Эфиопские хроники XVIII века
Шрифт:
И когда был в Махадара Марьям дедж-азмач Хайлю, умер дедж-азмач Бакату 7-го [дня] месяца генбота [1010] . И после этого вышло войско Бакату по воле царя искать его и сразиться [с ним]; искало, но не нашло. В это время пошел он в Нагала, где была вейзаро Санайт. Она же взошла на гору и хотела сражаться с ним, будучи на вершине горы, а он заставил ее спуститься с вершины горы и схватил ее. И тогда сжалился он над нею, жалости не знавшей, и ушел из Нагала. И тогда услышал он известие, гласившее: «Сказал царь: схватите дедж-азмача Хайлю!» И тогда возвратился он быстро. Не битвы с [войском] Ласты страшился он, а страшился повеления царского, чтобы не стать мятежником против него, и ушел, оставив страну свою, в изгнание в Годжам., где был рас Хайлю. Тот встретил его с радостью и весельем. А затем послал его к дедж-азмачу Адгеху с приказанием принять. И дедж-азмач Адгех принял его с радостью и весельем и сделал ему много добра. И зимовал он там с дедж-азмачем Адгехом. И была потом воля царская пойти на войну из столицы и совершить поход. И пошел в поход царь Такла Гиоргис. И тогда пришел дедж-азмач Адгех из области Дамот, и встретился с царем, и помирил дедж-азмача Хайлю с царем. И он ходил в поход с ними. И поднялся царь и пошел до Бета Хор. И там восстали на него многие ненавистники и наговорили на него того, чего не было, но не могли они устоять пред ликом его, ибо все дела его истинны. И вейзаро Санайт восстала на него, и она не смогла устоять пред ликом его.
1010
13 мая 1780 г.
И там собрались многие князья и вельможи, то бишь дедж-азмач Вальда Габриэль, великий князь из князей, и дедж-азмач Дори, и жан-церар [1011] Биреле, и не |было такого, кто бы не пришел из рнязей. И тогда пошел походом царь к Амхаре, и дошел до Сэко, и располагался там много дней. И когда захотел он пойти в область Шоа, отказалось войско, и поворотил он в скорби и печали. И. когда возвращался царь, пришли необрезанные, то бишь [оромо] валло [1012] , и тогда смутилось войско царское и испугалось весьма, ибо многочисленны были преследовавшие язычники, то бишь валло. И тогда встал дедж-азмач Хайлю, и воссел на коня, и взял два копья [1013] , и сражался там, и выказал великое мужество, так что узнало [об этом] все войско царское, и даже царь услышал о мужестве его.
1011
См. коммент. 246 к «Истории царя царей Адьям Сагада и царицы Берхан Могаса».
1012
См. коммент. 154 к «Истории царя царей Иоаса».
1013
Обычным вооружением эфиопского всадника была не сабля, а два-три дротика, которые он метал в противника. Эфиопские кузнецы не умели зак ливать сталь, поэтому сабли, более похожие на большие ятаганы, были железными, довольно плохого качества и использовались не кавалеристами, а пехотинцами, которые действовали ими в рукопашной именно как ятаганами.
Возвратимся же к прежнему повествованию. После того как повернул царь царей Такла Гиоргис, схватил он дедж-азмача Вальда Габриэля, и связал его в Бета Хор, и обрел имение многое, без числа. И поднялся из Бета Хор и прибыл в Гарагара; и когда прибыл в Гарагара, сказал дедж-азмачу Хайлю: «Оставайся с дедж-азмачем Адгехом и не отлучайся от него». Сказав это, пошел царь Такла Гиоргис, и прибыл в Аринго, и расположился там.
