Екатерина II, Германия и немцы
Шрифт:
Однако, поскольку составление словаря было поднято в ранг государственного дела, недостатка в помощниках не было. Если в своих Записках касательно Российской истории императрица опиралась на Миллера и его молодых коллег и ассистентов из Москвы, на двух «немецких педантов» – Буссе и Фелькнера и, как всегда, своих секретарей, то и Палласу для классификации и подготовки материала к публикации выделили ассистентов из состава немецкого ученого сообщества Петербурга: для начала – еще одного Бакмейстера, Иоганна Фолльрата Конрада, младшего библиотекаря Академии, а затем, после его смерти в 1788 году, – Христиана Готлиба (Богдана Федоровича) Арндта, переводчика екатерининских законов, исторических трудов и комедий. Иоганн Фолльрат Бакмейстер был ганноверским родственником ратцебургского Бакмейстера. После пребывания в Англии на службе у семейств Чернышевых и Разумовских он был принят в Академию. С Палласом Бакмейстер, занимавшийся составлением описей библиотеки и Кунсткамеры, познакомился, очевидно, в 1770-х годах, когда взялся за описание кабинета естественной истории Академии [782] . Арндт, родившийся в 1743 году в Восточной Пруссии, изучал теологию и юриспруденцию в Кенигсберге, в Петербург приехал в 1768 году, после поездок в Варшаву, Ригу и Митаву. В 1772 году он получил место почтового экспедитора, затем стал переводчиком: сначала при трех главных коллегиях, а в 1780 году – и при Кабинете императрицы в чине коллежского асессора. Перевод екатерининских комедий, высмеивавших мракобесие и суеверия, для берлинского издателя Николаи Екатерина расценивала, разумеется, как службу на благо отечества и всего европейского Просвещения. Еще раньше Арндт и сам зарекомендовал себя на писательском поприще. С 1776 по 1780 год он издал десять томов St. Petersburgisches Journal на немецком языке, а затем в течение трех лет выпускал Neues St. Petersburgisches Journal. Журналы он заполнял, с одной стороны, своими переводами выходивших законов и распоряжений, с другой – и главным образом – собственными статьями по русской
782
Об Иоганне Фолльрате Конраде Бакмейстере (Иване Григорьевиче Бакмейстере) см.: Грот Я.К. Филологические занятия. С. 440; Amburger Е. Beitr"age. S. 164–165. См. библиографию его трудов: СК II. Т. 1. № 233–236.
783
Грот Я.К. Филологические занятия. С. 440–442, цит. с. 441, примеч. 30.
Итак, несмотря на то что оба сотрудника Палласа не имели лингвистического образования и были выбраны в первую очередь благодаря имевшемуся у них опыту редакторской работы, они быстро освоили новое дело. Арндт даже взял в императорской библиотеке труд Кура де Жебелена, параллельно с составлением сравнительного словаря самостоятельно изучал весь доступный ему языковой материал, собрав в конце концов результаты своего труда в очерке о происхождении и родственных связях языков. Его рукопись на французском языке Екатерина внимательно прочла, оставив одобрительные пометки на полях, однако автор был весьма самокритичен и не считал свой труд достойным публикации. В 1818 году, когда Арндт, завершив свою 25-летнюю службу в России, давно уже жил в Гейдельберге, эту рукопись, хранившуюся в архиве Палласа, на немецком языке издал в честь самого же Арндта его друг, публицист Иоганн Людвиг Клюбер, по-прежнему – вопреки желанию автора [784] .
784
Arndt C.G. "Uber den Ursprung und die Verwandtschaft der europ"aischen Sprachen / Hrsg. J. L. Kl"uber. Frankfurt a.M., 1818. См. отзыв Екатерины о книге Арндта в записке А.В. Храповицкому от 22 марта 1792 года: Екатерина II. Записки касательно Российской истории (Примечания) // [Она же.] Сочинения. Т. 11. С. 673: «…Скажите ему от меня, что я нашла его сочинение очень интересным и чтение его доставило мне удовольствие». См.: Грот Я.К. Филологические занятия. С. 440–442. Рус. пер. записки см.: Там же. С. 440.
