Эарлин: Колыбель Смерти
Шрифт:
– Люди лишили меня любимой супруги, Мальгерн убил моего отца, а я должен сидеть и радоваться тому, что меня оставили в живых? Нет! – ударив кулаком, Аэнгран вскочил. – Калиатрий, отправь весточку нашей чародейке, сообщи ей о моём возвращении, и пускай подготовит Тердранот к приходу аккральбрандских солдат. На этом всё, господа.
Глава 2
Инквизитор
В зените стоял клубок огненных сплетений, пронзающий земли Сальтарана золотыми стрелами. В голубых небесах, заполонённых густыми рваными облаками, парили птицы. Улетали на юг – в тёплые края Альдаранаса,
Собаки и кошки ходили по узким улицам городка, старики проводили время за долгими разговорами, сидя на скамьях и радуясь шаловливым детям, игравшим в салки, прятки или убегавшим от родительской порки.
Впрочем, здесь, в Нилбене, жизнь протекала подобным образом изо дня в день без изменений, по одному сценарию. Сия обыденность воспринималась жителями как счастливое, беззаботное время, ведь сальтаранцы сполна понесли наказание за свою надменность и извечное недовольство. Азулбан’нахаар показал, что бывает с теми, кто живёт ради себя, научил ценить элементарные вещи, раз здешний люд устраивает целый пир в честь дня рождения того или иного человека и целыми неделями оплакивает чью-то смерть.
Меж тем, с заднего двора Ирвальда – лорд-губернатора Нилбена, доносились стоны, команды, насмешки и звук соприкасающегося дерева; оба сына Ирвальда оттачивали навык владения холодным оружием, нанося маленькие увечья друг другу, разумеется, из-за взаимной любви и желая сделать второго лучше!
– Ну Фере-е-е-ен! – воскликнул Фирдас, откинув назад мокрую от пота, свисающую на заострённое лицо прядь тёмно-русых волос. – Сколько можно? А? Через месяц тебе исполнится семнадцать лет, а ты до сих пор допускаешь столько ошибок! Нам ещё в рыцари подаваться. Вставай, нападай, дерись!
Пытаясь отдышаться, Ферен, обильно обливающийся потом, еле вынося пульсирующую боль в колене, ребре, груди и спине, поправил короткие чёрные волосы, ехидно улыбнулся, словно имел туз в рукаве, способный поразить оппонента, и ринулся в бой. Он нанёс тяжёлый удар, но Фирдас, связав оба меча коротким вращением, обезоружил его и устроил «любовную» встречу лицу Ферена с землёй.
– Долго собираешься валяться в грязи? – усмехнулся Фирдас, в попытках хоть как-то задеть брата, дабы тот пробудил своего внутреннего зверя. – Думаешь, мол, сейчас появятся персонажи из твоих книг, встанут на твою сторону и изобьют меня? Ха! Глупые чаяния. Вставай!
По правде говоря, Ферен едва мог что-то чувствовать или соображать. Уже который час он бьётся, выслушивая издёвки брата. Тем не менее он заставил себя подняться. Нельзя допустить унижение. Нужно поставить Фирдаса на место. Удержав равновесие, парнишка, осклабившись, посмотрел исподлобья тёмно-синими глазами, принял боевую позу и… снова упал, получив сокрушительный удар.
– Опять, – тяжко вздохнул Фирдас, с упрёком помотав головой. – Когда же ты начнёшь думать мозгами? – спросил он, нависнув над Ференом и чуть прищурив глаза болотного цвета. – Вроде бы самый умный в городе, читаешь горы книг, а проку нет.
– Заткнись! – рявкнул Ферен, всё ещё лёжа лицом вниз.
– Ага, но тренировку возобновим завтра. Сейчас иди домой и… – не успел он договорить, как Ферен, приложив все
– Ты проиграл! – гордо воскликнул Ферен, приставив тупое острие клинка к горлу брата. – Продолжим завтра, а теперь вставай и иди домой. Иль, может стать, ты предпочтёшь проваляться здесь до рассвета?!
– Да после такого удара, – с трудом отвечал Фирдас, – странно, что я вообще остался жив. У-у-у-у-ух! Вряд ли ты станешь дядей.
– Ничего! – засмеялся Ферен.
Неожиданно издавшие скрип двери привлекли внимание обоих братьев. Вся в муке, держа скалку в руках, на пороге показалась Ингрид, вышедшая проведать сыновей.
– Милостивые Небеса! Почему вас обделили здравым умом?! Так, чтобы ровно через пять минут были дома, понятно?!
– Ну-у-у-у-у мам! – хором возмутились братья.
– Никаких «ну мам». Скоро Ирвальд будет дома, ужин готовится, а вы оба грязные. Я приготовила вам ванны, положила чистую одежду. Так что хватит! Вроде как сыновей рожала, а не дочерей, – пробормотав себе под нос, Ингрид ушла.
***
– Фере-е-е-е-ен! Просыпайся, соня.
Несмолкающий звонкий голос Фирдаса бомбардировал словарным шквалом, рассеивал сновидения и сладкую дремоту, накрепко сковавшие закутанного в лёгкое одеяло Ферена, который лежал под старым толстым вязом. Ферен начал размахивать руками, словно бы отделываясь от назойливой жужжащей мухи, только вот сейчас «назойливой жужжащей мухой» являлся нависший над ним Фирдас. Когда рот старшего брата всё-таки закрылся, Ферен неохотно вылез из-под одеяла и сел. Стоило открыть глаза, под которыми образовались мешки от недосыпа, как тотчас солнечные лучи клином вонзились в них. Немного ныла спина, урчал желудок, к тому же болело седалище. Девять беспрерывных часов езды сделали своё дело. Лишь ближе к полуночи им удалось преодолеть половину Исполинского леса, где, собственно, они и устроили привал.
Ферен посмотрел на брата: окружённый кучей посуды Фирдас ворчал, мол, Ингрид снарядила их ненужными вещами, и продолжал ковыряться в сумках, ища что-нибудь съестное. Он достал несколько ломтиков дорожного хлеба, яблоки, завёрнутую в специальную бумагу ветчину и фляги, наполненные родниковой водой.
– Ферен, сколько нам ещё до Тердранота?
– Если галопом, около трёх часов. Может, чуть больше, может, чуть меньше.
– Знаешь, мне сегодня снился сон.
– Хм?
– Помнишь тот день, когда мы с тобой тренировались и я отважился ущемить тебе одно место?
– А как же? – фыркнул Фирдас. – После того раза у меня около недели всё болело. До сих пор не простил тебе этого.
– Да ладно тебе! Сколько прошло с тех пор? Пять лет?
– Четыре года, шесть месяцев и три недели.
– Ладно, давай лучше позав… пообедаем.
***
Они вдоволь насытились едой и напились водой, минут пять посидели, отдыхая после приёма трапезы, затем, собрав вещи и оседлав лошадей, галопом устремились вперёд.
Они мчались по Народному тракту – самому безопасному из существующих в лесу и самому широкому! Росли здесь маленькие кусты, возвышались высоко-высоко стройные сосны и кривые берёзы, неподвижно стояли угрюмые толстоствольные вязы и могучие, коими пугают малышню, ивы, скрывающиеся за лиственной вуалью.