Джеймс Хеллборн. Трилогия
Шрифт:
Разумеется, новый народ монголо-японцев называл свою родину как-то иначе, но белый человек не был способен произнести это варварское имя. И какой-то европейский путешественник дал этой стране имя Ксанаду. Потому что:
In Xanadu did Kubla Khan
A stately pleasure-dome decree:
Where Alph, the sacred river, ran
Through caverns measureless to man
Down to a sunless sea.
В стране Ксанаду Кубла-хан
Велел построить чудный храм,
Там Альф, священная река,
В пещерах, долгих, как века,
Текла
Строго говоря, совсем не "храм", но лингвистические ошибки случались и на этой планете. Кто-то перепутал Pleasure-dome и Dome of the Rock, и вот уже соплеменников Белгутая в англоязычных военных кругах прозвали "храмовниками", "тамплиерами".
Тамплиеры были воинственным народом, в котором монгольская беспощадность смешалась с японским презрением к смерти (или что-то в этом роде, как писали в старинных романах). Впрочем, они могли презирать смерть, но не самого бога смерти. Еще одно непроизносимое имя, поэтому в английском языке монголо-японского идола прозвали Плутоном.
"Забавно, божок есть, а такой планеты все еще нет", - заметил Хеллборн, вспоминая тот нелегкий урок астрономии и исторические уроки Патриции.
Патриция торчала в лазарете как послушная серая мышка, и виделись они редко. Тем более что доктор Креспо не одобрял визиты Хеллборна.
– Где я мог видеть вас раньше?
– с подозрением в голосе вопросил португальский эскулап, когда Джеймс первый раз появился на пороге.
– Вы подобрали меня в Мозамбике около месяца назад, - напомнил Хеллборн.
– Но тогда я выглядел гораздо хуже.
– Вы и сейчас неважно выглядите, - с подкупающей откровенностью заявил доктор.
– Вы хорошо себя чувствуете?
– В госпитале Святой Анны я прошел полный курс прививок, - неуверенно вспомнил Джеймс.
– Надеюсь, это застрахует меня от новых африканских сюрпризов.
– Как бы не так! Вот, буквально за день до начала войны к нам поступило сообщение о новой вспышке зеленой лихорадки у истоков Кубанго! Первый случай с 1898 года!
– подполковник медицины Креспо был вне себя от восторга. Фанатик профессии, понял Джеймс, он увидел новый вызов.
– Между прочим, - продолжал доктор, - здесь вам не бордель. Я не знаю, что вы пообещали Патриции, но она хорошая девушка (хотя ей явно не помешает пластическая операция).
– Сэр, мы просто старые друзья, - покраснел Хеллборн.
– Да-да, конечно. Все вы так говорите. Возвращайтесь к своим пушкам, молодой человек, сержант Блади сейчас занята.
– Как скажете, сэр, - в очередной раз пожимал плечами Джеймс и удалялся.
Он проводил на своей новой батарее бОльшую часть свободного и служебного времени, безжалостно гонял подчиненных, а заодно изучал пересекаемые африканские просторы. Они уже двигались в пределах Конголы (здесь - "Союзная Ангольская Республика"). Африка как она есть, настоящий коммунизм и сюда не успел добраться. Слева - океан, справа - джунгли, саванна, недобитые слоны и крокодилы. Время от времени их обгоняли другие поезда; иные двигались навстречу -
– Под колеса бросилась саванна,
"Пуссикэт" пыхтит, как толстый слон!
Мы идем на север, за Кубанго,
Возрождать порядок и закон!
–
на все голоса распевали стрелки. Хеллборн не возражал, хотя и отмечал, что его солдатам явно кто-то наступил на ухо. Возможно, пресловутые слоны.
– Очень хорошо, товарищ Хеллборн, - заглянувший в гости комиссар Кун остался доволен боевым духом зенитчиков и другими проявлениями патриотизма.
Подполковник Аттила Кун, совсем молодой парень, был чуть старше Джеймса. Он носил очки в золотой оправе, французскую бородку и был родом из Грифонской Венгрии, то есть в некотором роде являлся земляком "барона фон Хеллборна". Но никаких родственных чувств к своим немецким угнетателям юный мадьяр не испытывал, напротив. Первый их разговор едва не закончился стычкой.
– Да я в двадцать первом на баррикадах патроны подносил, - с пол-оборота завелся комиссар, с подозрением смотревший на бывшего аристократика.
– А я в двадцать первом пешком под стол ходил, - вежливо улыбнулся в ответ Хеллборн.
Впрочем, товарищ Аттила остыл также быстро, как и загорелся.
– Мы делаем здесь важное дело, Джеймс, - воодушевленно говорил он уже через несколько минут.
– Святое дело! Будущее всего мира зависит от нас!
"Как скажешь".
Еще на одну тысячу километров ближе к Касабланке.
* * * * *
На одном из полустанков в окрестностях Браззавиля к ним прицепили еще два броневагона.
– Кто это?
– с изумлением спросил Джеймс, рассматривая погружающихся в вагоны бойцов.
– Мы - корабль, а это - наша морская пехота, - ухмыльнулся Белгутай.
– То есть паровозная.
Товарищ Аттила в свою очередь лично провел старших офицеров "паровозной пехоты" по всему составу, познакомил с экипажем и местными достопримечательностями (вроде промасленных казенников). На каком-то этапе экскурсия прибыла в центральный орудийный вагон.
– Познакомьтесь, товарищи, - подполковник Кун развел руки в сторону, как будто собирался обнять всех присутствующих.
– Мастер-капитан Белгутай, лейтенант Хеллборн. Майор Намибия.
– Намибия?
– машинально переспросил Джеймс.
– Это псевдоним, - ответила она.
– Nom de guerre.
Товарищ Намибия неплохо говорила по-английски и французски одновременно. "Все ясно, - заключил Джеймс, - это местная африканская Мэгги. Принцесса решила поиграться в революцию. Симпатичная негритянка... только слишком легко одета".
Не то слово. Вся униформа бравого майора состояла из одной травяной юбочки. На поясе повисли револьвер в брезентовой кобуре и огромный зловещий кинжал. Знаки отличия были вытатуированы прямо на теле - на плечах, ключице и -- разглядел Хеллборн, когда товарищ Намибия уже удалялась -- на правой лопатке. За ней следовали два лейтенанта, аналогичного пола и в аналогичной униформе.