Двоеверие
Шрифт:
Суженый мой, ряженый. Мне судьбой предсказанный. Явись передо мной… Суженый мой, ряженый. В час ночной загаданный. Приснись мне под луной…
Большой, мягкий, пахнет дымом и негромко, словно ручей в глубокой долине, голосом наставницы убаюкивает Дашутку и несёт её на широкой спине. В лунном свете проплывают верхушки сосен, чёрная шерсть согревает обнажённое тело. Дарья пропускала шерстинки меж пальцев и ласково гладила зверя. Полоса горизонта едва просветлела, и тотчас зверь заговорил с ней.
– Что же ты наделала, девонька? – с укоризной спросил он Марининым голосом.
– Прости меня, мамочка, я не нарочно, –
Суженый мой, ряженый. Мне судьбой предсказанный. Явись передо мной… Суженый мой, ряженый. В час ночной загаданный. Приснись мне под луной…
Женя перестала накачивать воздух в манжету и ослабила клапан на резиновой груше. Она наблюдала за стрелкой тонометра и вслушивалась через рожки фонендоскопа, когда появится пульс.
– Давление низкое, – обронила она и с треском расстегнула манжету.
– Второй день без сознания, – гулко сказал отец из того самого угла, где раньше стояло чудовище, но теперь твари не было, через узкое оконце лился солнечный свет.
– Раны я перевязала. Серафим о ней хорошо позаботился. Слава Богу воспаления нет, но уж очень много крови она потеряла, вот и ослабла, потому и проснуться не может. Сон ей будет на пользу.
Женя встала с кровати и собрала разложенные лоскуты и лекарства. Левая рука её плохо слушалась, и она больше работала правой. Но ведь её не может быть дома. Она умерла, убита Навью. Дарья своими ушами слышала, как ратник рассказывал про нападение чёрных волков. Значит, она ей всё-таки снится.
– Отче, дозволь поговорить с тобой. В пути мы нашли ценное знание.
Вместо ответа отец обнял её. Так они и стояли, обнявшись. Как долго он не обнимал так Дашутку.
– Без тебя я бы совсем остался один, – прошептал он Жене. И сердце Дарьи обдало холодом.
Суженый мой, ряженый. Мне судьбой предсказанный. Явись передо мной… Суженый мой, ряженый. В час ночной загаданный. Приснись мне под луной…
Под низкими сводами тёмной избы пахло сырым цементом и разопревшими брёвнами. За маленьким оконцем плясали язычки пламени. Дарья смотрела на грязное стекло и не могла взять в толк, откуда огонь появился. В избу тем временем проник запах дыма. У неё перехватило дыхание, она зажала рот с носом ладонью. Дым загустел, она сильно закашлялась и кинулась прочь от окна. Долгополая одежда затлела. Огонь жалил ноги, поднимался по платью, вспыхнули волосы. Дашутка налетела на низкую дверцу, вцепилась в ручку, толкнула, но выход чем-то крепко подпёрли. Огонь охватил стены, облизал потолок, кожа Дарьи начала вспухать волдырями, и она закричала, как вопит лишь обречённый на мучительную смерть человек.
Она вопила и наяву, когда очнулась в постели. Её дом не горел, разве что фитилёк на почти растаявшей свечке. Но пожар из кошмара казался настолько реальным, что ещё долго она не могла понять и кричала, пока сильные руки не встряхнули её и не привели в чувство. Отец заставил её посмотреть на себя. От его холодного взгляда душа Дарьи сжалась под рёбрами, как испуганный морозом котёнок. Она бросилась на шею к отцу и залилась горьким плачем.
– Отче! Спаси меня! Отче!
Отец гладил её по растрёпанной голове, внимательно слушал её бормотания и всхлипы. Всё, чего Дарья боялась, всё, что так долго хранила в тайне, она одним духом высказала ему.
–
– Это оно, твоё чудище руку тебе изрезало? – аккуратно спросил отец, и Дарья вмиг замерла. На ней одна ночная сорочка, рука перетянута пожелтевшими лоскутами, пожар ей только приснился, но она чуть сама же себя не оговорила.
– Никто не резал меня, – отстранилась она от отца, ощущая, как холодеет лицо.
– И Илья, значит, не резал? Зря в подвале сидит? Не виновен? – наклонился он ближе.
– Не виновен! Не резал он! – встрепенулась Дашутка. Ради Ильи она была готова признаться в любом.
– Выходит, случайно порезалась?
– Да, случайно! Сама! – Дарья ухватилась за это, но осеклась, ведь глупо повторять за отцом его же догадки. Она сбилась и, кусая губы, замолкла совсем.
– Ну что ж… – вздохнул он после её затянувшегося молчания, – раз сама и случайно порезалась, то греха здесь, конечно же, нет.
Он достал и поставил на тумбочку возле кровати откупоренную бутылку. Дашутка перепугано отвела взгляд.
– Хорошее вино, – сказал он. – Серафим в тайнике берёг, наверное, передал тебе на хранение. Зачем же добру пропадать...
Он выдернул пробку и поднёс к губам горлышко. Дарья с воплем повисла у него на руках, так что бутылка выпала из ладони и покатилась по полу.
– Отче, не пей! – зарыдала она. – Христом-Богом молю, не пей!
– Отравить его вздумала! – швырнул её на постель отец и навис так, что Дарья как дышать позабыла. – Говори! Своей кровью его опоить захотела? Для этого руку порезала? Колдовала – кто научил?!
Дашутка закрыла руками лицо, лишь бы спрятаться от его сверлящего голубого взгляда. В памяти пронеслись встречи с Мариной, гадание на судьбу в мёртвом тепле, кровавое колдовство; и ужас захлестнул её душу. Хотелось тотчас провалиться под землю, уйти в темноту, исчезнуть и зализывать раны, пока про тебя не забудут. Дарья вдруг выгнулась и закричала не своим голосом.
– Не сжигай меня, отче! Не хочу заживо! Не сжигай!
Сергей не удержал её в бесноватом припадке и попятился от кровати. Из горницы прибежала Тамара и медики, схватили её за руки и ноги, прижали к кровати и силком воткнули укол. Сердце сдавило, по голове словно ударили обухом, и она провалилась в беспамятство, как в чёрные воды.
Суженый мой, ряженый. Явись передо мной...
*************
– Твоя цепь будет короткой, осемнадцати звеньев. Не много ты прожил,– пробасил слепой великан перед кузнечным горном с раскалёнными углями. Мускулистое тело Незрячий прикрыл кожаным фартуком. Яр с опаской поглядывал на огонь, пекло кузницы обжигало его в трёх шагах.
– Начать тебе подсоблю, но звенья выкуешь сам, – Незрячий вынул из огня толстую раскалённую проволоку и намотал её на полоску металла, расплющил молотом и отжёг в горне. Витки пришлось прорезать вручную, но потом почти готовые звенья он скинул с заготовочной полосы к наковальне. Здесь, на вставленной в наковальню вилке, Железный Кузнец показал Яру как согнуть и скрепить звенья в единую цепь.