Тогда послал он к дедж-азмачу Хайлю, говоря: «Уходи и иди в пустынь, а не живи в селении твоем!» О причине же этого дела одни говорят потому, что помирился он с дедж-азмачем Вальда Габриэлем. Этот же союз не мог быть поставлен ему в вину, ибо тот был тестем царю. А другие говорят, что оклеветала его сестра его, вейзаро Санайт, как клеветала прежде вместе с дедж-азмачем Бакату. О притеснение сие! Когда пришел он из похода, ему говорят: «Уходи и не живм в селении твоем», а когда он сказал: «Пойду я в дом свой», ему говорят: «Уходи и не живи в доме твоем». И тотчас поднялся он из Гарагара, и не было тогда никого из людей, кто бы следовал за ним, ибо рассеялось все войско дома его из-за указа. И тогда послал он монахов Махадара Марьям, говоря: «Оставь меня жить в Махадара Марьям, пока не выяснится все это дело, ибо не совершил я ничего из того, что слышал ты обо мне». И пошли посланные мовахи и поведали царю все, с чем их послали. И сказали эти монахи: «Оставь его жить в Махадара Марьям». Тот же отказался и сказал: «Пусть идет в Кораца». И тогда поднялся он, и пошел в Кораца, и жил там десять месяцев.
И когда жил он в Кораца, жило с ним мало людей, а не много. Это абето Абагаз, азаж Вальда Кирос, асалафи Кунди. И вместе с ними дневал он и ночевал и не разлучался с ними ни на миг: ни во время еды, ни во время питья, ни во время сна; ни днем ни ночью не разлучался он с ними. И было пребывание в Кораца в тиши и молчании. И проводил он дни, внимая слову Писания и собеседуя с монахами, а ночи проводил в церкви, то бишь доме молитвы, и говорил всегда: «Молитесь о царе, дабы не стало время его временем мятежа». В этом подобен он Иеремии, который говорил: «Молитесь о Навуходоносоре, дабы пребывать нам в тиши и покое» (ср. Иер. 27). А еще посещал он острова, чтобы получить благословение от монахов, и ни разу не возложил укоризны на царя, но говорил: «Все несчастья, что постигли меня, по грехам моим» — Он исполнял все, как гласит Евангелие: «Когда исполните все [повеленное вам], говорите: "Мы рабы ничего не стоящие"» (Лук. 17, 10). И еще посещал он глубины, дабы улавливать неводом всякий род рыбий, уподобляясь в этом Петру и Андрею, Иоанну и Иакову, апостолам, и постоянно молясь Валате Петрос, матери монахов, прибежищу угнетенных и притесненных, и не делал никакого другого дела из дел. И когда был он в Кораца, никто не узнавал о нем из друзей его и родичей и никто не сказал: «Вот имение, да будет оно для нужд твоих», но бог подавал ему пищу для плоти, как гласит Псалтирь: «И желаемое ими дал им» (Пс. 77, 29).
Повествование о том, как вышел из Кораца дедж-азмач Хайлю. Принялся воевать царь царей Такла Гиоргис с дедж-азмачем Али и с расом Хайлю. И тогда вышел он из столицы, и прибыл в Амад Баре, и расположился там. А затем пошел в Годжам, где был рас Хайлю. А рас Хайлю перешел в Бегамедр и встретился с баламбарасом Али, и пребывали они вдвоем. И тогда послали они к нему, говоря: «Приходи к нам, и сразимся мы с царем, ибо не любит он тебя и нас». Они направили это послание, ибо знали, что совершил тот ему притеснение, когда возвращался он из похода. Он же отказался и сказал: «Если вы победите, я пойду в страну мою, и никто мне не будет препятствовать, а если царь победит, пойду я в Вальдеббу, и не за что будет разыскивать меня, ибо я с ним встречи не имел». И, сказав так, послал к ним. А затем возвратился царь из Годжама, а они пришли, и встретились [с ним] в Афараванат, и сразились там. И потерпел поражение царь, бежал и ушел в Амбасаль. И тогда призвали они дедж-азмача Хайлю и вывели его из Кораца. И тогда встретился он с ними. А затем вошли они в Гондар и воцарили абето Иясу [1014] , а воцарили его 12-го [дня] месяца якатита [1015] .
1014
Этот Иясу был сыном Соломона и внуком царя Такла Хайманота.
