Джип, ноутбук, прошлое
Шрифт:
Помогая выиграть Первую мировую, он помогает не Николаю Второму, не дворянской верхушке, которая сидит слишком высоко, чтобы рассмотреть проблемы простых людей. Он помогает людям, тем, кто в другой реальности погиб под огнем пулеметов, был отравлен газами, разорван шрапнелью. Изобретатель не сгорит в броневике, футболист не будет застрелен в штыковой атаке, музыкант не упадет вместе с самолетом. Люди будут жить.
Руслан улыбнулся. Он внезапно понял иронию истории.
Если он в самом деле сможет повернуть течение времени так, что Первая мировая будет выиграна, то этим
Да, война будет победоносно выиграна. И? Это решит те проблемы, которые существуют сейчас, в 1910-м? Крестьяне получат землю? Рабочим повысят зарплаты, сократят рабочий день и перестанут смотреть на них как на существ второго сорта? Купцы перестанут подделывать продукты, с улиц исчезнут проститутки, а солдатам можно будет ездить в трамвае и пить чай в буфете?
Не-эт, все останется по-прежнему. Победоносная война всегда, ВСЕГДА внушает власти мысль о том, что в стране «все нормально» и менять ничего не надо.
Армия устарела? Так мы же победили! И нужна Крымская война, чтобы начать реформу армии.
Крестьянам нужна свобода? Так мы же победили! И тогда «крестьяне, верный мой народ, да получат мзду свою от Бога».
Нужны реформы? Зачем? Мы же ПОБЕДИЛИ!
Единственное исключение – Великая Отечественная, выигранная, но слишком дорогой ценой.
Станет что-то менять Николай Второй? Нет. Он и сейчас искренне верит, что в стране все хорошо, и тем более не станет сомневаться в этом в случае победы. А значит, революция все равно случится, рано или поздно, но случится. Слишком сильно прогнило все наверху. Даже если налетит волшебный ураган и унесет большевиков, эсеров и вообще всех революционеров, то очень скоро на их месте окажутся какие-нибудь «синие», «народосчастники», «эрэсы», которые будут продолжать дело «унесенных ветром». Потому что большевиков не с Марса сбросили и не в почтовом конверте прислали, они появились в России потому, что если очень долго плевать на людей, то среди них всегда найдется тот, кто соберет отряд и отправится сбрасывать этого плевуна. Самый главный виновник революции всегда сидит на самом верху.
Тот, кто идет неправильным путем, придет в подвалы Ипатьевского дома, годом раньше или годом позже.
– …Руслан!
– А? Что?
– Муж мой любимый, ты сегодня веселый, но какой-то весь в себе. О чем задумался, детина?
– Да так… О судьбах России.
В дверь комнаты постучали.
– Руслан Аркадьевич, – крикнула из-за двери Танюша. – К вам пришли!
Лазаревич вышел в гостиную, где его ожидал сосед, невысокий коренастый адвокат Варсонофий Варфоломеевич – как он живет с такими именем-отчеством? – живший в квартире напротив.
– Руслан Аркадьевич, – подпрыгнул он ближе. – Ваш компаньон господин Фрезе звонил на мой аппарат…
Да, телефоны были не у всех. Вот у Руслана не было.
– …Просил сообщить вам следующее…
Варсонофий Варфоломеевич нацепил на нос пенсне и достал из кармана бумажку:
– «Иван Петрович пригласил из Императорского Московского технического училища специалиста по двигателям. Доктора Брилинга, Николая Романовича».
Глава 3
Коломенская
Молодая женщина, в шубке и с муфтой, поднялась по лестнице и остановилась перед дверью одной из квартир. Переложила в другую руку объемистый бумажный сверток и крутанула рукоять механического дверного звонка.
За дверью послышались шаги, щелкнул замок. Молодая девушка выглянула на лестничную площадку.
– Вам кого? – не очень-то дружелюбно спросила она.
– Я к Марии Борисовне. По поводу ее покойного мужа.
– А вы кто?
– Лазаревич Юлия Николаевна.
Жена – вернее, уже вдова – журналиста Корнейчукова ждала Юлю в гостиной, сидя в кресле. Ноги укрыты пледом, возле кресла крутятся двое детей: мальчик лет пяти и девочка двух-трех лет.
– Доброе утро. Юлия Николаевна?
– Доброе утро. Совершенно верно.
– Мы знакомы?
Мария Борисовна пригляделась к гостье. Юля взглянула на вдову.
По ощущениям – хорошо за тридцать лет. Усталое, осунувшееся лицо, тусклый взгляд, мышино-серая кофточка, на плечи накинут пушистый коричнево-серый платок, напоминающий толстый слой пыли под кроватью.
– Нет, – покачала головой Юля.
– Вы знаете… знали моего мужа?
От этой оговорки у Юли по спине пробежали мурашки. «Не дай бог, – подумала она, – мне когда-нибудь вот ТАК говорить о собственном муже. Врагу не пожелаешь…»
– Нельзя сказать… – ответила Юля.
В соседней комнате заплакал ребенок, совсем еще младенец, судя по крику. Послышались тихие бормотания, кто-то, очевидно нянька, успокаивал малыша.
– Нельзя сказать, – продолжила Юля, – чтобы я его знала хоть сколько-нибудь близко. Случайное шапочное знакомство. Мы с мужем, он работает на фабрике господина Фрезе инженером, делает автомобили… так вот, мы с мужем были в гостях у художника Репина в Куоккале. Там мы и познакомились с вашим мужем.
Юля вздохнула и перевела дыхание.
– Может быть, чаю? – спросила Мария Борисовна.
– Благодарю, нет.
Мальчик выглянул из-за спины матери и гордо заявил:
– А мой папа…
– Коля, Лида! Пойдите… в спальню.
Набычившийся мальчик и очень серьезная девочка – маленькие девочки вообще всегда выглядят очень серьезно – утопали из гостиной. В дверях девочка обернулась и показала Юле язык.
– Так вот, – продолжила, улыбнувшись, Юля. – Мы с вашим мужем разговаривали, недолго, четверть часа, не больше. Но, видимо, наша семья ему чем-то понравилась, и он рассказал нам о своем тайном увлечении…
Губы женщины сжались:
– Что вы хотите сказать? Если вы намекаете… Если вы хотите… Пытаетесь…
– Нет-нет-нет! – Юля замахала руками, муфта с глухим стуком упала с ее коленей. – Ничего предосудительного, ничего такого, что могло бы опорочить его в глазах других людей. Оно просто… несерьезное. Видимо, ваш муж стеснялся этого увлечения, он сказал, что не рассказывал даже вам.
– Госпожа Лазаревич! – Мария Борисовна приподнялась. – Или вы прямо называете это «увлечение», или я прошу вас покинуть мой дом!