Единственная призрака. По праву рождения
Шрифт:
— Эта реликвия чуть меня не убила!
— Ну не убила же, — смотрю на проглядывающий сквозь прорези торс моего куратора. — Кстати, вам, пожалуй, к лекарю надо бы.
— Молчите лучше, — бросив на меня последний испепеляющий взгляд, куратор первым направляется по темнеющему нерукотворному коридору.
Я подавляю в себе желание оглянуться и направляюсь вслед за разгневанным мастером Ирэ. Украдкой глажу кольцо и тут же чувствую лёгкое прикосновение к щеке. Теперь это именно прикосновение. Почти невесомое, словно дотронулось пёрышко, но всё же уже не ветерок.
—
Эта простая фраза оказывает на меня поистине магическое влияние. Вся нервозность от пережитого сразу же испаряется, и я благодарно улыбаюсь в темноту. Конечно, к Арану у меня примерно тысяча вопросов, а может, и чуточку больше, но не сейчас же мне их задавать. Поэтому я просто позволяю себе насладиться чувством защищённости.
Обратный путь в молчании кажется муторно долгим. Рёбра с каждым шагом болят все сильнее, а сумка с чудесным Аэртовым лекарством осталась в аудитории. К тому моменту, как мы поднимаемся в маленькую каморку моей комнаты, я совсем уже валюсь с ног, а полковник по-прежнему зол, как демон. Он сосредоточенно оглядывает мою обитель, стопку книг на столе, нетронутую кровать, бросает на меня тяжёлый, как сегодняшний день, взгляд.
— Как вы понимаете, кадет, у меня к вам будет очень много вопросов.
Вот это я как раз понимаю, поэтому повинно опустив голову, киваю. Уже у двери я останавливаю куратора окликом.
— Мастер Ирэ, — я преданно смотрю на Хагана. — Прошу вас сохранить секрет моей реликвии.
Полковник в очередной раз сверкает глазами, открывает рот, чтобы сообщить мне что-то явно неприятное, но, подумав, всё же кивает. Благодарно улыбаюсь в ответ и решаю воспользоваться добротой мастера в полной мере.
— Этот день выдался тяжёлым для меня… И для вас, конечно, тоже, — быстро добавляю я, заметив недовольный взгляд полковника. — Вы не могли бы передать кадету Ивесу, чтобы он заглянул ко мне? Только он может залечить мои душевные раны.
Глаза Хагана Ирэ стремятся покинуть орбиту, губы складываются в вытянутую букву «О».
— Да вы что, кадет Арос, совсем совесть потеряли? — куратор дёргается так, словно желает меня придушить. — Я вам сводня, что ли?!
Я ничего не успеваю ответить, как мастер уже вылетает за дверь, хлопнув ею так, что дрожат мутные стёкла, за которыми, кстати, уже успело стемнеть. Долго же мы путешествовали.
— Мне нравится, что ты придерживаешься заданной линии поведения, — слышу рядом насмешливый голос. — Раздражать — так всех.
Щёлкаю выключателем газового светильника. Только потом поворачиваю кольцо и смотрю на Арана. Из-за циничной кривоватой улыбки и плутоватого взгляда с прищуром он походит на разбойника. Мне хочется его обнять, но я тут же одёргиваю себя. Обниматься с призраками — дело неблагодарное.
— Скучала? — он правильно понимает мой взгляд.
— Ты даже не представляешь, как! — выдыхаю я.
Не удерживаюсь, подхожу к нему вплотную, чувствую мягкое сопротивление, словно упёрлась в облако пуха. Конечно, не объятия, но меня устраивает и это. Закрываю глаза, прижимаюсь щекой к его груди, насколько это вообще возможно, и чувствую, как облако пуха обхватывает
— Ты что устроил? — через время отстраняясь, спрашиваю я.
Подхожу к кровати, и, постанывая от усиливающейся боли, принимаюсь на нее укладываться. Это оказывается не так-то просто. Я так и не нахожу себе позы, в которой мне не больно, и замираю, лёжа на спине.
— Ему доверять нельзя, — коротко бросает Аран, следя за каждым моим движением.
— Почему? — не то чтобы сейчас меня это особо волнует…
Скорее бы пришёл Аэрт со своим чудо-лекарством. Надеюсь, полковник всё же передал ему мою просьбу.
— Он хотел забрать то, что принадлежит тебе, — призрак опускается рядом на кровать и тянется к моим рёбрам.
Я не сопротивляюсь. Вряд ли мне будет больнее. Его ладонь проходится вверх до самой груди, и выражение лица становится разочарованным. Что ему не понравилось? Неужели мои формы? Не думала, что призрака может интересовать практическая сторона вопроса. Мне интересно и почему-то обидно. Воспоминание зажигается в голове.
— У дочери служанки начала расти грудь! Смотри, Мерир! — вопит Морей и заливается издевательским смехом.
Старший брат лениво закидывает в рот темно-алую спелую вишню, и я слышу, как кожица лопается под натиском белых ровных зубов. Хочу, чтобы плод оказался кислым, и язык Мерира обожгло соком так, чтобы он не мог говорить свои гадости. Но мне не везёт. Он сплёвывает косточку прямо на пол и противно тянет:
— Тебе показалось, Морей. Она, как была плоска, так и осталась.
Его взгляд ощупывает меня. Неприятно. Мне хочется, чтобы никогда на моём теле не появилось ничего такого, за что бы зацепился его взгляд.
Я зажмуриваю глаза. Не хочу вспоминать его постоянно, но иногда у меня действительно складывается впечатление: он настолько прочно засел у меня в голове, что от него уже не избавиться. Не вытравить. Будто стал частью моей личности, частью меня.
— Мари? — Аран выдёргивает меня из моих размышлений, внимательно следит за выражением моего лица.
— Всё хорошо, — говорю я, снова впуская в себя боль.
— Всё хорошо… — зачем-то вторит мне призрак.
39
Злость сочится из каждой поры на моём теле. Я готов крушить всё на своём пути, разбивать, жечь… если бы я сейчас оказался на поле боя, то погиб бы в первые же пять минут. Если не раньше. Я выжил до сих пор только потому, что моя голова всегда оставалась холодной. Почему же так тяжело держать себя в руках теперь?
Я прохожу мимо нужной двери, заставляю себя остановиться, от чего злюсь ещё больше. Стук выходит излишне нервным, но когда дверь открывается, я говорю совершенно спокойно:
— Кадет Ивес, добрый вечер. Кадет Арос просила вас зайти к ней.
— Произошло ещё одно нападение? — парень выразительно глядит на мои порезы.
— Нет, — я смотрю прямо на него, хочу, чтобы кадет стушевался, опустил взгляд. Но этот не из таких. — Всего лишь тренировка. Всё в порядке.
Разворачиваюсь на каблуках и, наконец, направляюсь к себе.