Судя по эффектной инсценировке проекта, которую устроила Екатерина весной 1785 года, ей к тому времени удалось справиться со своим горем. Через видного ученого Палласа всему миру предстояло узнать о том, что в правление Екатерины II Российская империя стала родным домом для наук, а государыня сама возглавила общее для всего мира стремление к познанию. Во втором десятилетии XVIII века Лейбниц внушал Петру Великому мысль о translatio studii. Придет время, когда науки – цитировал царя по памяти ганноверский дипломат Фридрих Христиан Вебер – «оставят теперешнее свое местопребывание в Англии, Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова возвратятся в истинное отечество свое – в Грецию» [785] . Таким образом, одно пророчество сбылось. Однако Екатерина сумела поднять планку своих притязаний еще выше: просвещенные ученые и политики всего мира должны были не просто замереть в почтении, но были призваны императрицей России к участию в ее универсалистском начинании. По-видимому, в 1785 году она не сомневалась в том, что концепция ее сравнительного словаря верна, а стремилась лишь к наиболее полному, но при этом быстрому сбору образцов всех известных языков.
785
Здесь цитата и ее интерпретация даются в соответствии с работой: Wittram R. Peter I., Czar und Kaiser. Zur Geschichte Peters des Grossen in seiner Zeit. Bde. 1–2. G"ottingen, 1964, здесь: Bd. 2. S. 217–218 (рус. пер. цит. по: [Вебер Ф.Х.] Записки о Петре Великом и его царствовании Брауншвейгского резидента Вебера / Под ред. П. Барсова. Ч. 1 // РА. 1872. № 6. Стб. 1057–1168, цит. стб. 1075. – Примеч. науч. ред.).
Несмотря на то что в новый план Палласа посвятили лишь в апреле, во второй половине мая Екатерина уже одобрила предложенный им набросок обращения, ставившего просвещенную публику в известность о проекте российской императрицы. Никто до сих пор, утверждалось в обращении, не занимался исследованием всех языков в их единстве. «Это обширное предприятие, которое наконец может привести к решению вопроса о существовании одного первобытного языка, было предоставлено нашему веку», поэтому Екатерина II нашла эту область достойной того, чтобы посвятить ей часы своего досуга [786] . Сотрудничеством в этом деле обязывались не только высшие чиновники реформированного в 1775 году местного управления, наместники и губернаторы Российской империи. Через дипломатических представителей Екатерина и Паллас направили этот Avis au Public [787] и каталог слов, для которых требовалось указать соответствия из других языков, известным европейским лингвистам и правительствам; так, для сбора сведений об индейских языках обращение отправили королю Испании, который поручил своему вице-королю в Рио-де-ла-Плата прислать ответ императрице, а через генерала Жозефа Поля де Лафайета обращение попало к Джорджу Вашингтону, президенту Соединенных Штатов, лично просившему о содействии одного землемера из Огайо и представителя по делам индейцев в конгрессе [788] . Когда же в конце 1786 – начале 1787 года вышел в свет том, содержавший первую часть сравнительного материала к 285 русским словам из 200 языков Евразии и Океании в кириллической транскрипции, Паллас, прибегнув к тому же жанру, что и в своем Avis au Public, не преминул сообщить научной общественности, что народы Российской империи говорят более чем на 60 из всех сравниваемых языков и из них большинство – прежде всего языки Кавказа и Сибири – «оставалось известно ученым только по имени» [789] .
786
Обширные цитаты из объявления, данного европейской публике (Avis au Public), по-русски см.: Грот Я.К. Филологические занятия. C. 432–434, цит. с. 433.
787
Здесь: обращение (фр.). – Примеч. науч. ред.
788
Lauch А. Wissenschaft. S. 201–202; Key M.R. Catherine the Great’s Linguistic Contribution. P. 57–70; Wendland F. Peter Simon Pallas. Bd. 1. S. 495–497.
789
Linguarum totius orbis vocabularia comparativa. Pars 1. P. XI (предисловие на латыни). P. XXI (предисловие на русском). См. параллельные места из екатерининского Avis au Public в работе: Грот Я.К. Филологические занятия. С. 432–433, цит. с. 433.
В первых двух частях Сравнительных словарей Паллас и его помощники представили примеры из языков Евразии и Океании в точном соответствии с выбором императрицы и в определенном ею виде – таблицей. Публикация большей части собранного материала создает видимость успешного окончания предприятия, причем успеха не только с точки зрения лингвистической науки, но и в том его значении, какое вкладывала в задуманное императрица. Существуют свидетельства, позволяющие утверждать, что публичная «увертюра» 1785–1786 годов выполнила свою задачу, пробудив интерес во всем мире и вновь снискав императрице уважение, одобрение и симпатию. Однако по сравнению с этим вступлением финал проекта получился куда менее величественным.
