Дырка от бублика 1. Байки о вкусной и здоровой жизни

Лапидус Аркадий

Дверцы такси распахнулись, и из машин, тоже с сумками, полезли бледные тени «бесовской» свиты. Сам предводитель, уже слегка поцарапанный, но в пьяном угаре не замечающий этого, вылез последним. Матерно выругавшись, он подмял наманикюренное крылышко одной из «ласточек» и, страшно сопя, первым пересёк бункерную ограду.

– По-русски шпрехает иностранец-то! – весело заметил Аполлон, запихивая сумки в багажник такси.

– «Золотая» молодёжь! – с ненавистью откликнулся шофер и, сплюнув в сторону дачи, резко крутанул ручку таксометра.

Дядюшка сидел бледный и всю дорогу молчал…

Неугомонный эскулап

Утро было

свежо и очаровательно!

По аллее шёл Аполлон.

В его одежде удачно сочетались изделия из натуральной кожи, батиста, вельвета и замши.

Всё было не крикливо, но подчёркнуто элегантно.

Аллея закончилась довольно быстро и одновременно со щитами рекламы бог весть когда шедших на экранах кинотеатров города фильмов, и перед героем вырос аккуратный и чистый фасад Дома культуры авторемонтного объединения. Здание примыкало к головному предприятию завода, но вход был отдельный и свободный. По бокам двери стояли на задних лапках две металлические урны, выполненные в виде пингвинов. Их широко раскрытые клювы свидетельствовали о том, что здесь действительно, в санитарном отношении был полный антарктический марафет.

Поправив воротничок рубашки, Аполлон тронул отшлифованную народными притязаниями деревянную ручку двери.

На первом этаже в сине-зелёной прохладе вестибюля дремала старушка.

На втором этаже в кабинете директора сидел весьма пожилой смуглый сутулый мужчина с орлиным профилем, карими глазами, чёрными бровями и абсолютно белой головой. Погрузив пальцы обеих рук в дебри благородной седины, он, страдальчески морщась, рассматривал залапанную книгу приказов.

Войдя в кабинет и представившись, Аполлон положил на стол кипу документов и удивлённо заметил, что ещё вчера на этом же месте сидел товарищ помоложе. Старец согласно кивнул и, просмотрев предъявленные документы, поднял покрасневшие сосредоточенные глаза.

– Ну что ж… Ваше образование и послужной список – соответствуют! – сказал он. – Но культмассовый сектор при таком наборе – чистое расточительство. – Я предлагаю вам должность директора этого коллапсирующего очага культуры. Кстати, таково и мнение вашего предшественника.

– А… кто вы?

– Я дух этого учреждения! Что-то вроде внештатного исполняющего обязанности директора.

Старец вышел из-за стола и приглашающе простёр руки к ещё тёплому стулу:

– Прошу! Да вы не стесняйтесь! Это не бог весть какая высокая должность, не бог весть какой материальной ответственности и оплаты. А если что не так, так у нас же всё спишут. Страна жутко богатая. Жутко! А я не администратор – я врач.

– Врач?

Аполлону стало весело.

Старец ему нравился.

– Врач, врач! И зовут меня Наумом Аркадьевичем. А вас, если не ошибаюсь…

– Аполлон! А в честь солидарности с польской «Солидарностью» и для друзей – Поль.

– Да-да. Верно. Прекрасное имя! Да и «Аполлон» – «Союз» – это не только настоящее, но и будущее.

– Дай-то Бог!..

– Да-а… Такое имя требует определённого уровня. Большие заявки – большой спрос. А это любят немногие…

– Каждому – своё!

– А лучшее – всем! Я совершенно серьёзно предлагаю вам пост директора. Где надо – утвердим, что надо – напишем… Такой разносторонний специалист, с таким разноплановым стажем – это же божий подарок! Простите за идиотский вопрос – вы, случайно, может быть, ещё и партийный?

