Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
22
Любопытство Джонни.
В палатке для раненых.
Знакомство с Эрнстом Ешке.
У всех есть какая-то тайна…
У Джонни пробудилось любопытство. Кто же он такой, этот Эрнст Ешке? Что он вообще делает здесь среди русских солдат?
Джонни представил себе высокого, сильного, как медведь, человека, с черной бородой и сильным басом, который один мог бы увезти кухню дяди
После еды Джонни помог вычистить большой котел; он наливал в него чистую воду и тер тряпкой. Когда дядя Коля вернулся в свою повозку, чтобы немного поспать, мальчуган стал прогуливаться вокруг кухни, все чаще посматривая на палатки. И не только из любопытства. Кажется, здесь было и что-то другое. Джонни немного завидовал незнакомому человеку, которого Ганка уважала и из-за которого даже плакала.
Под одним из фургонов Джонни увидел Трехногого. Он лежал вытянувшись, положив лохматую голову на передние лапы. Джонни осмелился и негромко позвал:
— Трехногий!
Собака подняла голову.
— Ну, иди же ко мне, иди!
Собака поднялась, не очень быстро, правда, но все же встала. Она отряхнула пыль с черной косматой шерсти и лениво зевнула. Затем она не спеша подбежала к Джонни, ткнула его своим влажным, блестящим носом и уставилась на него.
«Она слушается меня, — обрадовался Джонни. — Она позволила даже почесать жесткую шерсть на затылке». Джонни собрал опорожненные консервные банки, раскрыл перочинный ножик, который достался ему от Густава, и вынул им несколько маленьких кусочков мяса. Трехногий благодарно слизнул их с руки.
Через некоторое время дядя Коля слез с повозки, натянул гимнастерку и разгладил усы. Увидев Джонни, он поманил его к себе. Сунув руку под брезент, он достал две щетки с жесткой щетиной. Одну из них дал в руку Джонни и жестом позвал его за собой. Джонни, который впервые за многие дни почувствовал нечто вроде скуки, обрадовался предстоящей работе. На привязи возле деревьев стояло несколько лошадей. Повар подошел к одной из них и кивком головы указал мальчику на пони.
Джонни понял: он должен вычесать лошадку. Время от времени он посматривал на старого солдата и старался все делать, как он. Работа ему понравилась. От удовольствия пони стоял совсем тихо. Джонни, сильно нажимая, водил щеткой по шее и твердой, округлой спине, расчесывая гриву и длинный хвост.
Вечером наконец появилась Ганка.
— Пойдем, — позвала она Джонни и повела его к санитарной палатке. — Он перенес операцию, длившуюся больше часа.
Девушка быстро и легко шла к палатке.
— Я привела одного твоего земляка! — крикнула она, раздвигая брезент палатки.
Джонни вошел следом за ней.
Внутри палатка оказалась довольно просторной. Сильно пахло медикаментами. Здесь было полутемно и тихо.
Джонни увидел несколько железных коек. Две койки не были заняты, постельное белье сияло белизной на фоне зеленоватого брезента палатки. Когда Ганка отошла в сторону, он увидел двух человек. Один лежал вытянувшись на дальней
Джонни стало как-то не по себе, так как он не мог понять, куда смотрит этот человек. Он повернулся к другому раненому, который лежал на койке рядом с входом в палатку. Голова этого человека, по шею укрытого одеялом, показалась ему большой, почти круглой и с толстыми ушами. Волосы на висках были с проседью. Лицо выглядело желтоватым и слегка одутловатым. На щеках и подбородке виднелась светлая щетина. Большие глаза, смотревшие из-под кустистых бровей в потолок палатки, казались усталыми.
— Товарищ Ешке! — позвала громко Ганка. — Ты слышишь?
Человек произнес, не поворачивая головы:
— Слышу.
Голос у него был звучный и приятный. Девушка поправила ему одеяло.
— Тебе хорошо лежать?
— Как на седьмом небе.
Он немного сдвинул одеяло и попытался сесть.
Джонни увидел, что правая рука Ешке была забинтована, повязка доходила почти до самой шеи. Через расстегнутый ворот рубашки было видно, что и грудь его также туго перебинтована.
— Так кого же ты ко мне привела? — спросил он.
— Одного твоего земляка. Я уже говорила тебе о нем,
— Да? — Ешке рассматривал мальчика. Взгляд его оживился.
— Здравствуйте… — пробормотал Джонни смущенно.
— Откуда ты?
— Я и сам не знаю точно, — ответил мальчуган, — вот уже несколько дней как блуждаю.
— Но ведь где-то у тебя есть дом, не правда ли?
— Он из Берлина, — ответила за Джонни Ганка.
— Берлин, — задумчиво произнес Ешке и откинулся на подушку. Вдруг он процедил сквозь зубы: — Берлин, черт бы его побрал! — И сильно закашлялся.
— Только не надо волноваться, — стала успокаивать его девушка, — тебе это вредно!
— Ты права, дорогой товарищ, — тихо и сдавленно сказал Ешке, — но Берлин… Кажется, можно было доплюнуть, так близко я был от него. И вот теперь я лежу здесь!
— Разве ты опять был на той стороне? — спросила Ганка.
Ешке кивнул.
— Фашистов ты никогда не переубедишь. — Выражение лица у Ганки стало суровым.
Раненый попытался было глубоко вздохнуть, но остановился на полувздохе и задышал короткими и быстрыми рывками.
— Фашистов мы не переубедим, но других…
Видимо, для того чтобы переменить тему разговора, девушка спросила:
— Где тебя ранили?
— В нескольких километрах перед Эркнером.
— Оттуда далеко еще до Хеннингсдорфа?
Джонни подумал: «Опять она спрашивает об этом Хеншшгсдорфе…»
— Уже не далеко, — произнес Ешке с закрытыми глазами.
— И когда, по-твоему, мы займем его?
Раненый молчал. Его грудь беспокойно вздымалась и опускалась. Девушка продолжала теребить одеяло. Затем она прошептала:
— Сейчас мы оставим тебя в покое.
Джонни показалось, что Ешке слабо кивнул головой. Тихо, без лишнего шума они вышли из палатки.