Дворцовый переполох
Шрифт:
— Я способная и быстро учусь, — заявила я.
На сей раз моя начальница фыркнула. Откровенно говоря, по-моему, для косметического отдела она вовсе не годилась, потому что никаким кремом, пудрой и румянами такому лицу не придашь ни мягкости, ни привлекательности, ни шарма. Все равно что пудрить гранит.
— Что ж, полагаю, вам придется учиться очень быстро, — процедила она. Затем наспех перечислила товары и их действие. До сего дня я воображала, будто косметика сводится к кольдкрему, легкой помаде естественного розового цвета, ну и можно еще припудрить нос детским тальком или удобными салфетками с пудрой. И теперь до глубины души поразилась, как разнообразен мир кремов и пудр — и как дорого
— Если покупательница попросит у вас совета, обращайтесь ко мне, — велела мисс Фейруэзер. — Помните, у вас опыта нет.
Я неловко пробормотала «да, конечно». Словно шхуна на всех парусах, мисс Фейруэзер уплыла на другой конец прилавка. Начали появляться покупатели. При необходимости я звала на помощь мисс Фейруэзер, и мне уже стало казаться, будто я уловила суть дела и работа пойдет на лад, когда знакомый властный голос сказал:
— Мне нужна баночка моего любимого крема для лица, который вы всегда для меня откладываете.
Я подняла глаза — передо мной стояла моя мать. Не знаю, кто из нас был потрясен сильнее.
— Силы небесные, Джорджи, что ты тут делаешь? — требовательно спросила она.
— Пытаюсь честно заработать на жизнь, как все остальные.
— Не глупи, милочка. Тебя воспитывали не для работы продавщицей. Немедленно снимай этот кошмарный халат. Ты в нем похожа на креветку. Пойдем отсюда и выпьем кофе в «Фортнуме» [9] .
Мама все еще сохранила фарфоровую кукольную красоту, благодаря которой была любимицей лондонского театрального мира, но вот ресницы у нее теперь были слишком длинные для натуральных, а на щеках алели пятна румян. В этот раз она предстала передо мной брюнеткой. На ней был жакет, красный, как почтовый ящик, и кричаще-красный берет — все явно парижское. Вокруг шеи пушилась серебристая лиса, поблескивая стеклянными глазами. Должна признать, мама до сих пор выглядела эффектно.
9
«Фортнум и Мейсон» — сеть фешенебельных лондонских чайных и ресторанов, основанная в 1707 году. Там же продаются фирменные лакомства и кондитерские изделия, включая джем «Фортнум», упоминавшийся выше.
— Пожалуйста, уходи, умоляю, — прошипела я.
— Не командуй мной, — прошипела она в ответ. — Что за манера разговаривать с матерью, которая тебя сто лет не видела?
— Мамочка, меня из-за тебя уволят. Пожалуйста, уйди.
— Ни за что не уйду, — заявила она звонким голосом, чаровавшим лондонскую театральную публику до того, как отец заставил маму уйти со сцены. — Я пришла купить крем для лица, и я его куплю.
Как из-под земли, рядом с ней вырос администратор.
— Что-то не так, мадам?
— Да! Эта молодая особа, кажется, не может или не желает мне помочь, — расстроенно махнув в его сторону рукой, сообщила мама. — Мне всего лишь нужен крем для лица. Ничего непосильного и сложного, верно?
— Разумеется, мадам. Наша старшая продавщица поможет вам, как только закончит с предыдущим покупателем. Так, девушка, живо принесите стул и чашку чая для мадам.
— Будет исполнено, сэр, — сказала я. — Я от всей души желала помочь мадам, — с нажимом продолжала я, — но она не сумела сообщить мне марку своего крема.
— Девушка, не смейте дерзить! — отрезал администратор.
Кипя от возмущения, я отправилась за стулом и чаем для мамы. И то и другое она приняла с хитрой усмешкой.