Издательский дом «Шноор» напечатал всего 500 экземпляров; большая часть этого тиража была раздарена, главным образом – в качестве благодарности заграничным дворам и научным учреждениям, и только книготорговец Иоганн Якоб Вейтбрехт получил разрешение на продажу отпущенных ему сорока экземпляров [790] . Несомненно, вторая война с Османской империей, начатая летом 1787 года, а затем и война со Швецией – с 1788 года – отодвинули екатерининское увлечение лингвистикой на второй план. К тому же, в отличие от войны 1768–1774 годов, новая фаза российской экспансионистской политики вызвала очень критическую реакцию в европейской публичной сфере. Такой сдвиг в настроениях уже нельзя было компенсировать с помощью привлекательного образа меценатки Просвещения.
790
См.: Там же. С. 436; Lauch А. Wissenschaft. S. 368, Anm. 44; S. 377, Anm. 61; S. 411–412, Anm. 113.
Помимо этого, Екатерина столкнулась с тем, что в науке существуют свои, неподвластные ей правила. И если в наши дни лингвисты подходят к Сравнительным словарям не только с научным пиететом, но даже пытаются использовать для своей
791
Fodor I. Pallas und andere afrikanische Vokabularien vor dem 19. Jahrhundert. Ein Beitrag zur Forschungsgeschichte. Hamburg, 1975; Key M.R. Catherine the Great’s Linguistic Contribution.
792
Kraus C.J. // Allgemeine Literatur-Zeitung. № 235–237. 1787. Здесь см. переизд.: Arens H. Sprachwissenschaft. S. 118–127. См. об этом: Borst A. Der Turmbau. Bd. 3, Tl. 2. S. 1534–1535; Lauch А. Wissenschaft. S. 183, 204; Key M.R. Catherine the Great’s Linguistic Contribution. P. 71–73. Прочие высказывания современников о труде императрицы собраны в работе: Wendland F. Peter Simon Pallas. Bd. 1. S. 501–504.
793
Например, об этом говорил чешский славист Йозеф Добровский. См.: Lauch A. Wissenschaft. S. 205.
794
Африканские и американские материалы появились только во втором, русскоязычном издании, в котором его составитель Янкович де Мириево снова расположил «коренные» слова в неподходящем алфавитном порядке: [Янкович де Мириево Т.] Сравнительный Словарь всех языков и наречий по азбучному порядку расположенный. Т. 1–4. СПб., 1790–1791. См. об этом: Fodor I. Pallas; Key M.R. Catherine the Great’s Linguistic Contribution. P. 73–76.
В процессе работы над словарем изначальные представления Екатерины не встретили серьезной критики. Необычайно резко раскритиковала проект императрицы в своих мемуарах, написанных уже в новом столетии, княгиня Дашкова. Будучи с 1783 года директором Академии наук и президентом Российской академии, Дашкова, по ее словам, сумела объединить всех специалистов столиц в противостоянии Екатерине, пытавшейся повлиять на составление академического словаря русского языка, исходя из своих совершенно произвольных представлений. Паллас же, по ее мнению, лишь растратил большие суммы денег на бесполезное дело [795] . От этого брошенного в гневе взгляда в прошлое ускользнула такая очевидная вещь, что именно Палласу и его сотрудникам удалось вовремя, еще до публикации Сравнительных словарей, отговорить императрицу от рискованных комбинаций и ограничиться некомментированными словарными таблицами, впоследствии раскритикованными Краусом. Ведь если Вольтер в письмах Екатерине потешался над придворной дамой из Версаля, сожалевшей о строительстве Вавилонской башни, потому что, не случись затем известного столпотворения, весь мир до сих пор говорил бы по-французски [796] , то императрица, созвучно выросшему в России 1780-х годов «лингвистическому национализму» [797] , вначале всерьез была убеждена, кажется, что в древнеславянском она открыла искомый праязык. Во всяком случае, осенью 1784 года она пыталась произвести на Гримма впечатление, сообщив ему о славянском происхождении некоторых географических названий во Франции, Испании и Шотландии, в Индии и Америке, а также идентифицируя имена правителей Меровингов, вандалов и даже древних вавилонян со славянскими [798] . Однако полгода спустя, уже обратившись за советом и помощью к Палласу, она высказывалась в письмах своему новому корреспонденту Циммерманну гораздо сдержаннее. Правда, поучала она его, по ее наблюдениям, кельтский язык обнаруживает сходства с остякским и что уже звучание слова «Бог» в отдельных языках свидетельствует о весьма различных представлениях о Боге [799] , но уже не выпячивала древнеславянский в качестве открытого ею праязыка. В выборе между универсалистскими притязаниями сравнительного словаря и спорной исторической легитимацией преимуществ славяно-русской языковой семьи Екатерина все же оказалась достаточно мудрой, чтобы не оглашать собственных предварительных выводов, сделанных на основе языкового материала.
