Эхо Тоннелей
Шрифт:
– Да, – прокомментировал неожиданно оказавшийся рядом Лёшка, – немчура любила все инструкции прямо на стенах кабины писать.
– Это швейцарцы вообще-то. Или даже шведы.
– Все они одним миром мазаны, – отозвался он, даже не повернувшись, после чего покинул кабину.
Оглядев кабину изнутри и заглянув в машинное отделение, где красовались два огромных тяговых электродвигателя, Кайрат попытался интуитивно вникнуть в содержание надписей на немецком. Затем, влекомый природной любознательностью, парень обратил внимание на кнопку, которая, как ему показалось, слишком сильно выпирала из приборной доски, и с силой втопил её внутрь. Раздался
– Бляха-муха! А я и не думал, что эта штука работает! – присвистнул Лёшка, подняв глаза к потолку цеха.
– Она ещё и нас всех переживёт, если за техникой ухаживать как следует, – ответил ему Кайрат, поспешивший вылезти из кабины, дабы не получить по шее. – По крайней мере, мы теперь знаем, что это не предмет мебели.
– Скрестить бульдога с носорогом, как ты понимаешь, не получилось, и этот «шедевр», – саркастично заметил Стрельников, – отогнали подальше, чтобы глаза не мозолил. А тут вдруг оказия подвернулась, вот его к нам и отправили. Только вот не спросили, а нужен ли он здесь. Под сотню тонн общий вес! А сцепной вполовину меньше. Вот и носятся с этим сараем как дурень с писаной торбой, и никому он к чёрту не сдался. А на порезку отправить нельзя, потому что по документам он ещё – собственность этих швейцарцев.
– Так и отдали бы им! – со знанием дела заявил Лёшка.
– Так не берут. И правильно делают, у них своего хлама достаточно, чтобы ещё лишний металлолом через пол-Европы к ним гнать. Думаю, как только уладят все бумажные дела – собственность и всё такое, – его сразу и сдадут в переплавку.
– А почему, интересно, на него восьмикод нанесли? – Кайрат спросил Стрельникова, но ответил ему почему-то Алексей:
– Ну, его же по железной дороге перегоняли. Вот и нанесли, наверное. Хотя пёс их знает…
– Слушай, – обратился Кайрат к нему, сияя, словно ребёнок, которому купили новую игрушку. – Не знаю, как тебе, а мне он нравится!
Красавкин явно не оценил восторга своего коллеги, ответив:
– Ну, ты привык ездить на всяком хламе, в Москве такое даже в музей не примут, а сразу на свалку.
Кайрат решил не продолжать дискуссию, а обратился к Стрельникову:
– Олег Михайлович, а он на ходу?
– Вообще, должен быть. Но его уже давно никто не запускал, хотя техобслуживание он проходит на общих основаниях. Никто не хочет с ним возиться, потому что смысла нет никакого.
– Олег Михайлович, – вот думайте, как хотите, – начал Кайрат, – а мне кажется, что у техники тоже есть душа. Она может понравиться тебе, ты можешь понравиться ей. Они как живые существа, каждый со своим характером.
Стрельников внимательно посмотрел на Кайрата, отчего тот невольно смутился, подумав, что его приняли за идиота. Но Олег Михайлович похлопал его по плечу и произнёс:
– Хорошо, что ты это понимаешь.
– А у нас обед когда планируется? – задал вопрос Лёшка. – А то у меня уже в желудке урчит.
– Да хоть сейчас можно, дело хорошее, – отозвался Стрельников.
Они свернули в распахнутые ворота одного из въездов в цех, чтобы срезать путь. Теперь их дорожка пролегала вдоль того, что обычно называется «калашным рядом» – пути, на котором ждёт своей участи списанная и отставленная от работы техника. Но здесь ситуация была отнюдь не такой простой, ведь метрополитен даже ещё не начал работу, а ряд машин, начиная от новеньких и заканчивая
– Смотрите, даже самоходную электростанцию с вагоном-трансформатором откуда-то приволокли! – удивлённо присвистнул Кайрат.
– А рядом-то заметил? Путеизмеритель с дефектоскопом, которые ещё, наверное, Иосифа Виссарионовича помнят, – ответил Алексей, указывая на старенькие, хотя и опрятные вагончики.
– Даже ещё с гербами Советского Союза… Интересно, сколько же они простояли под забором? – спросил Стрельникова Кайрат, медленно и внимательно шагая вдоль вагона.
– Но состояние неплохое, однако, ржавчины вроде не наблюдается. Думаю, стояли на хранении в закрытом ангаре, – добавил Олег Михайлович. – Не ваша ли бывшая техника, кстати? Ты ведь в Автово работаешь?
– Ну да, – ответил Кайрат. – А раньше в Дачном. Но они на одной и той же территории. Вагонов типа Д у нас в депо никогда не было. На моей памяти точно.
– Так разве не у вас было с десяток «дэшек», переделанных во всякую служебную лабуду? – съязвил Алексей.
– Кроме электровозов, на которых я работал, у нас было три вагона и самоходный пылесос, но, насколько я знаю, они давно уже никуда не ездили и стояли как сараи для всякого хлама. Лет пять назад их вообще порезали. Я вообще не понимаю, откуда взялась эта древность, да ещё в приличном состоянии!
– По вашему мнению, это приличное состояние? – задал риторический вопрос Стрельников. – Хорошо ещё, что вся начинка сохранилась. А всё остальное ни к чёрту. Покрашены вроде недавно, а под слоем краски ржавчина такая, что пальцем металл насквозь проковырять можно! А пришли они с консервации. По всем правилам туда должны были отправлять исправную технику, на самом деле всё, что шло под списание.
Вопреки известному и вполне очевидному требованию отправлять на базу запаса для консервации только полностью исправную и комплектную технику, в реальности туда направляли уже отслужившие свой срок машины, которые по какой-нибудь причине нельзя было утилизировать. Как правило, это происходило, если вагон или локомотив повреждали, но не могли списать сразу из-за того, что он по документам ещё не выработал свой ресурс. Вот его и отгоняли подальше от греха (и от глаз начальства) в дальний угол депо, где он постепенно ржавел, ожидая своего часа. Туда же отправляли и разную экспериментальную и служебную технику, как только в ней отпадала необходимость. Вот и стояла там ржавая куча металла разной степени раздолбанности. А при подготовке к пуску метрополитена какая-то светлая голова предложила руководствоваться принципом «всё новое – это хорошо отмытое старое» и тем самым сэкономить на закупке служебного подвижного состава. Конечно же, со всей служебной техники сняли двигатели и высоковольтное оборудование, тем более что по причине другого рода тока пользы от него не было ни малейшей, а вот цветной металл там имелся в большом количестве.
В этот момент из-за тёмно-красного вагона с табличкой «Путеизмеритель» показался мужчина в замасленной спецовке и с большим молотком и, стащив с руки грязную перчатку, поздоровался со Стрельниковым.
Мужичку было лет тридцать пять, но глубокие морщины на лбу и давно не бритая щетина делали его намного старше.
– Здоровеньки булы, Олег Михайлович! А я тут сижу и слышу – туристы идут, а экскурсовод знакомый, кажется! Можливо присоединиться? – сказал он с милым украинским акцентом.