– Чего нет – того нет! – Аполлон красноречиво развел руками.

– Мда-а… Это усложняет…

Веселье нарастало…

Наум Аркадьевич был личностью незаурядной. В разговоре с собеседником, внушающим доверие, он представлялся не иначе как беспартийной сволочью, видимо не исключая того,

что попадаются ещё и партийные. Конечно же, сволочью он не был, а был по характеру и жизненной позиции Дон-Кихотом, а по профессии врачом. Больные уважали его за то, что он делал их здоровыми, а здоровые – за то, что он не делал их больными.

Надо сказать, что живых Дон-Кихотов не любили, не любят и, видимо, никогда не будут любить власть имущие, благополучные и бескрылые. Как смеялись они над ними, так и продолжают смеяться. А если смех не помогает, то их просто выдёргивают, как вылезший гвоздь из каблука, и швыряют в придорожную жизненную грязь, предоставив полную свободу для окисления.

Биография Дон-Кихота-доктора, так же, как и биография его литературного коллеги Ламанчского, была сложна, необычайна, полна мытарств и треволнений, падений и подъёмов.

Однако в данном случае результат не был трагичен. По крайней мере – пока! Доктор закалился, обрёл бойцовские качества, умел постоять за себя, и за других и, главное, научился побеждать.

Перед самой пенсией он осуществил вечную мечту странников поневоле: купил крохотный саманный домишко с садиком, построил огромную беседку, повесил в ней гамак и бросил свой трудовой якорь в медпункте авторемонтного завода, а в настоящем – объединения. Вот уже более двадцати лет доктор крепко держал здоровье заводчан в своих опытных добрых теплых ладонях, и когда считал нужным, группировал их в кулаки и бил по бюрократическим столам, без спросу повышая голос и совершенно не взирая на лица. В результате этого досрочно был построен профилакторий и роскошный физиотерапевтический комплекс с лучшим отечественным и импортным оборудованием и заметно уменьшился поток больничных листов. Вся администрация объединения, включая инженерно-технический персонал и самого генерального директора, лечились только у Наума Аркадьевича и называя его профессором, а также главным звеном своего жизнеобеспечения, берегли доктора, терпя все его причуды.

Не хватало терпения только парторгу. В противоположность доктору, он был тучным грубоватым мужчиной с круглой, как глобус, бритой блестящей головой и отменным здоровьем. Практически парторг никогда ничем не болел, и хотя являлся, в сущности, неплохим мужиком, но доктора не понимал и никак не воспринимал. Первый же «фокус», который отчебучил эскулап, привёл его в полное замешательство. Сделав свои профессиональные дела и имея свободное время, доктор решил не на словах, а на деле совместить умственный труд с физическим. Надев спецовку, он встал у станка. Станок был, что называется, «револьверным». Нужно было только вовремя поворачивать ручку и ещё там чего-то – и деталь была готова. Казалось бы, что особенного? Но так как за станком трудился беспартийный врач, не освобождённый от своих прямых обязанностей, и не репрессированный, а доброволец, то своим шестым политическим чувством, строго лимитированным установками и циркулярами сверху, парторг воспринял это как вызов. Сам Семен Васильевич (так звали парторга) был «освобождённый» и, давно позабыв о своей основной профессии, с нетерпением ждал пенсии.

Вызывать доктора в кабинет он не стал, не без оснований подозревая, что тот может просто не прийти.

Семён Васильевич направился прямо к станку.

Перекрывая шум цеха, он раздражённо прокричал доктору в ухо:

– Ты эти свои левацкие замашки брось! Не коли глаза рабочим! Слышишь, что я тебе говорю: не коли!..

При сравнительно не очень большой возрастной разнице, да ещё и в данной ситуации, парторг считал нецелесообразным обращаться на «вы».

– Рабочим? – доктор повернул ручку и ещё там чего-то, и готовая деталь бодро выскочила из станка. – Изыдь! Мешаешь! Да изыдь ты, наконец!..