795
Дашкова Е.Р. Записки. С. 162–163.
796
Вольтер – Екатерине II, 26.05.1767 (н. ст.) // Voltaire. Correspondence. № 14199; см. рус. пер.: Переписка Российской императрицы Екатерины Вторыя с г. Вольтером. С. 29–30. См. также: Borst А. Der Turmbau. Bd. 3, Tl. 2. S. 1440.
797
О политическом аспекте языковой политики Екатерины II см.: Rogger H. National Consciousness. P. 85–125.
798
Екатерина II – Гримму, 9. и 18.09., 12.10.1784 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 318, 321–325.
799
См.: Екатерина II – Циммерманну, 9.05.1785 г. // Bodemann E. (Hrsg.) Der Briefwechsel. S. 9.
Сотрудничество императрицы и Палласа пережило все расхождения во мнениях, касавшиеся сути дела, и привело предприятие к достойному концу. Критическое эхо, доносившееся по поводу их общего труда, никак не повлияло на их отношения. Когда в 1788 году в журнале Allgemeine Deutsche Bibliothek Август Вильгельм Гупель отозвался о первом томе без всякого энтузиазма [800] , Екатерина спросила Палласа его мнения. Ответ ученого показался императрице «разумным»: «Критиковать легко, а делать трудно» [801] .
800
Рецензия вышла анонимно, см.: Allgemeine Deutsche Bibliothek. Bd. 78/2. 1788. S. 311–333. Об авторстве Гупеля можно заключить на основании его переписки с Фридрихом Николаи: Lauch A. Russische Wissenschaft und Kultur im Spiegel der „Allgemeinen Deutschen Bibliothek“ // ZfS. Bd. 10. 1965. S. 737–746, здесь S. 743–744; Wendland F. Peter Simon Pallas. Bd. 1. S. 503.
801
См.: [Храповицкий А.В.] Дневник А.В. Храповицкого с 18 января 1782 по 17 сентября 1793 года / Под ред. Н. Барсукова. M., 1901. С. 130 (1 и 2 января 1789 г.). Переизд.: Храповицкий А.В. Дневник. 1782–1793 // Екатерина II: Искусство управлять / Сост., послесловие А.Б. Каменского. С. 9–243, здесь с. 127. Оригинал по-французски: «la critique est facile, mais l’ ouvrage est difficile» (рус. перевод см. в примеч.).
Глава VII. Династические связи с дворами Германии
1. «Брачная политика» Пруссии и России
Из германских дворов, попавших в поле зрения политиков в Петербурге после Семилетней войны, многие не случайно принадлежали к прусской клиентеле, а другие играли все более заметную роль в антигабсбургской политике Фридриха II [802] . Родственные связи представлялись прусскому королю самым удачным средством выстроить свое политическое влияние, и он трижды воспользовался случаем, чтобы оказать самое непосредственное воздействие на выбор невест для российских престолонаследников. Так, в первый раз Фридрих содействовал заключению брака между дочерью цербстского князя принцессой Софией и великим князем Петром Федоровичем, затем он дважды активно участвовал в выборе будущей супруги для сына Екатерины Павла Петровича: и в 1772–1773 годах, когда было решено остановиться на дармштадтской принцессе, и в 1776 году, когда после ее внезапной смерти в Россию приехала невеста – уроженка Вюртемберга.
802
Press V. Friedrich der Grosse als Reichspolitiker // Duchhardt H. (Hrsg.) Friedrich der Grosse, Franken und das Reich. K"oln; Wien, 1986. S. 25–56, здесь S. 38–40. См. также работу: Lindemann M. Die Heiraten der Romanows und der deutschen F"urstenh"auser im 18. und 19. Jahrhundert und ihre Bedeutung in der B"undnispolitik der Ostm"achte. Berlin; Bonn, 1935. S. 40–47.