Дьяволы
Шрифт:
Ее кулак врезался ему в живот, горячее дыхание ударило в лицо, когда враг крякнул. Второй удар угодил в ребра, скрутив его. Он был больше, тяжелее — дубовая глыба татуированных мышц. Вигга дралась с медведем, и тот был медлительнее и менее зол. Она усмехнулась, увидев его улыбку — окровавленные клыки, глаза, горящие любовью к жизни... и смерти.
Удар скользнул по плечу, выведя ее из равновесия и поднял в воздух. Волосы хлестнули по лицу, кладбище перевернулось вверх дном. Мелькнули деревья, рушащиеся стены, рты ошалевших зевак.
Сердце колотилось от усилий, страха и восторга великой авантюры. Испытания перед взором богов. Сухожилия трещали, мышцы рвались.
Она подсунула ногу под него и вышвырнула пинком. Он рухнул на дерево. Мелкие людишки разбежались. Вигга ударила, но данец увернулся — кулак вырвал щепки из ствола, осыпав воздух занозами.
Ее волк проснулся, ощетинившись. Рык, слюна… он чуял его волка... Так близко, что можно укусить, распробовать, сожрать.
Она прыгнула на него. Лапы уже не сжимались в кулаки — когти прорвали ногти. Рот распахнулся, горячая слюна капала на его волчью морду.
—...Спасительница… — Брат Диас сжимал флакон с кровью Святой Беатрикс так, что цепь впивалась в шею. — По правую руку Божью… — Он знал, что не заслужил просить за себя. Но Алекс, хоть и не святая, была лучшим из тех, кого он встречал, и заслуживала шанса. — Избави нас от лукавого…
Его прервал стон, когда данец вогнал Виггу в статую ангела, обрушив град мшистых обломков.
Брат Диас не понимал, кто из оборотней верховал. Они мелькали, как вихрь: татуировки, шерсть, когти, летящая слюна. Уже не люди, но еще не звери.
— Что делать? — Алекс дергалась, следя за схваткой.
— Что можем? — пробормотал брат Диас. Один охотник уже лежал с распоротым животом. Участь, которой он страшился.
Он прижался к воротам, когда оборотни рухнули рядом. Данец сверху, руки на горле Вигги, она царапала его лицо. Кровь, пот, грязь.
Потом Вигга выгнулась, оскалив клыки. Брат Диас зажмурился, ожидая укуса… но вместо этого они... Примкнули друг другу рты, смешав ярость с желанием.
— Они… — одна колдунья скривилась.
— Фу, — сморщилась ее сестра.
Движения оборотней обрели дикий ритм.
Саббас потирал виски: — Ради всего святого…
Они катались по земле, сбрасывая остатки одежды. Шерсть пробивалась сквозь татуированную кожу, суставы хрустели. Несчастный охотник едва увернулся, когда звери, наполовину превратившиеся, промчались мимо, рыча и сплетаясь. Вдали прозвучал дуэтный вой, затем — неловкая тишина.
Охотники повернулись к Алексу и брату Диасу, жавшимся у ворот.
Саббас вздохнул: — Оборотни, а? — Махнул арбалетчику. — Убейте их.
Тынь тетивы. Брат Диас
— Чудо… — прошептал он.
— Какого черта? — арбалетчик пялился на оружие, затем в ужасе отпрянул. — Что за хрень?! — Черная костлявая рука из могилы вцепилась в него. Крапива зашевелилась, земля вздулась, выпуская еще когтистых рук.
— Все! — рявкнул Саббас, но его конь вздыбился, сбросив седло. Труп впился гнилыми зубами в круп. Везде выползали мертвецы, хватая охотников.
Колдунья с металлической цепью шагнула вперед, сложив пальцы в ромб. Земля вздрогнула, поглотив мертвецов волной камней. Вторая колдунья взмахнула рукой — надгробие рассекло полуразложившийся труп пополам.
— У них некромант! — крикнула она.
— Один из трех… — раздался голос с опушки, — лучших в Европе!
Бальтазар Шам Ивам Дракси стоял среди деревьев, держа порванные штаны веревкой. Он взметнул руки и земля разверзлась, изрыгая трупы.
Брат Диас, к собственному удивлению, закричал от восторга.
А в это время Якоб из Торна мчался мимо некроманта, сверкая мечом на солнце.
Глава 49
Наш новый последний рубеж
Глаза первого человека только начали расширяться, когда меч Якоба из Торна расколол его череп.
Неожиданность стоит тысячи солдат. Неожиданность это колдовство, превращающее закаленные отряды в зеленое отребье, а бронированных рыцарей в ссыкующих пажей.
Следующий мог натянуть лук, мог бежать, но лишь застыл, уставившись в Якоба. Легкий рывок поводьев и конь смял его.
Рыцари Железного Ордена шли в бой с молитвой на устах: «Спасительница наша» звучала бесконечно, пока не теряла смысл, жужжа над полем, как пчелы над клевером. Якоб когда-то тоже бормотал молитвы, шагая через кровь, но за долгие годы перестал молиться, потом даже начал проклинать. Теперь он стискивал зубы, берег дыхание, а высокие цели оставлял тем, у кого больше веры и меньше старых ран.
Рыжий бородач бросился на него, выхватывая кривой меч...
Но клинок застрял в ножнах. Он забыл снять петлю с рукояти. Якоб не стал бы одним из самых ненавистных людей Европы, отказываясь от таких подарков.
Промахнувшись по голове, он рубанул по плечу, швырнув бородача на надгробие. Из земли вырвались гнилые руки, обняв его.
Мертвецы были повсюду: пустые глазницы, кожа, как пергамент на костях. Плохие бойцы, но пугали внезапностью. Человек в нелепейшем плаще (а Якоб видел немало напыщенных тряпок) тыкал в них позолоченным копьем. Бесполезно против уже мертвых. Лишь сдирал гнилую кожу с черепов.
Конь Якоба перепрыгнул развалины склепа, едва не сбросив его. Тело ныло, будто битва длилась дни, а не минуты. Он — вечный калека, вечно раненый. К счастью, конь, «позаимствованный» у графа Радосава, был исполином, рвущимся в бой. Он и делал всю работу.