Эхо Тоннелей

Дашевский Юлиан

Радужный зонтик.

Осень в тот год была на редкость красивая. По-летнему тёплое сентябрьское солнце радовало горожан, а в траве, как будто отражением небесного светила, уже третий раз за год расцветали весёлые одуванчики. Стояла безоблачная погода, а листья на деревьях только начали желтеть. Пользуясь столь щедрым подарком природы, местные жители решили продлить купальный сезон, и на городском пляже возле моста через Волгу с утра и до позднего вечера скапливалось множество людей, желавших урвать эти солнечные деньки. Но работникам метрополитена было не до красот ранней осени, и они могли лишь с завистью наблюдать за прогуливающимся по набережной народом, пока ехали на смену или со смены по домам. Перед окончательной сдачей в эксплуатацию каждый день был на вес золота, а огромный кумачовый плакат «Даёшь метро горожанам досрочно!» над воротами Управления выглядел горькой издёвкой. Время шло, и день за днём нисколько не отличался от предыдущего. Если в первую неделю каждая из рабочих смен была наполнена событиями, и к вечеру ты начинал забывать, что же случилось утром, а если и вспоминал,

то события, произошедшие несколько часов назад, казались воспоминаниями из далёкого прошлого, то со временем всё новое становилось привычным, и ничто уже не удивляло. Вторая неделя шла проще и быстрее, все уже познакомились друг с другом, не терялись в хитросплетениях коридоров административных и производственных корпусов, знали своё расписание, как будто всю жизнь так жили. И не успел начаться понедельник, как уже подходил к концу четверг, а значит – выходные уже не за горами. День за днём сливались в сплошную пелену, в которой не было ничего, достойного остаться в памяти. А если время побежало так быстро, значит, ты уже привык к новому месту, и это привыкание прошло гораздо легче и быстрее, чем Кайрат представлял себе. Общение с Алексеем постепенно сходило на нет, и ограничивалось только рабочими и бытовыми вопросами. Впрочем, никто от этого не страдал и не считал себя обделённым. Кайрата немного удивляла обстановка в коллективе: когда он работал в Петербурге, да и когда он ехал сюда, то представлял себе всё иначе, может быть, немного идеализированно. Он воображал коллектив товарищей, сплочённый общим делом и решимостью довести его до конца. Но в действительности этот образ, навеянный старыми советскими фильмами, мало походил на реальность. Каждый был сам по себе, и прежде всего защищал свои интересы. Никто не доверял даже коллегам, не говоря уже о заезжих курсантах, и за внешней вежливостью и доброжелательностью сотрудников читалась мысль: «Ну, и какую подлянку ты мне на этот раз устроишь?», даже если поводов к такому мнению не возникало. Начальство в лице Стрельникова и Пустовалова отдавало заведомо невыполнимые распоряжения, Громов и его помощница делали вид, что всё под контролем, а рядовые сотрудники ругались на жизнь. И всё – только чтобы дожить до выходных и напиться до поросячьего визгу. А дальше – цикл повторяется. Утро, аспирин, плотный завтрак, переходящий в обед, а там – и новый рабочий день. И так каждую неделю. В сущности, это была обычная жизненная рутина для большинства жителей города. В такой обстановке было сложно заводить друзей, а ещё сложнее – не начать подозревать каждого встречного в чём ни попадя или беспробудно квасить по выходным. Единственное, что удивляло Кайрата, от усталости засыпавшего почти сразу по возвращении с работы, это сколько жизненной силы могло быть в Алексее, что он после рабочей смены мог по-быстрому перекусить в каком-нибудь ресторане фаст-фуда и пойти знакомиться с девушками в клуб. Приходил он уже давно за полночь и спал максимум четыре-пять часов. Обычный человек выдохся бы уже после нескольких дней, а у Красавкина пошла вторая неделя такого режима, и было похоже, что его это нисколько не затрудняет. Во время разговоров в свободные утренние или вечерние часы Алексей упоминал, что у него есть жена и дочка где-то в Тверской области, но это нисколько не мешало ему искать новые знакомства. Тем более, что семью свою он видел от силы раз в неделю.