1015
18 февраля 1784 г. На этой дате кончается «История дедж-азмача Хайла Микаэля», однако жизнь его продолжалась с характерными для этой эпохи превратностями, которые старый аристократ и монархист дедж-азмач Хайлю был не в силах ни понимать, ни принимать. О том, как складывалась его дальнейшая жизнь, нам известно из доклада на VIII Международной конференции по эфиопским исследованиям, сделанного старейшим эфиопским историком Такле Цадык Мекурия: «По обыкновению, перемена царя повлекла за собою и перемену высших должностей. Так, Цадалю Мамо стал бехтвададом, Хайлю Йосседек получил Годжам, владение своих родителей, и еще Агау. Али назначили наместником большой провинции Бегамедр. Хайлю Эшете, который, как всегда, хотел избежать какого бы то ни было назначения, после многих настояний и убеждений принял во второй раз Самен. По своем прибытии в эту горную область он обнаружил, как и прежде, сопротивление со стороны местных традиционных правителей, в данном случае абето Габре (будущего раса Самена) и абето Дэмцу из Цаламета, на чъей дочери, Мэрцит, Хайлю был прежде женат. Именно в той битве выбили зубы алека Абагазу, его неразлучному другу. Все же, как обычно, победа досталась Хайлю, а его противники, побежденные и захваченные, попали в его руки. После этой победы и упрочения власти некий Самен Адару дал ему злобный совет умертвить всех пленников, попавших ему в руки, и не оставлять в живых ни одного. И еще раз Хайлю выказал свою рыцарственность, ответив: "Нет, никогда я не поступлю так по отношению к своим родичам"». Более того, в своем великодушии он не только не причинил им зла, но освободил всех пленных.
К сожалению, в эту эпоху князей (зэмэне мэсафынт) с моралью не считались и слова не держали. Ни цари, коронованные со всей помпой, ни расы бехт-вадады, официально назначенные, на своих постах не задерживались. Вчерашние друзья сегодня превращались в непримиримых врагов. Пред жаждою власти ни кровное родство, ни торжественно заключенный союз или брак не значили ничего. В этом запутанном положении Хайлю Эшеге старался отказываться от всяких назначений и держаться в стороне от превратностей ненадежной власти. Так, Цадалю Мамо, назначенный расом бехт-вададом в 1778 г. (т. е. в 1784 г. — С. Ч.), был вытеснен в 1779 г. (т. е. в 1785 г. — С. Ч.) расом Хайлю из Годжама, хотя тот и был его близким родичем. Также, несмотря на еще более близкое родство с Хайлю, он не постеснялся выгнать его из Самена. Он не оставил его даже в Гондаре вести мирную жизнь при царе Иясу III. Под его давлением и царское покровительство осталось безрезультатным, и Хайлю ушел из Гондара в Махадара Марьям, где дедж-азмач Али принял его поначалу дружественно и предложил даже жениться на своей племяннице Анкуалит, дочери своего брата, абето Йемера. И снова всемогущий Хайлю Йосседек стал угрожать и приказал Али прогнать Хайлю Эшете. Против этой угрозы, время для которой было выбрано очень удачно, Али оказался бессилен и против своего желания вынужден был сказать Хайлю: "У меня договор о дружбе и помощи с расом Хайлю, по которому я должен стеречь тебя у себя в Бегамедре. Расторгай же тотчас брак и уходи из моей области". Хайлю понял трудное положение своего друга и без возражений покинул Махадара Марьям и направился в Вальдеббу к своим друзьям-монахам, почитаемым всеми, что понимал и рас Хайлю. Все боялись их молитв и проклятий, которые, по поверью, неизбежно влекли за собой неотвратимые беды, и никто не смел идти против них. Собственно, благодаря их энергичному вмешательству два Хайлю, бывшие до тех пор врагами, помирились, и Хайлю благополучно возвратился на свое обычное жительство в Махадара Марьям и встретился с Али, который принял его дружественно и отдал ему в жены свою прекрасную племянницу, брак с которой был отложен, как уже говорилось, из-за угроз раса Хайлю. После этой встречи и этого брака эти два правителя были едины уже всегда.
