едва мерцали, от них зал переливался багряными бликами, словно по ночному небу рассыпалось множество
Девять громадных покойников лежало на деревянном настиле. Каждый поперёк туловища перетянут цепями. Незрячий прошёл глубже в комнату, поднял с жертвенника молот и связку гвоздей.
– Кто они? – указал Яр на тела. Незрячий повернулся и слепо уставился на него.
– Ты знаешь кто. Они пали в схватке с твоими волками. Девять братьев из нашего рода.
– Почему их не возложили на кроды? Почему вместе с дымом не отправили к Предкам?
– Они ещё не готовы, – ответил Незрячий. – Но сегодня срок тризны.
Он нагнулся над покойником с края, взял один из гвоздей и наощупь проверил, и лишь убедившись, что гвоздь выкован хорошо, нацелил его остриём в одно из звеньев цепи и ударил по шляпке молотом. Гвоздь вошёл глубоко в мёртвую плоть, почти что без крови. Незрячий нашарил рукой следующий гвоздь.
– Что ты делаешь? – наблюдал Яр за обрядом.
– Плоть сгорит, гвозди и цепи останутся, – не отвлекался Незрячий. – В гвоздях слава родича и свершённые им дела.
– Эти гвозди тоже остались после сожжения тел? – Яр огляделся по стенам, утыканным сотнями забитых гвоздей.
– Дела Щуров, дела братьев, дела рода, – заколачивал Незрячий ещё один гвоздь в бездыханное тело. Когда он закончил и выпрямился, то стянул с пояса длинную цепь и с глухим стуком звеньев отпустил её на доски настила.
– Что ты видишь перед собой?
– Цепь, – не задумывался Яр.
– Чем крепка цепь?
– Звеньями.
– Истинно. Каждое звено в этой цепи – один год моей жизни. Судьбы слабых плотью и духом Мокошь прядёт тонкими и короткими, а кошт воинов куётся железным – так говорил Отец с неба.
– Отец с неба? Сварог! – припомнил Яр имя старшего Бога. Незрячий кивнул.
– Истинно. Кузни владыка и Бел-Горюч Камня, Отец для всех Светлых Богов. Сварог в каждой пуле, в мече, в топоре, в копье и в броне, в колонтаре и в огнепале. Дом ему – пламя кузни, а молота глас – его слава. Но погляди, что может быть даже с крепкой судьбою...
Незрячий взял за конец брошенной цепи и встряхнул её так, что все звенья перемешались.
– В судьбе много путей. Неверное слово, чёрная дума, пустой страх или пустое доверие, и цепь спутается. Непотребные мысли и слабость одолеют тебя. Благое же дело и славные подвиги укрепят и живу твою крепкой и долгой скуют. Дни грядущего нам прежде известны, но не тверды.
Незрячий нащупал гвоздь, крепко вонзил его в следующее звено и прибил молотом. Он сделал так несколько раз, выстраивая судьбу убитого воина в ровную линию. Яр наблюдал за обрядом, пока вожак Кузнецов не закончил.
– Свершая достойные Нави
С этим Незрячий протянул в руки Яру один из гвоздей. Он принял его, проверил и нарочно уколол палец об острие и растёр каплю крови.
– Для Кузнецов у меня есть два дела, – сказал он. – Первое мать моя поручила, но второе я сам себе поручил. Тревожусь, что веды о былых днях от меня утаили и вся Правда мне теперь не известна.
– Белая Шкура утаила чего от наследка? – притворно вскинул брови Кузнец. Яр остро поглядел в ответ.
– Желаю прежде услышать сказ от тебя, чем её беспокоить! Кто такая наша Праматерь?
Незрячий задумался. Пока он молчал, Яру пришлось вдыхать трупный смрад, едва ощутимый подвальный сквозняк касался его тёмных волос.
– Я помню про первые дни, когда к нам явилась Праматерь. Но не мне отвечать о былом. Пусть я вожак Кузнецов, но не сподобен рассказывать веды. Есть у нас в логове, кто расскажет тебе.
Незрячий указал на следующие ворота, подошёл и крутанул вентиль. Скрипучие створы раздвинулись. Яр прошёл в следующую узкую комнату. Бетонные стены здесь сплошь усыпаны рунами, в нишах стоят глиняные урны для праха. Проходная комната показалась Пастырю ещё мрачнее, чем предыдущая, пусть здесь и стояли два живых стражника в полных доспехах и с автоматами на плечах. Они караулили следующие ворота.
– Остерегайся, – предупредил Незрячий. – Мы первые, кто из Навьих племён сошлись вместе. Никому больше не ведомо, как иные племена прожили Мор и во что превратились. За вторую душу сторицей платят и, дабы сдюжить в морозах, вершат дела непотребные. Так узнай нашу плату, но в сердцах не суди.
На губах Незрячего промелькнула ухмылка, которая совсем не понравилась Яру. По движению руки стражники у ворот зашевелились, застучали доспехами и начали поворачивать вентиль. Проём посреди створ расширялся, пока в него не смог бы пройти один человек. Из проёма потянуло затхлой тухлятиной, но и чем-то ещё гораздо более опасным. Зимний Зверь предостерёг Яра не соваться туда, но он не послушался и прошёл за порог. Ворота с мерным стуком закрылись.
Пока Навье Зрение привыкало ко тьме и окрашивало подвал в бледно-серый оттенок, Яр полагался лишь на свои ощущения. Здесь сухо, тепло, очень душно. В густом как взвар воздухе скопилась крепкая вонь гниения и испражнений. Яру неожиданно показалось, что он залез в самоё тёмное и мрачное место, которое только могло найтись на заводе, в гнездо существа, опасного даже для великанского племени.
Груды костей валялись неопрятными кучами на полу. Одни скелеты – разорванных на части животных, другие же… Яр не догадывался, хотя был охотником: безобразно раздутые черепа, тонкие косточки, мелкие рёбра, горбатые позвоночники. При жизни эти зверьки были очень уродливыми.