Теоретические занятия не сильно напрягали – по сути, это было повторение всего того, что ребята уже знали до этого. С практикой было сложнее, но и она не была чересчур тяжёлой. Скорее, курсанты уставали именно от новизны – ведь они, пусть каждый уже имел опыт работы в метро, впервые сталкивались с такой техникой. И больше всего им хотелось перейти от теории к практике, выйти из-за парты и сесть в кресло тренажёра, а затем – и в кабину поезда. Кайрат смотрел на расписание занятий и думал: «Как же ещё долго до начала практики…» Но вот, однажды утром он взглянул на календарь и удивился, как быстро наступил этот долгожданный день!

Не без дрожи Кайрат зашёл в зал, где находились тренажёры – две отрезанные кабины от вагонов метро типа Е, известных по прозвищу «ёжик», только вместо лобовых стёкол в них стояли компьютерные мониторы. Парень подошёл к невысокому пожилому инструктору, представился и подал лист, где указывалось количество занятий.

– Садитесь, – небрежно бросил инструктор, даже не удосужившись назвать своё имя. Наверное, он полагал, что нашивки «Муртазин Н.Р.» на форме будет достаточно.

Кайрат сделал шаг в сторону тренажёра, но мужчина неожиданно вырос перед ним и встал так близко, что ему стало, мягко говоря, некомфортно.

– На стул, я сказал.

«С таким лучше не спорить», – подумал парень, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом.

– Для начала, – продолжил инструктор, – теоретический инструктаж. Правильная посадка машиниста…

– Но я раньше… – начал было Кайрат, но его прервали на полуслове.

– Мне плевать, кем вы были раньше. Здесь вы курсант.

Пока Кайрат слушал его речь о правильной посадке и настройке органов управления, то вглядывался в него и размышлял, кем бы он мог быть. Худой, абсолютно лысый, с безучастным лицом, напоминающим маску. Ему явно чуть больше пятидесяти, но выглядит он плоховато для своих лет. Наверное, это машинист, ушедший по состоянию здоровья с поездной работы и перешедший к преподаванию. Конечно, его суровость можно понять: одно дело – мчаться вдаль по стальным магистралям, и совсем другое – в сотый раз объяснять желторотым недотёпам, как правильно выбирать наклон спинки сиденья. С другой стороны, «тяжело в ученье – легко в бою», и, пройдя через все круги ада во время практики, курсанты могли уверенно чувствовать себя в кабине настоящего поезда. Кайрату было немного странно, оттого что ему снова объясняют то, что он и

так уже давно знал, но – с инструктором не спорят.

Трудно было понять, когда Муртазин был в хорошем настроении, а когда – в плохом. Разница, пожалуй, была только в том, что когда он был не в духе, то матерился несколько чаще обычного. Да и общаться с ним было тяжело: к людям он относился сухо и, на первый взгляд, не воспринимал многого из того, что выходило за пределы служебных обязанностей и должностных инструкций. В конце первого дня ребята выучили, что его звали Наиль Рустемович Муртазин, но вряд ли эта информация была очень полезной – инструктор был молчаливым, и содержание разговора обычно ограничивалось указаниями, что требуется сделать. Но иногда во время занятий у Кайрата проскакивала мысль, что он мог уже знать этого человека, где-то встретиться с ним. Бывает иногда – видишь человека впервые, а тебе кажется, что он уже появлялся в твоей жизни. Вот так и не можешь отделаться от этой мысли, а спросить напрямую неловко. «Я его точно уже видел… – думал Алтынбаев, вглядываясь в суровое лицо инструктора».

***

…Полосатая ограничительная рейка осталась где-то в зеркале заднего вида. Кайрат готов был сквозь землю провалиться: «Ну что такое – то «ползуны» на колёсах сажаю, то вот так…» И снова он пытался сконцентрироваться, снова проходил один и тот же маршрут, стараясь не допускать помарок, но внимательный и беспристрастный компьютер выдавал полный список ошибок по окончании упражнения. Здесь превышение скорости, там пропуск места остановки, а ещё выход из графика, несоблюдение интервала, и прочее, и прочее… Штрафные баллы высвечивались красным, и, в конце концов, Кайрат уже обливался потом, вылезая из тренажёра, как будто он побывал в парилке. Трасса метрополитена оказалась гораздо сложнее, чем он предполагал, и, несмотря на весь накопленный опыт, безошибочно пройти её не получалось. Слабым утешением было и то, что Лёшка тоже оказывался отнюдь не безгрешен, но штрафных баллов у него было меньше.

