Дыра
Шрифт:
Он хмыкнул, и отхлебнул из глиняной кружки, которую таскал в руке, свежевыжатый ананасовый сок.
– Самое первое, что мне приходит на ум, - продолжал он, - это попробовать разбить эти силы мелкими порциями. Чтобы в городе, независимо от того, как мы туда попадем, сил осталось как можно меньше. Для этого я хочу имитировать нападение на одну из ближайших к городу деревень. Но очень малыми силами, чтобы городские власти решили, чтобы власти не слишком испугались. Чтобы решили, что можно разобраться с нападавшими.... Ну, появилась в окрестностях банда. Так надо послать человек двадцать,
– А сто двадцать?
– сказал Пинок, - Четвертак же сказал - в городе не бывает убийств. Трое стражников - это сенсация. Почти конец света. Может, местные власти решат, что против великих бойцов, способных на такой суперподвиг, как палкой голову проломить, надо сотню послать? Что мы с ней будем делать?
Квакин еще отхлебнул ананасового сока, и вновь усмехнулся - только повеселее:
– Пинок - люди воюют друг с другом десять тысячелетий. Они все время друг с другом воюют. И все уже было, и было не раз. Можно разбить тридцатью бойцами сотню. И двадцатью можно. И десятью...
– он развел руками, - это только вопрос нашей эрудиции...
Следующей ночью в деревеньке, остоящей от города на три часа пути, явилось бесчинство: десяток харь с дубинами и мечами вломились в дома старейшин, перебили охрану, разогнали старейшинских свиней и кур, а самих старейшин увели в неизвестном направлении.
Надо сказать, траура в деревне по этому поводу не было. Охранники популярностью не пользовались. Старейшины тоже. Куры и свиньи нашли себе новых хозяев. Замы старейшин стали старейшинами, и унаследовали их гаремы. Замы замов стали замами... и так далее. То есть, на самом деле был повод для праздничного банкета. И новый главный старейшина его учинил, выкрав одну из присвоенных односельчанами бывшестарейшинских свиней с использованием административного ресурса.
Но надо было и честь знать. Посему убитых похоронили с почестями, а в город послали донос.
В ответ из города вышел отряд в пятьдесят харь, вооруженный мечами. Он дошел до деревни, где допросили свидетелей, а потом потащился в пустыню по явственно читаемым следам возмутителей спокойствия.
Вечером отряд расположился на ночевку и отдыхал совершенно спокойно.
Но на утро в расположение отряда прибежал гонец из деревеньки подальше, и сообщил о похожем бесчинстве.
Отряд дошел и до этой деревни, и переночевал в ней, ибо переться куда-то на ночь глядя было лень. И там его застало известие о новом бесчинстве, еще подальше.
В третьей деревне, отстоящей от города на четыре дня пути, не нашлось ничего нового. Но ночью часовые видели в кактусах свет факелов и заметили, в каком направлении он исчез.
Днем отряд направился туда.
Найдены были многочисленные следы, брошенные ночевки с кактусными углями и некоторые вещи, явно принадлежащие старейшинам. Несомненно, отряд был на верном пути. Судя по следам, бандитствовало человек десять. Командир отряда уже предвкушал премию и повышение в звании...
Но на очередной ночевке, в пустыне, в пяти днях ходьбы от города, отряд
Бойцы, как могли быстро, выбрались из палаток. Но когда выбрались все оказалось, что воевать уже не с кем. Нападавшие исчезли. Осталось двенадцать трупов, зарубленных мечами - все городские.
Бойцы приуныли. Теперь им уже вовсе не хотелось помочить банду, вывернуть бандитские карманы и порахать бандитских телок. Теперь они предпочли бы вернуться в город.
Но командир понимал, что за такое возвращение его в звании не повысят. Он обнаружил противника, потерял людей и позорно сбежал, уронив пестиж городской власти и не решив поставленную задачу.
Поэтому в город возвращаться не стали.
Следы нападавших по-прежнему были заметны. Они вели куда-то в пустыню. Вероятно, бандиты хотели скрыться в своем логове.
Едва стемнело, едва порядком уставшие бойцы легли спать, как часовые их разбудили.
На сей раз никто на отряд не напал. Но все часовые явственно слышали какие-то звуки, доносящиеся из кромешной темноты вокруг света сторожевых костров.
Мерзкие и зловещие звуки раздались еще, примерно через час, и снова всех всполошили. А еще через час пустыню потряс жуткий крик - неблизкий, но уж очень зловещий. После этого до рассвета не мог заснуть ни один человек.
Днем невыспавшиеся бойцы все так же тащились по следам за неуловимыми бандитами.
А на поляне очереного кактусового леса отряду явилось зрелище, от которого кровь холодела в жилах.
К развсистому кактусу был привязан труп, к каждой руке которого в свою очередь были привязаны предмты, весьма символичные для местных. Символичность этих предметов проистекала из распространенного местного пожеланья несчастий: "серпом тебе по яйцам, да молотом по голове!"
Однако, до конца дня ничего не случилось, и отряд расположился на ночевку.
Как и следовало ожидать, она снова оказалась на слишком спокойной.
Следующим днем не было никаких происшествий.
Но под утро, после традиционных уже звуков во тьме, из тьмы этой вышли люди, и стали мочить одуревших от жары, ходьбы и бессонных ночей бойцов. Мочили мечами, но чаще - невиданными штуками на длинных ручках. Бойца с такой штукой не удавалось достать мечем.
Бой шел минут пять, потом сразу все кончилось. Люди из тьмы исчезли во тьме же. Оставшиеся в живых бойцы столпились среди костров, боясь выйти из их света. Но костры догорели, а посылать кого-либо за сухими кактусами командир не стал - боялся потерять людей почем зря.
Когда рассвело, на песке оказался двадцать один труп. Как и следовало ожидать, все - городские.
Когда ночь пришла, никто в отряде не знал, что делать. То есть, формально это было понятно: запасти много сухих кактусов, разжечь костры, выставить часовых... Но никто не знал что должен делать, чтобы дожить до утра.
Ночь, как обычно, нарушалась разными звуками. Но люди уже не могли не спать. Они пребывали в состоянии какой-то сонной паники, между сном и явью. Они хотели не спать, потому что боялись, но не могли этого.