Далее дедж-азмач Али, сам по натуре честный и терпеливый, не смог более выносить непрекращающихся угроз, то по одному поводу, то по другому, со стороны раса Хайлю. Чтобы противостоять ему, он против желания вынужден был привести обратно царя Такла Гиоргиса в ущерб юному царю Иясу и возвести на престол, на котором тот уже бывал многократно. Такла Гиоргис, в свою очередь, утвердил за ним титул раса бехт-вадада, титул, в принципе следующий после царя, но практически именно рас бехт-вадад распоряжался всем. Текст традиционной [летописи] трактует Такла Гиоргиса как конец царской власти — "фэцаме менгист". В действительности же, похоже, конец власти царей начался с убиения царя Иоаса. Так или иначе, при распределении должностей Хайлю, уже в последний раз, отказался от должности, но по настоянию своего друга, раса Али, он получил против своего желания наместничество Афараваната, Дара и Кома. Это было последнее наместничество Хайлю перед его окончательной отставкой с титулом дедж-азмача Квары и дворцового азажа. К несчастью, рас Али, которого хронист называет в одном случае "главою вельмож и князей, подобного Константину Первому.," а во втором "отцом сиротам и защитником вдовам", после своей победы над расом Хайлю, не пробыв долго у власти, умер 11 сане 1780 г. (16 июня 1788 г. — С. Ч.) и был погребен в церкви Лалибалы. Тот же хронист, повествуя о неколебимой дружбе между Хайлю и Али, пишет: "Дедж-азмач Хайлю, услышав о смерти раса Али, пришел в Горгору, ибо был его близким другом, и весьма горевал... Смерть раса Али для дедж-азмача Хайлю была как потеря руки или глаза...".
Официально ваг-шум Алигаз, младший брат раса Али, наследовал своему брату. По своей дружбе к Али Хайлю Эшете поддержал Алигаза. Но появилась новая сила в виде дедж-азмача Вальда Габриэля и его брата Асрата из Тигрэ, которая их перевесила. К Тигрэ и Ласте царь Такла Гиоргис отдал им еще и провинцию Бегамедр, где были все вотчины и имение Хайлю. Здесь преемник раса Али, Алигаз, не имел достаточных сил противостоять Вальда Габриэлю, а еще меньше Хайлю Эшете, несмотря на все свои моральные права и родство с царской фамилией и с князьями Хамасена. Дело в том, что вейзаро Валата Руфаэль, мать Хайлю, была дочерью Валаты Сион, дочери Хабта Иясуса из рода Дак Асгаде из Бакула (Хамасен). Далее могущественный Вальда Габриэль прогнал Такла Гиоргиса и возвел на престол Баэда Марьяма, который, как обычно, пожаловал тому титул раса бехт-вадада. Его брат, Асрат, позавидовав его непрестанному возвышению, покидает его и присоединяется к расу Хайлю Эшете против Вальда Габриэля в пользу раса Алигаза, брата раса Али, и доставляет ему много беспокойства. Предать Али-газа значит пойти против морали. И, идучи против собственных интересов, он остается с Алигазом, а тем, кто побуждает его присоединиться к Вальда Габриэлю, отвечает: Что обо мне подумают, если я предам Алигаза, брата раса Али,
Соответственно Хайлю Эшете был арестован новым расом и был освобожден лишь по ходатайству, ставшему обычным, своих верных друзей, монахов Вальдеббы. Когда его хотели арестовать снова, он на время укрылся в Годжаме, которым после смерти раса Хайлю, последовавшей 30 сане 1787 г. (5 июля 1795 г. — С. Ч.), правил его сын, дедж-азмач Марэд, с титулом раса. Марэд, который был тогда в хороших отношениях с Вальда Габриэлем, позволил ему делать все возможное, чтобы вернуть свои вотчины и Махадара Марьям, которые оказались под полным контролем раса Вальда Габриэля. И так получилось, что после попытки заключить мир между Вальда Габриэлем и Марэдом договор не состоялся, потому что случайно или умышленно его: вотчины в Махадара Марьям оказались включенными во владения Вальда! Габриэля. Когда рас Марэд по возвращении в Годжам объяснил ему условия; договора, удивленный Хайлю ответил ему: "Коли мои вотчины вошли во владения Вальда Габриэля, то этот договор позорит скорее тебя, чем меня"... Тогда Марэд отверг договор и приготовился напасть на Вальда Габриэля. Тот, будучи прекрасным знатоком стихосложения, духовного и светского, послал Марэду двустишие:
Отчего же договор нарушен? Да оттого, что настал день того, чьи дни сочтены!Противники со своими войсками сошлись в Вагара 15 хамле 1791 г. (20 июля 1799 г. — С. Ч.), в субботу, в 9 часов утра. Дедж-азмач Гугса и фитаурари Алула были на стороне Вальда Габриэля, а рас Габре из Самека, рас Асрат, брат Вальда Габриэля, и дедж-азмач Хайлю Эшете были на стороне Марэда. Когда два войска противников сошлись в битве, молодой рас Марэд, всего 27 лет, сел на коня и бросился на Вальда Габриэля, крича: "Умереть за другого — значит уподобиться богу!" Вальда Габриэль сделал то же самое, восклицая: "Да поможет мне бог-миротворец!" Два противника на конях отважно бились из последних сил на саблях, пали рядом и погибли. Оруженосец Марэда заплакал над умирающим господином, говоря: "О господин мой! Поилец мой и кормилец!" Марэд нашел в себе силы ответить: "Не плачь обо мне. Плачь о том, за кого я сражался!", т.е. о Хайлю. Марэд был зарублен саблей, а Вальда Габриэль умер от ружейного выстрела.