– Молодец! Герой! – Муртазин поднялся по лесенке в кабину после того, как Кайрат сначала превысил скорость на перегоне, а затем резко оттормозился при въезде на станцию, пытаясь нагнать отставание. – А если бы ты с поездом ехал, знаешь, каких бы дров наломал? Это ведь здесь рейки, а там – вагоны с людьми!

Спорить и доказывать свою правоту было бесполезно. Наиль Рустемович «рубил» и тех, кто ездил куда лучше. На практику на тренажёре отводилось всего двенадцать часов, а дальше инструктора смотрели, можно ли допустить тебя до управления настоящим поездом. Кайрат всерьёз опасался, что все допущенные ошибки припомнят ему в конце практики, а вот Алексей относился ко всему весьма расслабленно. «Если тебя отправили сюда в командировку, то никто не будет менять тебя на другого человека посреди учебной программы. И никто не выгонит, если ты серьёзно не накосячишь или не заявишься на работу пьяным», – рассуждал он и, в сущности, был прав.

Во время практики на тренажёре инструктор частенько «подкидывал» курсантам задачи с подковыркой, с которыми требовалось справиться. Поломки и сбои на метрополитеновском жаргоне назывались просто «случаями», и поиск выхода из «случаев» занимал едва ли не половину учебного времени.

– Почему не собирается схема? – задал очередной каверзный вопрос инструктор, когда Кайрат отчаянно пытался привести в движение виртуальный поезд, выискивая глазами на приборной панели какой-нибудь случайно пропущенный тумблер.

– Не сработали концевые выключатели закрытия дверей! – выпалил он первое, что пришло в голову.

– Перекрыт кран пневмопривода токоприёмников, – торжествующе отрезал инструктор, указывая рукой на причину «случая». – И таким специалистам мы доверяем нашу технику. Садитесь на своё место. Вы же молодой специалист, должны проявлять смекалку. А не какой-нибудь дед Онуфрий из села Усть-Гадюкино.

Иногда Муртазин демонстративно отстранялся от попыток помощи курсанту. Он просто загружал маршрут в тренажёр, садился в кресло помощника и безмолвно наблюдал за работой будущего машиниста. И от этого пристального взгляда, уставившегося откуда-то сбоку, человеку в правом кресле становилось не по себе, и он допускал одну ошибку, потом следующую. Наиль Рустемович ничего не комментировал, а продолжал безмолвно наблюдать, зная – его выход на сцену будет в самом конце, и именно этого момента все и боялись. Когда программа подготовки на тренажёре подходила к концу, роль инструктора сократилась до «пассажира». Он, нарушая все возможные правила, усаживался вразвалку на левом кресле и начинал лузгать семечки в пластиковый стаканчик. И в один из таких дней Кайрат, отрабатывавший последний час на симуляторе, тоже маленько замечтался и не заметил, что впереди горел сигнал – два жёлтых огня: виртуальный состав въехал под ограничение скорости, к которому парень оказался не готов. Привычную тишину тренажёрного кабинета разорвал мерзкий звонок сигнализации в кабине. Кайрат нажал на тормозной кран, но было уже поздно – компьютер зарегистрировал превышение скорости. Но это было всего полбеды – от неожиданности инструктор вздрогнул, и все семечки разлетелись по кабине! Отряхаясь и изрыгая самые чёрные проклятия в адрес курсанта, покрасневшего, как воспитанница института благородных девиц, Муртазин встал со своего места и рявкнул: «Война уже закончилась, товарищ камикадзе! Таранить никого не надо! И с контроллером аккуратнее обращайтесь! Ну вы, извините, не хрен дёргаете!»

Кайрат молча хлопал глазами, пытаясь найти слова в своё оправдание и не находя их, потому что все варианты, приходившие ему на ум, выглядели один глупее другого. Он сидел в кресле машиниста и чувствовал себя так, как будто на него вылили ушат дерьма. «Что же дальше сделает Муртазин?» – мысленно задавал вопрос Кайрат, опасаясь, что такой суровый инструктор не удержится и перед затрещиной. Парень бросил взгляд на электронные часы, висевшие на стене зала – до следующего курсанта оставалось ещё около двадцати минут.