— Мне как раз надо взбодриться, Джорджи, — сказала она. — Я в отчаянии. Ты ведь слышала про бедного Хьюби?
— Хьюби?
—
— Ах да, сэр Хьюберт, вспомнила. — Я всегда вспоминала его добром. Сэр Хьюберт был одним из немногих маминых мужей, кто радовался моему присутствию, и я до сих пор лелею самые теплые воспоминания о том, как, пятилетняя, жила у него в поместье. Сэр Хьюберт, огромный, как медведь, шумно хохотал, учил меня лазать по деревьям, ездить на псовую охоту и переплывать декоративное озеро в парке. Когда мама бросила его и перебралась на новые пастбища, я была безутешна. С тех пор я редко видалась с сэром Хьюбертом, но иногда получала от него открытку-другую из какой-нибудь очередной экзотической страны, а на совершеннолетие он прислал мне более чем щедрый чек.
— С бедняжкой приключилось ужасное несчастье, милочка. Ты ведь помнишь, он исследователь и альпинист. Так вот, недавно он пал жертвой стихий в Альпах. Насколько я поняла, его накрыло лавиной. Говорят, не выживет.
— Какой ужас, — меня тотчас захлестнули угрызения совести: я ведь давно не виделась с сэром Хьюбертом и не писала ему ничего, кроме «спасибо».
— Да, ужас. Эта новость меня просто раздавила. Я его обожала. Молилась на него. Собственно, он был единственным мужчиной, которого я по-настоящему любила. — Мама помолчала. — Конечно, не считая милого Монти и того чудесного аргентинского юноши.
Она пожала плечами, отчего мертвая лиса шевельнулась с пугающим жизнеподобием.
— Хьюберт и тебя очень любил. Он даже хотел тебя удочерить, но твой отец и слышать об этом не пожелал. Однако, кажется, в завещании Хьюберта ты все-таки упомянута. Если он все же умрет, а говорят, что прогноз очень скверный, то тебе больше не придется стоять за прилавком. Кстати, что о твоей работе думают во дворце?
— Ничего не знают, — сказала я, — и ты меня не выдашь.
— Душечка, я бы им и так ничего не сказала, но не могу же я приезжать в Лондон, рискуя наткнуться на собственную дочь в качестве прислуги. Это просто никуда не годится. Собственно…
Мама послала чарующую улыбку мисс Фейруэзер, которая как раз подоспела к нам.
— Простите, что заставила вас ждать, ваша светлость. Все еще ваша светлость, я не ошибаюсь?
— Увы, боюсь, уже нет. Теперь я просто миссис Клегг — я вроде бы все еще официально замужем за Гомером Клеггом. Ужасно застрять с такой фамилией, но никуда не денешься, Гомер — один из чопорных техасских миллионеров-нефтедобытчиков, и разводов, увы, не признает. Что ж, мои потребности на сегодняшний день очень скромны. Мне нужна баночка того самого крема для лица, который вы для меня всегда откладываете.
— Того, который мы доставляем из Парижа — в хрустальной баночке с ангелочками?
— Именно. Как мило, что вы помните, дорогая. — Мама озарила мисс Фейруэзер сияющей улыбкой, так что даже эта суровая дама смущенно порозовела. А я поняла, почему и как мама всю жизнь покоряла множество сердец. Пока мисс Фейруэзер ходила на поиски припрятанной баночки с кремом, мама поправляла шляпку перед зеркалом.
— Подопечный бедного Хьюберта, должно быть, тоже до крайности расстроен этими новостями, — сказала она, не глядя на меня. — Он в опекуне души не чаял, бедный мальчик. Так что если вдруг с ним столкнешься, будь с мальчиком подобрее. Я про Тристана Обуа. (То есть, конечно, мама произнесла «Гобойза», а не «Обуа». Англичане всегда норовят произнести французские фамилии на британский манер.) Вы ведь в детстве очень дружили. Помню, когда вам было лет пять, оба разделись и побежали плескаться в фонтане голышом. Хьюби со смеху покатывался.