После смерти двух расов третий, рас Габре, бежал в Самен, а четвертый, рас Асрат, и дедж-азмач Хайлю с трудом добрались до Годжама, где встретились с дедж-азмачем Зайде, новым наместником Дамота и Годжама и мужем вейзаро Дэнкнеш, сестры раса Марэда. Из великих властителей один умер, а другой спасся, и центральная власть в Гондаре осталась без хозяина.
Тогда младший брат, фитаурари Алула, предложил своему старшему брату, дедж-азмачу Гугсе, который вместе с ним был в войске Вальда Габриэля, взять эту власть. Тот спросил его: "А что мы скажем тем, кто спросит нас: кто разрешил вам воссесть на престол?", а молодой Алула ответил: "Мы скажем, что нас сподобил господь!" Успокоенный ответом, Гугса взял власть в свои руки на пятый день после битвы 20 хамле 1791 г. (25 июля 1799 г. — С. Ч.) и посадил на престол не несчастного Такла Гиоргиса, а другого царевича по своему выбору — Димитрия, брата Такла Гиоргиса. Со своей стороны дедж-азмач Гугса получил от нового царя титул раса бехт-вадада, а его брата Алулу сделали дедж-азмачем.
С разрешения Зауде Хайлю и рас Асрат осели в Годжаме (в Мотта и Кораца). Как видно из генеалогического древа, Дэнкнеш, жена дедж-азмача. Заудс, и Хайлю были близкими родственниками. В любом случае последние, — годы Хайлю темны. Отрывок из летописи утверждает, что, после того как он прожил в Мотта 1792-1798 гг. (1799-1805 гг. — С. Ч.), дедж-азмач Зауде послал его к мосту через Нил — "дельдей", а в другом отрывке тот же текст сообщает о смерти раса Асрата, брата и врага Вальда Габриэля, и говорит о том, что в доме Хайлю были устроены поминки. Смерть Асрата, похоже, произошла между 1798 и 1799 гг. (1805 и 1806 гг. — С. Ч.). После своего назначения дсдж-азмачем Хайлю, насколько мне известно, не упоминается в летописи. Похоже, что он умер между 1800 и 1810 гг. (1807 и 1817 гг. — С. Ч.) После смерти члены его семьи хотели перенести его останки к себе, в Махадара Марьям (Бегамедр), Но люди раса Гугсы, которые знали о вражде между Хайлю, с одной стороны, и Вальда Габриэлем и Гугсой — с другой, не пропускали их из Кораца в Махадара Марьям. Тогда дочь Хайлю, вейзаро Мерците, сочинила двустишие, чтобы тронуть сердце Гугсы:
Боже, слушай; господь, внемли! Немного земли ему надо; ему, господину земель!И действительно, услышав эту поэтическую просьбу, рас Гугса сжалился и разрешил проход. Наконец тело Хайлю успокоилось в церкви Макана Иясус, которую он сам построил в лучшие годы своей жизни. Наконец Хайлю, отважный, готовый биться за правое дело и мораль, человек богатый, человек образованный и знаток летописания, уставший от превратностей жизни своей эпохи, не приемлющий принципа "Я сделаю тебя царем, а ты сделаешь меня расом", успокоился наконец в мире» [46, с. 205-209].
