Эхо Древних

Анджей Б.

На широких и толстых сучьях разместилось трое – Кабай, Томша и сам Шмель. Остальные прятались внизу в траве. Вряд ли могли что-то разглядеть, просто ожидали, что скажет начальство. Потому Шмель с высокомерным удовольствием иногда поплевывал вниз, строя из себя одного из командиров.

Деревня впереди действительно развернулась как на ладони. Видны были и хаты, и центральная площадь, и новое сооружение из валунов, на том месте, где раньше стояла имперская молельня.

Время выбрали самое правильное – предрассветные сумерки, пока солнце не взошло, а небо окрашивал мягкий голубой свет Лима. Казалось бы, входи в деревню и делай, что хочешь –

все будут дрыхнуть. Даже если внутри окажутся какие-то враги, в такое время их можно брать тепленькими, беззащитными.

Однако Кабай потому и стал сотником порубежных пластунов, что никогда не лез в драку без разведки. Вот и сейчас интуиция и навыки его не подвели. Словно бы чуял неладное. Только устроились на дереве, принялись обозревать окрестности, высматривая что-нибудь подозрительное, как началось…

По грунтовке, ведущей от имперского большака, в деревню трусцой вбежал отряд высоких чернокожих воинов. Наши так не смогут – выдохлись бы и попадали без сил, а этим хоть бы что, не устают, прям как имперские скороходы.

Вместе с ними был тощий дядька в черном балахоне, он-то и раздавал указания крупным, но выносливым и ловким дикарям. Не кричал, а лишь повелительно размахивал руками, напоминая машущего крыльями ворона. В широких рукавах черного плаща мелькали белые, словно дворянские перчатки, ладони.

Из крайней хаты, уже год как пустующей, высыпало навстречу непрошенным гостям ещё трое таких же черномордых. Похоже, живут там – вроде как гарнизон. Вот и ладненько, что вскрылись – теперь знаем, в каком доме их можно будет навестить.

До сей поры всё проходило тихо, а потом воздух вдруг лопнул, разорвавшись шумом, гамом и криками. Лаяли собаки, голосили бабы, плакали дети. Нагоняли страху звериными воплями сами дикари. Врываясь в тихие сонные хаты, принялись грубо сгонять народ на площадь. Пинали и тыкали древками копий, тянули за шкирки ночных рубах или прямо за волосы.

Шмель прищурился, издали разглядывая и узнавая односельчан.

Вон там, видно, погнали Рафтика с Нюшкой. А там матушку Мишека (бабку вначале тоже попробовали, но увидев, что ноги у старой совсем отказали, бросили посреди двора). Кстати, самого Мишека не было видно – странно, ведь он к девицам по ночам не бегал, должен был дома ночевать. В соседнем с ними дворе вытащили на улицу Бориша. Этот чудак вообще оказался полностью одетым, словно вовсе спать не ложился. И жены его не видно – может беременную всё-таки решили не трогать, пощадили.

Четверть часа прошло, пока всех жителей согнали на центральную площадь у колокольной перекладины. Черные воины с копьями оцепили толпу, чтоб никто не вздумал сбежать. Люди стояли несчастные, сонные, полураздетые, ежились от утреннего холода – у Шмеля аж сердце сжималось от жалости к землякам.

Вражеский начальник что-то кричал, возмущался, обращаясь к собравшимся. Но отсюда было не разобрать ни слова – слишком далеко, да и ветер относил слова в сторону. Видно было, что белорукий гневался и грозил людям. Иногда оборачивался куда-то в сторону имперского тракта, потом указывал на валуны, выставленные кругом на месте бывшей молельни.

Кто-то выскочил из толпы селян, угодливо – на полусогнутых ногах да ссутулившись – подобрался к раздраженному оратору. Начал что-то объяснять ему, мелко кланяясь, как шарибадский раб, и указывая на людей в толпе. Шмель, и без того пристально вглядывавшийся, еще сильнее напряг зрение. Никак Чапчик? Мутный дядька, суетливый и хитрый, всегда не нравился.

Не

то предатель Чапчик посоветовал, не то вражеский командир сам велел – как бы там ни было, черные воины начали выхватывать из толпы детей, собирая их в отдельную группу. Поначалу народ не понял, что происходит, а потом всколыхнулся – подался вперёд в едином порыве, снова заголосили бабы. Казалось, еще мгновение – и селяне возьмут числом, прорвут оцепление, голыми руками раскидают конвоиров, завалят телами, затопчут. Но вспыхнувшая на миг надежда тут же угасла, лишь только Шмель увидел, как ловко чернокожие орудуют древками копий. Короткий тычок в пах одному, на отмахе в живот другому, следующему подсечка под колена, очередного отпихнули палкой прямо поперек горла. Воины умело рассекали толпу, разбрасывали людей как слепых котят. Притом не убивали и даже старались не калечить – обращались строго, но бережно, как рачительный хозяин со встревоженным скотом.

Секунду назад являлась мысль воспользоваться ситуацией и предложить Кабаю атаковать врага, помочь селянам. Но уже сейчас Шмель понял, насколько нелепым будет его предложение и промолчал, сдержав порыв. Не только не поможем, но и сами поляжем вместе с ними. Как бы усердно не тренировались новоиспеченные добровольцы, до уровня чернокожих гигантов им было ещё ой как далеко.

А Чапчик, вот скотина, сам приволок и услужливо передал захватчикам плачущего малыша лет восьми. Не своего – у Чапчика детей никогда не было.

Через минуту стало понятно, чей это ребёнок. Над Чапчиком нависла высокая фигура – Клюша, железная баба. Широко размахнувшись, саданула предателю в ухо так, что сбила с ног – мужичок полетел вверх тормашками и мешком плюхнулся в дорожную пыль.

Женщина хотела забрать сынишку обратно, потянулась – но тут же получила тычок древком копья в живот. Любой сложился бы, а Клюша выдержала, устояла и даже ухватилась за копье, попыталась его отобрать. Но несмотря на изрядную силу, материнский инстинкт и праведный гнев, тягаться с чернокожим воином женщина не могла. Пара умелых ударов свалили её наземь. И даже тогда Клюша не сдалась – продолжала бороться, пыталась встать, хватала врагов за ноги, но получила ещё несколько раз по голове – и затихла.

Оглушивший её воин обернулся к командиру в черном плаще, спросил что-то, указывая на бездыханное тело. Тот отрицательно покачал головой, потом безразлично пожал плечами. Тогда воин схватил Клюшу за волосы и поволок в сторону хаты. Той самой, в которой жила троица, которую Шмель посчитал гарнизоном. Несмотря на силу чернокожего, Клюша была нелегким грузом даже для него. Потому по дороге к нему присоединился второй южанин. Взявшись вместе и весело щерясь белыми зубами на черных рожах, они втащили женщину в хату. Времени на плотские утехи у них пока не было, потому чернокожие просто заперли Клюшу в доме и вернулись на площадь. Видимо, собирались позабавиться с ней позже.

Странный вкус у чужаков – Шмель считал Клюшу самой некрасивой бабой в деревне. А этим сволочам она показалась, видимо, наиболее соблазнительной. Наверное, из-за своих габаритов – сами почти великаны, потому и крупная Клюша им под стать. Устыдившись этих мыслей (всё-таки слишком долго бабы не видал, потому и лезет подобная чушь в голову) Шмель продолжал наблюдать за развитием событий.

Одними лишь детьми дело не ограничилось. Да их и не так уж много оставалось в деревне – всего около дюжины. И вскоре из толпы начали выхватывать тех взрослых, кто выглядел помоложе.