Эхо Древних
Шрифт:
– Настоящих сражений стараются избегать, а вот пограбить всегда рады, - продолжал Томша. – Их капитан, Харкель, за деньги согласится мамку родную покрыть.
– Уже не согласится…
– А?
– Нету больше этого капитана. Болтали, что разорвало его через задницу каким-то щупальцем. В той самой битве, на которую мы опоздали…
– Туда ему и дорога, - ответил Томша, но всё-таки помрачнел, задумавшись о чем-то. Повернулся к своему командиру:
– Получается, что не возьми мы тогда за перниковской развилкой чуть севернее, успели
Сотник Кабай встал со своего места, отложил обструганную палочку, вложил нож за сапог. Потянулся, хрустнул суставами, и только потом многословно ответил:
– Зачем было выживать, прорываться с боем от самой границы, трое суток сидеть в вонючем болоте, чтобы через пару дней сдохнуть в мясорубке под стягом Изумрудного лорда? Беспечного сосунка, проморгавшего вторжение, оставившего пограничные укрепления на растерзание врагу. Ты слышал, что мужики рассказали – там был полный разгром, безнадежная резня. Не для того я спасал свою и твою шкуру.
– И то верно…
– Но и в Орсию вы тоже не успели, прям как мы? – спросил кто-то из мужиков.
Кабай хмыкнул, Томша ответил за него:
– А мы в город особо и не рвались. Стены защищать там есть кому и без нас. У порубежников другие таланты, знаешь ли…
– Ну так если рубежей больше нет, все остроги захвачены…
– Враг уходит на север, а мы остаемся здесь, смекаешь?
– Не особо…
– Ну и дурень. Объясняю: это как в драке противник к тебе спиной повернулся. Хочешь – влепи обидный подсрачник, а хочешь – огрей по затылку так, чтоб враз закончить дело. Вот и мы остаемся позади их войска, видим спину.
– Чтобы сзади напасть, значит? Ага, теперь смекаю, кажись…
– Молодец, сообразительный, - язвительно усмехнулся Томша. – Так что, если вы, мужики, и вправду хотите воевать – добро пожаловать в отряд. Но сразу скажу: готовьтесь к тому, что батька Кабай с вас семь шкур спустит. Будете учиться не только драться, но и прятаться, наблюдать, подкрадываться, устраивать засады. И безропотно повиноваться командиру, конечно. На войне иначе нельзя.
Мужики замерли. Снова требовался тот, кто решится первым. А стадо уже потопает за ним. Крестьяне – они и есть крестьяне.
Только вот Пархим и Гнездо сидели молча, обиженные на то, как легко, словно с детьми, справились с ними выжившие пограничники. Шнырь тоже не высовывался – в подхалимы («шестёрки» по-каторжански) лезть больше не собирался. И тогда решился Шмелек.
– Я с вами. Семьи нету, никто не держит. Давно собрался воевать, но пока как-то не складывалось.
– Считай, сложилось, - подбодрил Кабай. – Воевать научу. Станешь воином, а не мясом, как большинство ополченцев, что остаются гнить в поле после первого же сражения. Как зовут?
– Шмелек…
– Будешь Шмелём у нас, значит.
Как и ожидалось, решился первый – подтянулись и остальные. Мужики один за другим начали проситься в отряд. Не отказался никто – постеснялись.
Глава 25
Вопли
Другой вопрос: а захочет ли он жить, потеряв жену, а затем и ребенка? Все-таки личность творческая, ранимая, мало ли что в голову взбредёт…
Надо будет подумать над этим, ведь должен быть какой-то подход к бывшему товарищу. Может ещё удастся достучаться, поговорить, объяснить. Чтоб не остаться лютыми врагами до конца жизни…
Впрочем, одному богу ведомо, кто доживёт до завтра. Да и то… Какому богу? Угасшей для нас имперской звезде? Или требующему младенческих жертв чудовищу - Нгарху? А может спрятавшемуся от людей огровому шишу?
Процессия, выходившая из деревни, оказалась достаточно внушительной – человек пятнадцать, если не больше. И это не считая шедшего впереди Таруя и его черных охранников. Мишек никого с собой не звал, хотел пойти сам, в одиночку, но подобную затею от соседей не скроешь – все как на ладони один у другого. Вот и увязались следом Рафтик с парочкой других мужиков, жена его Нюшка (что за баба - мужу самостоятельно и шагу ступить не даст), как всегда невозмутимая Клюша, да десяток других баб, всхлипывающих горестно и слезливо. Хорошо хоть детей удалось разогнать и запереть по домам.
Мнение о Мишеке у односельчан поменялось очень быстро, буквально за сутки. Начали смотреть искоса, осуждать за спиной. Даже понимая, что он спасает их собственные жизни, люди не могли принять факт, что Мишек добровольно отдаст чужакам новорожденного сыночка своего закадычного приятеля. Тем более сейчас, когда у того беда вдвойне – даже врагу не пожелаешь и сына потерять, и одновременно молодую жену хоронить.
Впервые за много лет в деревне случились такие роды, при которых умерла роженица. Получается, и вправду огров шиш оберегал местных баб. А Мишек истукана якобы разрушил… - ещё один камень в его огород.
А потом и вовсе докатился, хуже некуда… Сегодня на рассвете вломился к Боришу в хату в сопровождении двух высоченных черномордых. Те копьями разогнали визжащих баб, омывавших тело покойной жены, скрутили и затолкали в сарай брыкающегося Бориша. А Мишек тем временем забрал хныкающего малыша, переложив в люльку, которую принёс с собой. Странную такую люльку, скорее напоминавшую по форме детский гробик, чем кроватку.
Символично, конечно. Ведь теперь так оно и выходит, словно новорожденного в этом гробике заживо хоронить несут. В общем, непонятный поступок, жутковатый.