Единорог и три короны
Шрифт:
— О вашей красоте. К сожалению, я не вижу способа, как сделать вас менее красивой! — угрюмо проворчал Филипп, отворачиваясь к своему коню.
Изумленная девушка с облегчением вздохнула, однако ее широко раскрытые глаза говорили о том, что она не понимает, шутит ее спутник или нет.
Лицо же молодого человека оставалось серьезным.
— Полагаю, это не комплимент? — спросила Камилла.
— Отнюдь, — ответил он. — Скоро мы приедем в форт, населенный исключительно мужчинами, некоторые из которых очень давно не видели женщин. Именно поэтому ваша красота может оказаться там несколько неуместной.
— И что прикажете мне сделать?
Филипп
— К несчастью, ничего, а может быть, к счастью. Трудно сказать! Но, пока мы будем в крепости, постарайтесь держаться поближе ко мне. Не пускайтесь в одиночные прогулки. Разумеется, не все мужчины там мерзавцы, вовсе нет, но никогда не знаешь…
— Договорились, я прислушаюсь к вашим советам. Значит, только что вы пытались решить именно этот вопрос?
Филипп помолчал.
— В какой-то степени — да.
И в самом деле, он лгал только наполовину, ведь именно красота Камиллы во многом была причиной его смятения.
— Не тревожьтесь. Я сделаю все, что в моих силах, и вам не придется беспокоиться за меня, — убедительно произнесла она, вскакивая на коня.
Брови шевалье поползли вверх: он имел все основания сомневаться в словах прекрасной амазонки, однако сейчас ему больше всего на свете хотелось, чтобы она сдержала свое столь заманчивое обещание.
67
Они прибыли в Экзиль незадолго до захода солнца. Сердце девушки учащенно билось; она волновалась, как пройдет ее первая встреча с гарнизоном. Крепость высилась на фоне голубоватой горы. Неоднократно разрушаемая и перестраиваемая в прошлом, она совсем недавно подверглась последней, самой значительной реконструкции: были расширены фортификационные сооружения, и теперь крепость производила необычайно внушительное впечатление. Возвышаясь на огромной скале, нависавшей над деревней, массивная, но удивительно пропорциональная крепость казалась неприступной. Черепичные кровли выступали за пределы стены, и строгие геометрические формы крепостной стены издали казались огромным негостеприимным домом.
Вскарабкавшись почти на самую вершину утеса, Филипп и Камилла наконец добрались до тяжелых ворот; один из часовых попросил их назвать свои имена. Узнав, с кем имеют дело, солдаты мгновенно бросились открывать ворота; как только офицеры въехали в крепость, они тотчас же закрыли ворота.
Подошли еще двое служилых; они взяли на себя заботы о конях приезжих. Но Черный Дьявол, возбужденный крутым подъемом и большим количеством незнакомых людей, нервничал, и хозяйка вынуждена была сама довести его до конюшни. Поэтому д’Амбремону также пришлось самому проводить своего жеребца.
— Таким образом мы сразу начинаем знакомиться с фортом, — заявил шевалье молодому лейтенанту, выбежавшему им навстречу и чрезвычайно удивившемуся при виде старших офицеров, которые сами вели своих коней, вместо того чтобы поручить их заботам подчиненных.
— Прошу меня извинить, — прошептала Камилла на ухо шевалье. — Я вижу, что из-за меня наш въезд в крепость не соответствует протоколу.
— Не беспокойтесь, — столь же тихо ответил тот. — Иногда бывает неплохо нарушить замшелые правила.
Когда лошадей разместили, офицеры направились к квартире коменданта, с нетерпением ожидавшего их и терявшегося в догадках, отчего гостям понадобилось так много времени, чтобы пересечь двор. Комендант оказался маленьким толстеньким человечком с багровым лицом; при малейшем
— Что-то случилось? — живо поинтересовался он, обменявшись положенными приветствиями с прибывшими офицерами.
— Нет, — заверил его Филипп, — просто мы по дороге завернули в конюшню.
— Мой конь слишком разнервничался, — добавила Камилла.
Услышав звук ее голоса, комендант встрепенулся и внимательно вгляделся в молодого офицера: до сих пор он удостоил его лишь беглым взглядом. На лице его мгновенно появилось выражение полнейшей растерянности: очевидно, он никак не мог поверить своим глазам.
Глядя на него, д’Амбремон едва удержался от смеха.
— Извините, комендант, я забыл предупредить вас, что капитан де Бассампьер — молодая женщина, — совершенно естественным тоном произнес он. — Надеюсь, вы сумеете предоставить ей соответствующую комнату.
— О, я не собираюсь требовать каких-либо поблажек, — быстро вмешалась Камилла.
— И тем не менее моя просьба остается в силе, — внушительным тоном произнес Филипп, властно глядя на Камиллу, дабы пресечь возможные возражения со стороны девушки.
Комендант растерянно взирал на обоих посланцев короля:
— Но, послушайте, полковник, вы же обычно делите комнату с сопровождающим вас офицером! В крепости так мало жилых помещений. Не знаю, смогу ли я найти…
Теперь настала очередь Камиллы растерянно взирать на коменданта. Она совершенно не представляла, как они разместятся в одной комнате с Филиппом! К счастью, шевалье проявил настойчивость.
— Надеюсь, моя просьба будет исполнена, — не терпящим возражения тоном заявил он. — Когда находишься на службе его величества, надо уметь находить выход из любого положения! А сейчас будьте любезны накормить нас ужином: дорога была долгой.
Гостей проводили в столовую. Кроме коменданта и молодого лейтенанта там находились еще пять человек. Среди них был и гарнизонный врач, с ироничной усмешкой наблюдавший за поведением офицеров, смутившихся при столь неожиданном появлении женщины.
Несмотря на все усилия Камилла так и не сумела сохранить утренний безупречный внешний вид, хотя ей очень хотелось предстать перед гарнизоном подтянутым и суровым офицером. Особенно оставляла желать лучшего ее прическа: белокурые пряди падали девушке на лоб, игриво вились вдоль щек, подчеркивая свежесть и чистоту их линий, и это в то время, когда она так стремилась выглядеть бесстрастной и серьезной.
Филипп краем глаза наблюдал за Камиллой; он прекрасно понимал причину восхищения и некоторой растерянности большинства присутствующих здесь мужчин. Однако изумление не умаляло почтения, с которым они взирали на нее: ведь она — посланец самого короля. В трепещущем пламени свечей Камилла выглядела очаровательно; особенно хорошо смотрелись изящно очерченный носик и пленительные губки. Среди сурового сумрачного зала, в этом затерянном среди гор гарнизоне она казалась существом из иного мира. Ее гораздо легче было бы представить возле клумбы с розами или в беседке, увитой глициниями, с прозрачным зонтиком в руках… Однако вела она себя достойно и сдержанно, без всякого намека на кокетство; она столь хорошо владела собой, что если бы не ее красота, появление девушки в обществе офицеров, скорее всего прошло бы незамеченным. Увы, она ослепляла своей красотой и не могла оставить равнодушным даже самого благонравного мужчину.