Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— По правде, когда Виктор примчался ко мне с новостями — я идеей загорелся. Сам, конечно, не отправился за вас горланить, сами понимаете — я и так недавно провинился, папенька бы…

— Понимаю, — не позволила ему оправдываться — он в целом часто был в состоянии «провинился», любовь к кутежам дорогого стоит. — Я удивилась, увидев на площади столько народу.

— Все прямо-таки жаждали вас поддержать. Знали бы вы — сенные до сих пор переговариваются о том дне. Тимашева желают линчевать.

— Действительно? Мне его даже жаль —

сколько проклятий свалилось на его голову за всё время службы?

— Уверен, заслужено, — Виктор привычно бухнулся в кресло. Я принимала их в той же гостиной, что и всех гостей — она нам полюбилась. Виктор с Ильёй вечерами играли здесь в шахматы и пили чай — алкоголь Илья не привечал ни в каком виде. — Я бы и сам его!.. Катерина рассказала, что он на вас — как свинья на трюфель. Всё изрыл, лишь бы к чему прицепиться. Даже абсурдно!

— Я узнала, откуда эта особая нелюбовь к Вавиловым.

— Расскажете?

— Когда отца арестовали среди прочих декабристов, на нём было немало обвинений. Тогда Тимашев — отец нынешнего, собрал всё необходимое, там хватило на Сибирь, но отец кое-где приплатил, кое-где договорился, и Тимашева старшего со всеми его кипами задвинули, а из-за излишней прыти — отстранили. Никому тогда не было выгодно срываться на Вавиловых — бывший император это понимал, а Тимашев — нет. Вот нынешний глава Канцелярии и решил отыграться на мне — за прошлые обиды.

— Видать, сильно задело.

— А я слышал эту историю, — хохотнул Степан. — Говорят, старший Тимашев спился, нынешний еле-еле на службу пробился — все дивились, как же у него это вышло, насколько надо было быть исполнительным. Вот теперь история разукрасилась — понятно, откуда ноги растут.

— Ну, — вздохнула, — сегодня не об этом. Не то чтобы вся эта история хоть как-то обеляет Тимашева в моих глазах — если на отца у них, может, и было что, про меня безбожно приврали.

— Знамо дело, оттого и при титуле остались, император не дурак, — Степан тоже сел. — А будет чаю?

— Непременно. Скоро принесут.

— О чём же вы, драгоценнейшая, хотели так срочно поговорить? Да ещё и с поверенными.

— С поверенными вы как-то собраннее, Степан Андреич, — хмыкнула. — Вот и позвала.

— Ну совсем уж вы обо мне плохо думаете, неужели я своей головой думать не могу?

— Можете конечно, но иногда ленитесь.

Безруков расхохотался.

— Что правда — то правда! А вот и чай! Что-то я замёрз сегодня, — Степан буквально вырвал из рук Светланы чашку, подул по обыкновению, потом снова и процедил сквозь зубы пару мелких глотков. — Ох-х, хорошо!

Отличный он человек — и товарищ. Не самый деятельный, но обязательный донельзя — ни разу ещё не подставлял. Что не обсудим — всё с его стороны с иголочки, хотя сам он в дела не шибко и вникает, даже — я бы сказала — не разделяет. Он из того сорта дворян, кому дела нет до образования простого народа, да и не верит он, что от отмены крепостного

права может быть польза. Но помогает — по мере сил. Это и ценно.

— Наше с вами соглашение подошло к концу.

— Это которое? — тут же встрепенулся Виктор Викторович. Подземельный же продолжил цедить чай.

— Помнится, ваши семьи выделили специалистов, по паре в каждый уезд — для обучения моих крепостных. Срок их работы истёк и, скажу я вам, отработали они успешно — воспитали почти три сотни знатоков своего дела. Каждый теперь может и сам обучать.

Подземельный, потянувшийся за сахаром, замер.

— То есть мы от этого дела теперь свободны?

— От этого, — выделила интонацией, — свободны.

— А от какого же — нет? — он прищурился.

— Напомню вам, что каждая школа и госпиталь, построенные в моих имениях с вашей помощью, являются вашей собственностью и вашей ответственностью.

— Не было печали, — фыркнул Степан. — И что же?

— Надеюсь отныне вы займётесь ими вплотную. Условия всё те же — обучение моих крестьян, если хотите — расширяйте места и берите людей из других уездов, но для моих людей — особая квота. Стипендии. Лечение. Припоминаете?

— Припоминаем…

— Земля, пока действуют учреждения, в вашем безраздельном пользовании без какой-либо платы.

— И это помним, — кивнул Подземельный.

— Однако я больше не смогу следить ни за успехами, ни за провалами, ни за развитием. Учебные программы, методы лечения, число специалистов, сохранность зданий и территорий, а главное — эффективность всего этого, — под вашим контролем.

— И вы сомневаетесь, что мы в будем этим заниматься? — Безруков, кажется, немного обиделся.

— Скорее, Виктор Викторович, я надеюсь — что будете, а на сомнения у меня попросту нет времени. Вы сами видите необходимость подобных учреждений, в перспективе можете оценить и доходность — можно выделить места для платного обучения, сдавать классы, лечебные кабинеты, да даже лаборатории для аптечного производства — что угодно. Уйма возможностей.

— Вам не стоит беспокоиться об этом, — Виктор Викторович мягко улыбнулся, — столько ваших сил было вложено — мы не посмеем пустить всё на самотёк. Конечно, это потребует от нас больших усилий, но, полагаю, ваши управляющие смогут ввести нас в курс дела.

Подземельный искоса глянул на друга, положил в рот кусок сахара и не стал спорить — согласился с решением. Конечно, заниматься чем-то столь ответственным он не хотел, однако понимал, что рано или поздно ему придётся, и почему бы не начать с земских больниц перед тем, как все дела отца взвалятся на его плечи.

— Папенька будет рад, — пробурчал он.

— Определённо, — улыбнулась. — Словами не передать, как я благодарна вам за согласие.

— А вы спрашивали? — удивился Степан. — Поставили перед фактом!