Её легионер
Шрифт:
Позже Николь спросила:
– Чарли, Бокасса на самом деле был людоедом?
– Нет, милая моя, мой император был всего лишь любителем национальной кухни. Там, в Африке мы все были немножко людоедами... Не спрашивай меня более о том...
5
Маэстро иглы и наперстка Исаак Герфенштейн превзошел самого себя. Ещё при снятии мерки он спросил Боксона, будет ли тот носить при этом смокинге оружие, и, получив отрицательный ответ, удовлетворенно кивнул головой:
– У вас прекрасная фигура, господин Боксон, было бы жаль портить силуэт наплечной кобурой. Мой папа, мир его праху, говорил, что к смокингу подходят только охотничьи ружья.
Папа
– Скажу честно, господин Боксон, принц Чарльз рядом с вами выглядел бы клошаром!
– Маэстро, - сказал Боксон, - я не знаю, что произойдет, но у меня предчувствие, что этот смокинг решит мою судьбу. В моей машине лежит бутылка шампанского, разрешите преподнести её вам.
– Кстати, о машине, - заметил Герфенштейн, наполнив бокалы, - Я даю гарантию, что на смокинге не останется складок после получаса сидения в автомобильном кресле. Но все же не злоупотребляйте. Одежда имеет душу, и ей очень не нравится небрежное отношение. Одежду нужно любить, и тогда она будет любить вас...
...Боксон завез костюм домой, и только шагнул в вестибюль, как был окликнут швейцаром:
– Господин Боксон, вчера к вам приезжали...
– Кто именно?
– Три молодых человека, признаться, довольно неприятных. Один из них был со сломанной рукой, в гипсе. Молодые люди вели себя довольно агрессивно, рвались подняться в вашу квартиру. По-моему, у них в карманах лежали велосипедные цепи. Мне пришлось пригрозить вызвать полицию, чтобы они удалились. Хорошо, что в те минуты никого из жильцов не было на лестнице.
– Благодарю вас, - ответил Боксон, вкладывая в руку швейцара купюру. Я приму меры, чтобы подобное впредь не повторялось.
– Они приехали на зеленом "фольксвагене-джетта", - разглядев номинал купюры, вспомнил швейцар.
– Машина довольно грязная и помятая. На всякий случай я записал номер, - швейцар протянул листок бумаги.
– Давайте, я вам расскажу, как они выглядели...
Повесив в шкаф создание Исаака Герфенштейна, Боксон из потайного сейфа, вделанного в пол, достал свое домашнее оружие - сверкающий белизной полированной стали револьвер "смит-вессон", модель 66. Мощные патроны "магнум" лежали тут же, а две кобуры - наплечная и поясная - висели в шкафу среди галстуков. На этот раз Боксон выбрал наплечную кобуру, давным-давно тщательно подогнанную по размеру.
У Восточного вокзала он нашел квартиру Марианны. Ему повезло - глупая девчонка была дома.
– Адрес Робера, быстро!
– потребовал Боксон. Она затряслась, как тогда в студии, но название улицы, номер дома и квартиры произнесла вполне отчетливо.
– Кто ездит с Робером в зеленом "фольксвагене"?
– спросил Боксон.
– Прыгун и Жук, их имен и адресов я не знаю, - Марианна начала успокаиваться.
– Какие адреса ты им назвала?
– Этого... художника и актрисы... Но где она живет, я не знаю, я сказала, что она - из театра "Юпитер", - на Марианну снова начала накатываться волна страха.
– Какое оружие у этих парней?
– Только ножи. И ещё эти... от велосипедов... цепи, - Марианна начала плакать.
– Ты меня не предупредила, - Боксон не счел нужным щадить её.
– Тем хуже для тебя. Теперь молись за всех нас. Если с моими друзьями что-нибудь случится,
Боксон побывал в старой студии Алиньяка, на квартире Николь, и нагнал зеленый "фольксваген-джетта" только у дома Робера, в XX-м округе. Он поднялся по захламленной лестнице на третий этаж; за грязной, много раз открываемой ногами дверью грохотал очередной хит Оззи Осборна. Боксон осмотрел замок, убедился в его ненадежности и хлипкости дверных косяков. Потом передумал ломать - за дверью мог быть засов, цепочка - лишние секунды уменьшат фактор внезапности. Боксон постучал в дверь вежливо, но настойчиво. Музыка чуть притихла, замок щелкнул, на пороге открываемой двери стоял Робер. Он даже не успел удивиться.
Перешагнув через сломавшегося от удара в печень Робера, Боксон вышел на середину комнаты. Двое в мужественных кожаных куртках и с пивными банками в руках осуществили попытку встать с кресел, и выразить свое отношение к происходящему, но Боксон вынул револьвер и сделал звук магнитофона ещё тише:
– Замрите!
Не дожидаясь, пока многострадальный Робер вернется к действительности, Боксон поставил ногу ему на голову и обратился к напряженно молчавшим любителям пива:
– Прыгун, разве у тебя есть ко мне какие-то вопросы?
– Нет, - отозвался один из парней.
– Я так и подумал. Короче, парни: если я когда-нибудь увижу вас на своем пути, то убью вас без предупреждения. Вы меня поняли? Жук, я не слышу твоего персонального ответа...
– Да, - процедил упомянутый персонаж.
На выходе из подъезда у Боксона появилось желание сделать какую-нибудь неприятность зеленому "фольксвагену", но это было уже неинтересно, и "фольксваген" остался невредим.
...Вечером Боксон показал Николь приглашение на празднование юбилея издательства "Олимпия-Пресс" в парижском отеле "Ройял".
– Представь себе, здесь упомянуто, что по этому приглашению могут прийти двое. Ты составишь мне компанию при входе?
– Только при входе?
– Боюсь, что при выходе я буду с другой женщиной.
– Ты редкостный наглец! Кто она?
– Я и сам не знаю, кто обратит внимание на мое честное, открытое лицо брачного афериста. Прости меня, но у наемных солдат слишком мало радости без этих скромных праздников в Париже.
– Знаешь, Чарли, ни один мужчина в мире не посмел бы так со мной разговаривать...
– начала Николь, но Боксон остановил её:
– Ни один мужчина в мире, кроме несчастного полковника Боксона, не заключал с тобой контракт на абсолютную независимость. Помнится, ты что-то говорила о чудесном платье от Баленсиаги. Как ты думаешь, оно будет уместно в отеле "Ройял"?
6
Через четыре часа после начала юбилейных торжеств распорядители издательства "Олимпия-Пресс" прекратили следить за соблюдением программы вечера и предоставили приглашенных самим себе.
Николь Таберне успешно кокетничала с известным американским автором криминальных бестселлеров, утомившимся от неумеренно принятого шампанского. Американец все же не забывал о полезности рекламы и неоднократно втискивался в кадры присутствующих на торжестве фоторепортеров, причем каждый раз подчеркивал свое знакомство с французской актрисой. Романист был очарован окончательно и навсегда; в его голове даже мелькала безумная мысль о необходимости предоставления этой француженке роль в одной из очередных экранизаций его очередного сочинения.