Дьявол в поэзии
Шрифт:
Загадочный Азазел (Лев. XVI, 7-11; 20–22) обитающий, как египетский Сеть, в пустыне и получающий из года в год живого козла, обремененного грехами народа, недостаточно объяснен текстом. Одни видят в нём какого-то старого народного божка, другие же – демона, родственного тем, о которых вспоминает Исаия (XIII, 21 и XXXIV, 14), рисующий картину разрушения Вавилона и Эдома: «Но будут обитать в нём звери пустыни, и дома их наполнятся филинами, и страусы поселятся, и косматые будут скакать там». «И звери пустыни будут встречаться с дикими кошками, и лешие будут перекликаться один с другим;
Фигуры эти, имена которых Вульгата переводит словами Daemonia и Lamia, а Лютер Wald – и Feldteufel, также и Kobold, напоминают наших божков, ведьм и домовых. Собственно, это не черти, а лишь обыкновенные видения и страшилища, пляшущие ночью среди развалин и запустения. Подобные остатки анимистического воззрения сохраняются всегда и везде среди низших классов каждого народа, хотя бы он исповедовал самую возвышенную религию: доказательством этого служить богатая демонология народа у нас, в Британии, в Германии, и т. д. Исаия, обращающийся к простому народу, черпал свои сравнения из сокровищницы народного же воображения и его понятий.
Однако вообще как он, так и другие пророки, распространяли такие суровые и безотносительные понятия о Ягве-Вседержителе, что сатана в их книгах принял самые ничтожные размеры. Всё, как зло, так и добро, в конце концов приводило к наивысшей причине причин: был только один бог, и он, Ягве, сам или при помощи своих ангелов, принимал участие в жизни и развитии избранного племени. Это он наслал огненный дождь на Содом и Гоморру, а его посланцы убивают и карают грешников.
В Третьей книге Царств мы видим (XXII, 19–24):
«Я видел Господа, сидящего на престоле Своем, и всё воинство небесное стояло при Нём, по правую и по левую руку Его. И сказал Господь: кто склонил бы Ахава, чтоб он пошел и пал в Рамофе Галадском?» И один говорил так, другой говорил иначе:
И выступил один дух, стал пред лицом Господа и сказал: я склоню его. И сказал ему Господь: Чем?
Он сказал: я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его.
Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это, поди и сделай так».
Тут мы видим одного из небесных духов, видим, как он, по воле и желанию Творца, губит грешного царя Ахава, обольщая его, устами ложных пророков, надеждою на победу над ассириянами.
В знаменитой и прекрасной книге Иова, где проблема существования зла в мире является как будто бы главным мотивом драмы, истинным деятелем представляется всё же «Тот, который велик и кого мы познать не можем», Ягве, неиспытанный в своих судьбах и неизследимый в мудрости. Сатана же здесь играет только роль официального обвинителя и вместе с тем охочего исполнителя суровых поручений Бога (1, 6-15):
«И был день, когда пришли сыны Божий предстать пред Господа; между ними пришел и сатана.
И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу: я ходил по земле и обошел ее.
И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание на раба моего Иова? Ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла.
И отвечал сатана Господу: разве даром богобоязнен
Не ты ли кругом оградил его дом и всё, что есть у него? Дело его рук ты благословил и стада его распространяются по земле.
Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя?
И сказал Господь сатане: вот, всё, что у него, в руке твоей, только на него не простирай руки твоей, и отошел сатана от лица Господня».
А когда Иов победоносно выдержал испытание, и Ягве в упрек сатане говорить: «ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно», хитрый дух отвечает: «кожа за кожу, а за жизнь человек отдаст всё, что есть у него. Но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, – благословить ли он Тебя?
И, по попущению Ягве, сатана «поразил Иова проказою лютою от подошвы ноги его по самое темя его».
Сатана, – слово это обозначает «противника», – в таком же характере выступает и в III главе пророка Захарии, где обвиняет, и так же несправедливо, великого иерея, Иосию, пред Богом, за что получает суровый выговор:
«Господь да запретит тебе, сатана, да запретит тебе Господь, избравший Иерусалим».
Эта неосновательность обвинений, это желание вредить людям благочестивым и добрым, является почти единственным демоническим признаком характера библейского сатаны; во всём остальном эта фигура не отличается ничем выдающимся и не возвышается над уровнем палача, который влюблен в свое ремесло и у которого чувствуется полнейший недостаток самодеятельности и силы.
Гораздо более оригинальным типом представляется Асмодей из любопытного, но гораздо более позднего повествования о Товии. Жаль только, что автор не включает этого демона в число действующих лиц, а предоставляет узнавать его характер из рассказа третьих лиц, и вот, мы узнаем, что Асмодей «любит Сару, дочь Рагуила и никому не вредит, кроме приближающихся к ней». У Сары было уже семь мужей, но «злой дух умерщвлял их прежде, нежели они были с нею, как с женою». Молодой Товий, по совету ангела Рафаила, «взял курильницу, и положил сердце и печень рыбы и курил. Демон, ощутив этот запах, убежал в верхние страны Египта, и связал его ангел».
Суммирования этих немногих намеков достаточно для того, чтобы понять, что инкуб [19] , Асмодей, гораздо ближе к нашему средневековому дьяволу, который брал с него пример, чем упоминаемый раньше сатана.
Прежде всего, убивая мужей прекрасной Сары, он действует не только по собственному побуждению и для собственной пользы, но и не спрашивает ни у кого позволения, потому что он не слуга, допускаемый пред лицо Божие, а враг небес, за что его и связывает Рафаил, один из семи ангелов, «приносящих молитвы святых к престолу Предвечного».
19
Инкуб – дух, которому римляне приписывали явления, приписываемые русскими домовому, т. е. набрасывание ночью на сонных, пуганее их и т. п. Сладострастные сновидения, в особенности у женщин, приписывались также посещениям инкуба.