КРИЗИС ОФИЦИАЛЬНОЙ ЦАРСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ В XVIII в.
Вслед за кризисом царской власти в Гондарском государстве в XVIII в. неминуемо последовал и кризис официальной царской историографии, хотя последний дал знать о себе отнюдь, не сразу, по крайней мере не с самого начала века. Конечно, историографический жанр никогда не оставался неизменным; он менялся, и менялся довольно быстро. Как писал Д. С. Лихачев, «литература мало меняется в тех своих частях, которые связаны с теологией, и сильно меняется в исторических частях» [5, с. 71]. Однако произведения официальной царской историографии первой трети XVIII в. — хроника Иясу 1-й хроника Бакаффы — при всех своих особенностях писались и мыслились как прямое продолжение прежней традиции. Это следует с полной очевидностью из «Истории царя царей Бакаффы»: «А затем, приказав накрыть стол по обычаю, повелел провидец тайного и сын чудес Бакаффа цехафе-тээзазу Синоде и сказал: "Принеси книгу истории, что дописал ты до сего времени, и прочти пред людьми, чтобы слышали те, кто не слышал. Мы же видели ее в Аринго". Тогда сделал Синода, как приказал ему [царь], и читал среди князей и вейзазеров. И еще приказал ему [царь] присоединить ее к истории царей, отцов его, Аэлаф Сагада и Адьям Сагада» [17, с. 316], т.е. к хроникам царя Иоанна (1667-1682) и царя Иясу I (1682-1706). Впрочем, надо сказать, что для забот о сохранении подобной преемственности в XVIII в. имелись причины не только литературного свойства.
Как известно, царь Иясу I был убит по наущению собственного сына Такла Хайманота, который и занял престол своего убитого отца. Процарствовал он недолго, поскольку 2 мая 1708 г. сам был убит заговорщиками во время охоты. Ему наследовал брат Иясу I Феофил, который тоже недолго царствовал и умер 14 октября 1711 г. Престиж династии пал настолько низко, что после смерти Феофила верховную власть в стране смог захватить царедворец Юст, вообще не принадлежавший к царскому роду. Его происхождение не помешало ему царствовать, пока он был активен и здоров. Однако, когда он серьезно заболел, его телохранители произвели 9 февраля 1716 г. переворот и воцарили «законного царя» — сына Иясу I Давида. Новый царь умертвил больного узурпатора, но его собственное царствование также было коротким и несчастливым, и 17 мая 1721 г. Давид был отравлен. Таким образом, это был четвертый эфиопский царь, павший жертвой дворцового заговора за неполных 20 лет. Ни стабильности, ни престижа царской власти это обстоятельство, разумеется, не прибавляло. На престол был возведен еще один сын Иясу I — Ацма Гиоргис, более известный под своим оромским прозвищем Бакаффа («неумолимый»). Только ему удалось несколько укрепить царскую власть в стране и возобновить традицию официальной историографии, прерванную со смертью его отца в 1706 г. Однако и при Бакаффе положение династии было незавидным. Его жизнь в Гейдаре, где не только придворные, но и простые телохранители осмеливались интриговать против монарха, была настолько небезопасной, что даже Бакаффа, вполне оправдавший свою оромскую кличку, не рискнул держать своего сына Иясу при себе, а отправил его к родичам его матери в Квару, где тот был в большей безопасности. Так в первой трети XVIII в. гондарскому царю приходилось рассчитывать не столько на собственную силу или авторитет и обаяние своей богоустановленной власти, сколько на родственников, причем не на собственных родственников, которые могли оказаться для него опасными соперниками, а на родственников жены, для которых царь являлся единственным источником власти, влияния и богатства. Царская власть в Гондаре переживала явный кризис, и это обстоятельство не могло не отразиться и на характере официальной царской историографии.
