Дворцовый переполох
Шрифт:
Мариса тяжко вздохнула и залпом допила кофе.
— А потом мы прибыли сюда, и я подумала — по крайней мере, подружкой невесты обычно быть забавно. Ну, там, быстренько поцелуешься, пообнимаешься с шафером за кадками с пальмами. Но только погляди, какие шаферы подобрались, это же сплошная тоска, целоваться совершенно не с кем. В основном старшие братья Рольки-Польки, да еще с женами. А остальные ни на что не годятся — одни мальчики-горлинки.
— Ты хочешь сказать, «мальчики-голубки»?
— Разве я не так сказала? Ты меня
— На здоровье. Зачем еще нужны школьные подруги?
— А ведь мы славно веселились в пансионе, правда? Я до сих пор иногда по нему скучаю, и по старым друзьям тоже. Я тебя сто лет не видела. Что ты поделывала, где была?
— Так, то там, то сям, — ответила я. — Только что приехала в Лондон и срочно ищу подходящую работу.
— Ах, счастливица, завидую! А я чахну дома с мамой. Она, знаешь ли, в последнее время и слышать не хочет о том, чтобы отпускать меня в Лондон одну. Ума не приложу, как найти мужа, если я сижу дома. Наш выезд в свет был сплошным фиаско, верно? Все эти кошмарные неповоротливые деревенщины… они и обнимали нас, будто мы мешки с картошкой. К счастью, мама поговаривает о том, чтобы поехать в Ниццу и провести там время до лета. Какому-нибудь французскому виконту я точно не откажу. У них такие томные глаза, будто прямо зазывают тебя в постель.
Из зала донеслись аплодисменты. Мариса вскинулась.
— Ой, мамочки. Уже начали произносить речи. Наверно, когда Уиффи поднимет тост в честь подружек невесты, я должна быть там.
— Думаешь, ты удержишься на ногах и не будешь качаться?
— Постараюсь.
Я помогла Марисе встать, и она неуверенно засеменила в зал. Я скользнула в толпу, которая теперь сгустилась вокруг возвышения со свадебным тортом. Торт нарезали и раздали. Начались речи. Я почувствовала, что три бокала шампанского почти на голодный желудок начинают действовать и что меня тоже качает.
Нет ничего хуже, чем речи о незнакомом человеке, произносимые незнакомыми тебе людьми. Как мои коронованные родственники день за днем умудряются терпеливо выслушивать смертельно скучные речи и хранить заинтересованный вид — выше моего понимания, и я ими восхищаюсь. Я поискала глазами Дарси, не нашла, поэтому отступила подальше от толпы, надеясь найти свободный стул, чтобы незаметно отдохнуть. Но на всех стульях сидели немолодые леди и один совсем древний полковник с деревянной ногой. Потом мне показалось, что впереди мелькнул затылок Дарси, и я вновь вклинилась в толпу.
— Леди и джентльмены, прошу поднять бокалы и выслушать королевский тост, — прогремел распорядитель.
Я взяла с проплывавшего мимо подноса еще бокал шампанского. Тут кто-то резко задел мой локоть, и шампанское выплеснулось прямо мне в лицо и на грудь. Я успела только ахнуть, и в тот же миг чей-то голос сказал:
Молодой человек взял с ближайшего стола лоскут льняной ткани.
— Это же салфетка с подноса, — сказала я.
— О, пвостите, пвостите, — глотая звуки, ответил он. — Ничего другого не нашлось.
Я утерла лицо полотенцем и наконец посмотрела на виновника происшествия. Высокий, худой, будто школьник-переросток, надевший визитку старшего брата. Попытался прилизать темно-каштановые волосы, но они все равно по-мальчишески торчали надо лбом, а серьезные карие глаза смотрели на меня умоляюще — точь-в-точь как у спаниеля, который у меня когда-то был.
— Я испортил ваше прелестное платье. Ужас, какое я неуклюжее бревно, — сокрушался молодой человек, глядя, как я промокаю платье салфеткой. — На всех этих приемах и балах я всегда попадаю впросак. Стоит надеть визитку или смокинг — и я непременно что-нибудь пролью, или наступлю себе на шнурки, или просто выставлю себя дураком. Я уже подумывал уйти в отшельники и жить в пещере где-нибудь на горной вершине. Может, в Шотвандии.
Тут я не выдержала и рассмеялась.
— Там кормят гораздо хуже, чем здесь, — заметила я. — И вряд ли шотландские пещеры придутся вам по нраву: холод и сквозняки. Поверьте мне, я знаю те края.
— Вы пвавы. — Он внимательно посмотрел на меня и сказал: — Мне кажется, мы знакомы.
Дело было плохо. Конечно, рано или поздно это должно было произойти. На случай, если положение станет угрожающим, я принялась высматривать в толпе Дарси. И следующая фраза молодого человека застала меня врасплох:
— По-моему, мы с вами родственники.
Мысленно я поспешно перебрала всех своих двоюродных, троюродных и сводных кузенов.
— В самом деле? — спросила я.
— Можно сказать, почти родственники. Не кровная родня, нет, но ваша матушка когда-то была замужем за моим опекуном, и малютками мы с вами играли вместе. Меня зовут Тристан Обуа, мой опекун — сэр Хьюберт Анструтер.
Из-за манерного выговора он произнес «Твистан». Что за ирония судьбы: такое красивое имя досталось человеку, который его коверкает!
— Да-да, мы купались в фонтане нагишом, — подтвердила я.
Тристан просиял.
— Так ты тоже помнишь? — обрадовался он. — Мы тогда думали, что нам влетит, потому что к чаю в саду ожидалось множество важных гостей, но мой опекун решил, что наше купание — это ужасно забавно. — Он помрачнел. — Полагаю, ты слышала, что произошло. С бедным старым сэром Хьюбертом приключился несчастный свучай, и какой! Он в швейцарском госпитале, лежит в коме. Врачи говорят, не выживет.
— Я только сегодня об этом узнала, — отозвалась я. — Очень печально. Я помню сэра Хьюберта, он такой добрый и славный.