Дьявол и паж
Шрифт:
— Благодарю, дитя мое. Хоть кто-то решил поддержать мой пошатнувшийся авторитет. Руперт, если ты хочешь сегодня встать, тебе следует хорошенько отдохнуть. Леони, мы можем прогуляться верхом, я в твоем распоряжении.
Леони радостно вскочила.
— Пойду надену платье для верховой езды. Merci, Монсеньор!
— Многое бы я дал, чтобы поехать с вами, — опечалился Руперт, когда Леони умчалась.
— Терпение, друг мой. — Его милость задернул шторы. — Мы с доктором держим тебя в постели вовсе не для собственного развлечения.
— Из тебя вышла бы чертовски хорошая сиделка! — Руперт нерешительно улыбнулся
— По правде говоря, я сам порой себя не узнаю, — усмехнулся его милость и вышел из комнаты.
— Черт возьми, глядя на тебя, я вне себя от удивления, — пробормотал ему вслед Руперт. — Дорого бы я заплатил, чтобы узнать причину такой перемены!
В самом деле, в течение всех этих томительных дней его милость был необычайно мягок и почти полностью утратил тот едкий сарказм, от которого Руперт прежде нередко страдал. Юноша недоумевал по поводу произошедшей с братом перемены и никак не мог найти объяснение этой загадке. Все выяснилось вечером того же дня. Руперт все-таки решился встать с постели; он облачился в костюм его милости и вышел в гостиную. Леони весело помахала ему рукой, приглашая сесть рядом с ней. Направляясь к дивану, Руперт поймал взгляд его милости, устремленный на бывшего пажа, и беззвучно присвистнул.
"Да никак мой братец влюбился в девчонку!" — с этой крамольной мыслью Руперт обосновался на диване и принялся болтать с Леони, время от времени задумчиво поглядывая на Эйвона.
Гастон не вернулся и во вторник, и Эйвон помрачнел еще больше.
— Несомненно, мадам умерла, — злорадно воскликнула Леони и закружилась. — Tiens, c'est bien dr^ole! [87]
— У тебя извращенное чувство юмора, дитя мое! — скорбно заметил его милость. — Я уже не раз тебе на это указывал. Мы выезжаем в Париж в пятницу, с Гастоном или без него.
87
Вот и чудненько!
Но в среду, вскоре после полудня, с улицы донесся какой-то шум. Руперт, сидевший у окна гостиной, вытянул шею, чтобы посмотреть, не прибыл ли наконец Гастон.
К дверям гостиницы подкатила наемная карета необъятных размеров, за ней следовал еще один четырехколесный монстр, доверху груженный багажом. Из второй кареты проворно выскочил Гастон и подбежал к дверце первого экипажа. Один из лакеев опустил ступеньки, дверца отворилась, и по ним спустилась камеристка. За ней вышла невысокая дама, закутанная в просторный дорожный плащ. Руперт изумленно взирал на эту сцену. Осознав, в чем дело, он покатился со смеху.
— Ей-богу, это же Фанни! Боже, кто бы мог подумать?
Леони вмиг очутилась у окна.
— Точно! Леди Фанни! Mon Dieu, que c'est amusant! [88] Монсеньор, это леди Фанни!
Его милость направился к дверям.
— Я уже понял, — невозмутимо сказал он. — Боюсь, твоя несчастная дуэнья действительно умерла. — Он открыл дверь. — Итак, Фанни?
Леди Фанни ворвалась в гостиную и стиснула его милость в судорожных объятиях.
— Ох, ну и поездка! Дорогуша, с тобой все в порядке? — Она обняла Леони. — Я сгораю
88
Бог мой, как замечательно!
Руперт увернулся от сестры, явно вознамерившейся расцеловать его.
— Ладно, ладно, Фанни! Какого черта ты притащилась сюда?
Ее светлость стянула перчатки.
— Кузина Генриетта по-прежнему рыдает, так что мне ничего не оставалось, как самой отправиться в путь. Странная у нас кузина, я бы уже давно умерла, это ж надо: лить слезы целую неделю! Эта глупая курица вывела меня из себя!
Герцог нацепил монокль.
— Могу я поинтересоваться, знает ли достопочтенный Эдвард, что ты уехала во Францию? — медленно спросил он.
На щеках у ее светлости появились ямочки.
— Я так устала от Эдварда! — томно вздохнула леди Фанни. — В последнее время он стал таким дерзким. Боюсь, я слишком разбаловала его. Ты только представь, Джастин, он сказал, что я не должна к тебе ехать!
— Поразительно! Но если глаза мне не изменяют, ты все-таки приехала.
— Хороша бы я была, если бы позволила Эдварду думать, будто он может заставить делать меня то, что ему хочется! — негодующе вскричала ее светлость. — Я устроила грандиозную сцену. А утром уехала, оставив записку.
— Твое послание, вне всякого сомнения, его успокоит, — улыбнулся Эйвон. Леди Фанни рассмеялась.
— Не думаю. Полагаю, Эдвард придет в неописуемую ярость, но я жажду развлечений, а Гастон сказал, что вы направляетесь в Париж!
— Не уверен, что я возьму тебя с собой, Фанни.
Ее светлость насупилась.
— А вот и возьмешь, куда ты денешься! Не отправишь же ты меня обратно! Кто в таком случае будет сопровождать Леони? Генриетта вряд ли в ближайшие две недели перестанет рыдать. — Она повернулась к Леони. — Дорогая, твои манеры стали значительно лучше! А муслиновое платье тебе очень к лицу. Постой-ка, откуда у тебя это жемчужное ожерелье?
— Мне его подарил Монсеньор, — похвасталась Леони. — Оно чудесно, n'est-ce pas?
— Я отдала бы за него все, что угодно, — откровенно призналась ее светлость и бросила удивленный взгляд на Эйвона. Она устало рухнула в кресло. — Умоляю, расскажите, что с вами произошло! Эта глупая Генриетта только и знает, что рыдать, я не смогла вытянуть из нее ни словечка. Так что я сгораю от любопытства.
— Мы тоже. — Его милость опустился в кресло напротив. — Откуда ты приехала, Фанни, и о чем ты беседовала с Генриеттой?
— О чем я беседовала с Генриеттой?! Боже, Джастин! Да разве можно разговаривать с этой безмозглой клушей?! Она способна лишь стенать да лить слезы. Я не смогла вытянуть из нее ни слова. А уж как я ее трясла!
— Пусть меня повесят, если когда-нибудь видел такую пустомелю! — взбунтовался Руперт. — Фанни, как ты попала в Эйвон?
— В Эйвон? По-моему, я там не была целый год, хотя мне приходили мысли навестить мою дорогую Дженнифер. Но из этого ничего не вышло, поскольку предстоял прием у леди Фаунтейн, и я не смогла покинуть Лондон…