Бакаффа умер 19 сентября 1730 г., и на престол срочно был возведен его малолетний сын от Ментевваб — Иясу II. Воцарен он был происками родичей Ментевваб — гра-азмача Николая и эльфинь азажа Гераклида, которые в последние годы жизни Бакаффы заняли видное положение при дворе. Что же до Ментевваб, то, хотя в «Истории царя царей Адьям Сагада и царицы Берхан Могаса» она неизменно называется либо царицей, либо государыней, однако коронованной супругою Бакаффы она не была и в официальной его «Истории» даже не упоминается. Судя по всему, Ментевваб была одной из многочисленных наложциц царя, возможно любимой, но не более того. Так как сам Иясу по малолетству править не мог, то Ментевваб была назначена при нем регентшей, и реальная власть в Гондаре оказалась в ее руках и в руках ее многочисленных родичей из области Квара. Внешний декор был соблюден полностью, формально линия «законных царей» была продолжена в лице Иясу, сына Бакаффы, но по сути это был очередной дворцовый переворот, переход верховной власти не столько к малолетнему царю из прежней династии, сколько к Ментевваб и клану кварасцев, строго говоря, к династии не принадлежавшим. Поэтому перед придворным историографом встала непростая задача каким-то образом обосновать этот факт, оправдать его и придать видимость безупречной законности.
Выполнению этой главной задачи он и подчинил все свое произведение, что отразилось во воем, и даже в композиции его. Известная гибкость самого историографического жанра давала ему такую возможность, однако поставленная задача была нелегка, и ради нее автору приходилось иногда жертвовать и исторической правдой, и литературной цельностью своего произведения. Стараясь обосновать приход к власти Ментевваб, матери Иясу II, и автор ее «Истории», и «вся квараская клика всячески подчеркивали преемство царей: Иясу, названный так в честь своего деда — царя Иясу I, получил такое же царское имя, как и тот, — Адьям Сагал. Не позабыли они подчеркнуть и нынешнюю роль и значение царицы Ментевваб, которой, словно коронованной супруге царя, присвоили и царское имя — Бер-хан Могаса, а сама официальная «История» получила несколько необычное для Эфиопии название по имени не только монарха, но и его матери: «История царя царей Адьям Сагада и царицы Берхан Могаса». Впрочем, они озаботились и формальной коронацией Ментевваб. Однако как бы то ни было, но к власти пришли новые люди, и продолжить традицию официальной царской историографии в прежнем виде было невозможно. Нужно было специально обосновать законность очевидного для всех переворота и начать написание истории как бы с новой страницы. Для этого придворный историограф царицы Ментевваб не стал выдумывать ничего нового, а, воспользовавшись приемом, уже существовавшим в эфиопской историографии, начал свое повествование прямо от Адама.
Правда, следует сказать, что прием этот характерен не для пространных царских хроник, а для другого историографического жанра — жанра так называемых «кратких хроник». Эти «краткие хроники», получившие свое не вполне точное название с легкой руки К. Конти Россини, по сути своей не столько хроники, сколько эфиопские летописи, которые хотя и сосредоточивают свое преимущественное внимание на царях, однако отнюдь не ограничиваются царствованием одного какого-нибудь монарха. Повествование там начинается в соответствии с христианскими воззрениями на всемирную историю с сотворения мира и первого человека. Жанр этот возник в Эфиопии сравнительно поздно, по-видимому в первой трети XVI в., так как только с этого времени изложение приобретает по-настоящему летописный характер погодных записей с указанием точных дат и мест событий. Весь же предшествующий период явно реконструирован и собран из материала заимствованного и взятого из церковных источников: сначала следует библейское родословие от Адама до царей. Давида и Соломона, затем излагается известный династический миф о происхождении эфиопских царей от Соломона и царицы Савской, а далее следует история уже собственно эфиопских царей. Однако и эта история излагается на основании материала не историографического, а церковного, того, который был под рукой у эфиопского книжника, т.е. в основном синаксаря — этого сборника кратких житий всех святых эфиопской церкви за полный год. Между ними имеются и жития эфиопских царей, сочтенных церковью праведными, для чтения в храме в дни их поминовения. Таким образом, получилось полулегендарное родословие эфиопских царей, где имена перемежаются краткими сведениями о жизни некоторых из них, почерпнутыми из синаксаря. С XIV в., т.е. со времени появления хроник эфиопских царей, летописец пользуется уже этим материалом и дает краткое переложение своих историографических источников. Так, до XVI в. исключительно летопись имеет характер перечня царей по преимуществу, недаром наиболее распространенным эфиопским названием подобного рода произведений является «история царей» или «родословие царей».