Её Сиятельство Графиня

Вериор Лика

— Ой оштрафу-уют…

— Да стоило оно того! Я нашивку стырил — себе на память оставлю.

— Да щас! Тебе там разве что в зад не заглянут, всего вытрясут!

— Да знаю я, бывалый, я в рот запихну.

— Ну как сам знаешь, чай ещё больше прилетит, ежели найдут чего.

— Да не найду-ут!

— Сколько держать будут? — послышалось с другой стороны.

— Да уж, дел-то невпроворот. Дай Бог к утру освободят. Барин добрый, да вот управляющий может вставить!

— Да переживём, что мы, розог не знаем?

— Вылезайте! — дрожка остановилась. — Строем —

ать-два! Городовому на входе сразу — имя, хозяина, ежели есть. И без дуростей!

Демид, вновь ощутив некоторое веселье, пошёл вместе с остальным строем. На фоне прочих он определённо выделялся — в первую очередь барской одеждой. Остальные же были одеты попроще — рубахи да папахи, но на него никто косо не смотрел — все свои были и не важно, дворянин или из простых.

— Ты, барин, с ними не нежничай, — обернувшись, доверительно сообщил мужик лет пятидесяти с подбитым глазом и вырванным из бороды клоком. — Они-то мзду с вас захотят, стрясут, подумают — олуха нашли. А вы посылайте — лесом да погрубее, пусть знают. Всем-то выпишут не поболе десяти рублей, деньга значительная, но вам по карману. Ночь подержат — да отпустят. Кто не заплатит — тех улицы мести. А ежели на поводу пойдёте, все сто стрясут — оно вам надо?

— Не надо, — согласно кивнул Демид. — Перебьются.

— То-то.

— Имя, — они подошли к городовому, что споро выписывал всех в тетрадь.

— Демид. Хозяина нет.

— Оно и видно. И вот надо было со всяким сбродом водиться?..

Демид ничего не ответил, бодро пошёл в клетку. Поудобнее устроиться не получилось — едва ли место присесть было, но он как-то отбил себе угол и, устроив затылок меж двумя прутьями решётки, задремал.

Показалось, ненадолго, но, когда зычное: «Подъём!» — ворвалось в его сознание, в обезьяннике было уже светло.

— За всех уплочено, валите по домам, — клетку открыли и, сонные, мужики принялись вставать. Они поплелись на выход — свежий воздух в этот раз показался особенным. Демид и не заметил, как в обезьяннике было душно и пыльно. Он потянулся, прислушиваясь к утреннему пению птиц. Приключение ему очень даже понравилось.

— А я говорил, не найдут, — сказал паренёк рядом, выплёвывая на ладонь красную плечевую нашивку. И как только поместилась?..

Бунтовщики высыпали из караульного дома, живо переговариваясь — Демид и не знал, что их было так много. Понятно теперь, отчего воздуха не хватало. Впрочем, сейчас не до размышлений — свистнув кучера, Демид отправился в Михайловский.

— Это же надо — сколько дурости! — встретила его тётушка. Ей, конечно, обо всём было уже известно — Демид ни капли не удивился.

— Считаю, опыт бесценный, каждому следует попробовать, — он сцедил зевок в ладонь.

— Ты мятый, как последний припортовый пьянчуга, и несёт от тебя…

— Ну уж тут вы преувеличиваете, драгоценная, — уж что-что, а пах Демид всё ещё парфюмом.

— Несите кофе, — распорядилась Елена Павловна. — И поживее.

— И поесть, — добавил Демид.

— И поесть! — она села. — Вот и надо мне такое на старости лет? У меня из-за тебя бессонница!

— Помнится, в прошлый раз вы говорили, что бессонница

у вас из-за возраста.

— А ну не перечь! Уже четвёртый десяток человеку, а всё туда же! Надо было наказать, чтобы тебя ещё подержали — может бы уму понабрался!

— Это вряд ли — я просто спал. И ещё бы поспал, но, увы — разбудили.

— Что-то ты излишне весёлый.

— Почему бы и нет? Знаете ли, веселье помогает сбежать от тревог. Впрочем, это мимолётно.

— Уж лучше веселись тогда.

— Вы смогли что-то сделать?

— Не многое… — она вздохнула. — И всё же — больше, чем ничего. Лизавете оставят титул и освободят от каторги, но Сибирь… Этого не избежать — на пять лет, а дальше — без уточнений.

— То есть её ждут в столице?

— Вероятно, его величество надеется, что Сибирь охладит её пыл.

— Но едва ли она переживёт дорогу!

— Полагаю, это учтено. Александр не уточнил, но, раз титул графини сохранён — отправлена она будет со всеми почестями, а значит — в тепле и уюте.

— Нет никаких гарантий… Столько всего может произойти — дорога дальняя! — Демид заходил по комнате. Княгиня с интересом следила за тем, как он — потеряв где-то трость — шагал без единой запинки. Мужчины! Им лишь бы пострадать над несуществующими ранами! Впрочем, скорее, охваченный беспокойством, Демид вовсе позабыл о собственной боли. — Кого с ней отправят?

— Стражу.

— А слуги?

— В указе она может взять с собой всё имущество, но, сам понимаешь…

— Людей у неё в имуществе не будет.

Принесли завтрак, но Демид его полностью проигнорировал, продолжая вышагивать по комнате.

— Впрочем, полагаю, об этом можно договориться. Своих взять не разрешат, но, думаю, выделят из государственных. Да и в месте ссылки ей полагается какой-никакой штат.

— Я должен поехать с ней! — решительно заявил Демид.

— Не глупи, — княгиня отпила кофе.

— Она будет одна!

— С охраной и, уверена, за ней увяжется Мирюхин.

— Он ей никто!

— Но ведь и ты, — правда резанула по сердцу. — Поверь мне, если Мирюхину не дозволят сопровождать Лизавету, тебе и подавно. Здесь ты ничем не можешь помочь.

— Я должен быть рядом!

Княгиня посмотрела на него с некоторым снисхождением:

— Ты ведь сам знаешь — у тебя и беспокоиться о ней права нет. Забудь её — всем будет лучше.

Демид порывисто сел за стол и разом выпил кофе. Горькая жидкость обожгла пищевод.

Как унизительно прозвучало напоминание! «Нет права даже беспокоиться»!

Забыть её? Как просто! Даже если бы хотел — Демид никогда бы не смог.

Но тётушка права — он Лизе никто.

Как трудно с этим смириться! Её отправят одну — в неизвестность. Даже со всеми послаблениями, заверениями — какова судьба сосланных женщин? Одиноких, лишённых защиты? Едва ли хоть кто-то из эскорта будет озабочен её честью — ведь это сверх того, что им приказано.

Может случиться что угодно — и Демид никогда о том не узнает. Он даже не сможет спросить, не сможет проведать — оставить её в столице, в собственном имении, было трудно, но оставить её в ссылке — невозможно!