Екатерина II, Германия и немцы

Шарф Клаус

Итак, несмотря на охлаждение отношений с великокняжеским двором и скандальный отъезд из страны вюртембергского наследного принца Фридриха, Екатерина вовсе не стремилась наказывать всех членов вюртембергского дома. После воцарения Павла, в 1798 году на российскую службу в чине генерала поступил один из старших братьев Марии Федоровны – принц Людвиг. Женившись на Марии Анне Чарторыйской, он прослужил в прусской армии в звании генерал-майора до 1789 года, а затем попросил отпуск и отправился в Польшу, где в период майской конституции 1791 года занимался разработкой нового Военного устава республики. Однако, когда в мае 1792 года он, будучи генерал-лейтенантом Литовской армии, не только не оказал сопротивления российским войскам, но и перешел на их сторону, его заклеймили как предателя. Король Станислав Август немедленно выгнал его со службы, а жена, урожденная Чарторыйская, развелась с ним. Вернувшийся покрытым позором в Пруссию, он был обвинен еще и в хищении военной кассы и в желании скрыться от многочисленных частных кредиторов. Как бы то ни было, в польской и дружественных ей историографиях дурная слава продолжает преследовать «Луи» Вюртембергского и по сей день [950] . Последним, уже в правление Павла I, в Россию прибыл еще и принц Евгений Вюртембергский, родившийся в 1788 году, сын брата великой княгини с таким же именем. В 1812 году он, командуя дивизией, как и его дядя Александр сражался против Grande Arm'ee, в состав которой входил и вюртембергский контингент [951] .

950

См. рассказ об этом, переданный сыном его воспитателя, Эженом Моклером: Sauer Р. (Hrsg.) Im Dienst des F"urstenhauses. S. 140–144. О роли Людвига в Польше см.: Soplica T. [Wola'nski A.] Wojna polsko-rosyjska 1792 r. T. 1–2. Krak'ow, 1906; reprint: T. 1. Pozna'n, 1924; T. 2. Pozna'n, 1922; здесь: T. 2. S. 67–73, 99–125; Fabre J. Stanislas-Auguste Poniatowski et l’Europe des Lumi`eres. Paris, 1952. P. 535; Kukiel M. Czartoryski. S. 10, 13–14; Ludwik ksiaze wirtemberski // PSB. Bd. 18. 1973. S. 103–105.

951

Eugen Herzog von W"urttemberg. Erinnerungen aus dem Feldzuge des Jahres 1812 in Russland. Breslau, 1846; [Idem.] Aus dem Leben des Kaiserlich Russischen Generals der Infanterie Prinzen Eugen von W"urttemberg aus dessen eigenh"andigen Aufzeichnungen. Tle. 1–2. Berlin, 1861–1862.

В правление

Екатерины пропитания на русской службе искали выходцы также из других земель – имперских штатов. За боевые заслуги под Очаковом в декабре 1788 года принц Виктор Амадей Ангальт-Бернбург-Шаумбургский, служивший в чине генерал-лейтенанта, был награжден орденом Св. Георгия второй степени, а уже в апреле 1790 года он умер от тяжелого ранения, полученного на другом – шведском – фронте. Скорбь Екатерины по нему была искренней, хотя и умеренной: когда знаменитый Кваренги в январе 1792 года представил императрице смету мавзолея принца, она сочла, что стоимость сооружения слишком высока, и отказалась от своего замысла, поручив Храповицкому сообщить художнику, что в Италии за подобную работу берут меньше [952] . Скорее авантюристом можно назвать принца Карла Генриха Нассау-Зигенского, состоявшего прежде на испанской и французской службе, а с 1787 года успешно командовавшего российским галерным флотом на тех же самых фронтах – сначала на Черном, затем на Балтийском морях. Впоследствии Екатерина давала ему различные деликатные поручения – сначала в Польше, а затем в Германии – по борьбе с революцией [953] . Еще в 1770-х годах на русскую службу поступил граф Максимилиан Юлиус Вильгельм Нессельроде-Эресхофенский, друг юности великой ландграфини. В чине тайного советника и камергера он с 1778 по 1786 год был посланником императрицы в Лиссабоне, а в 1788–1796 годах – в Берлине, сменив на этом посту Сергея Петровича Румянцева. Его сын Карл Роберт, друг юности великого князя Александра Павловича, в конце 1812 года стал фактическим руководителем внешней политики, заняв место Николая Петровича Румянцева. Представитель Российской империи на Венском конгрессе, при Николае I он стал канцлером империи [954] .

952

Екатерина II – Гримму, 17.–18.12.1788 г., 25.09.1789 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 467, 478; Екатерина II – Иоганну Георгу Циммерману, 19.12.1788 г. // Bodemann E. (Hrsg.) Der Briefwechsel zwischen der Kaiserin Katharina II. von Russland und Johann Georg Zimmermann. Hannover; Leipzig, 1906. S. 84–85; [Храповицкий А.В.] Дневник А.В. Храповицкого. С. 124, 193, 227 (16 декабря 1788 г., 22 и 23 апреля 1790 г. 18 и 20 января 1792 г.); переизд.: Храповицкий А.В. Дневник. 1782–1793. С. 121, 185, 217.

953

Бильбасов В.А. Принц Нассау-Зиген в России // Он же. Исторические монографии. Т. 1–5. СПб., 1901. Т. 4. С. 523–592.

954

Amburger E. Geschichte der Beh"ordenorganisation. S. 130, 449, 456; о Карле Роберте графе фон Нессельроде – министре иностранных дел при Александре I – см.: Grimsted P.K. The Foreign Ministers of Alexander I. Political Attitudes and the Conduct of Russian Diplomacy, 1801–1825. Berkeley; Los Angeles, 1969, особенно см. p. 194–225, 269–286.

Принимая во внимание чрезвычайно тесные связи вюртембергского дома с Россией, хотелось бы упомянуть об одном загадочном на первый взгляд документе. Он известен как «завещание» императрицы и содержит негативную оценку того влияния, которое «вюртембергские принцы» оказывали на политику России, что дало основания одному автору уже в наши дни даже трактовать ее как знак приверженности Екатерины «русской идее» [955] . Историк, не доверяющий националистическому пафосу, полагается на свое ремесло: он реконструирует дословный смысл цитаты с помощью точного перевода, исследует смысл и назначение текста в целом, узнает, какие события того времени могут помочь в его интерпретации, и заручается трактовками, данными другими историками. Размышляя над тем, как остаться в памяти потомков, и подыскивая подходящие для этого слова, Екатерина всю жизнь писала собственные характеристики, которые могли бы иметь непреходящее значение. К таким источникам относятся, в первую очередь, ее автобиографические произведения и письма, однако существуют и тексты, по своему жанру напоминающие завещание. Так, в 1778 году она посвятила себе эпитафию на французском языке, в которой лаконично – brevitas [956] как стилистический идеал [957] – сформулировала, какой она хотела бы запомниться потомкам: самостоятельной в своих действиях, непрестанно помышляющей о благе страны, по-человечески симпатичной и наделенной «республиканской душой» [958] . В Завещании, адресованном российским сочинителям, она оставила «заветы» о том, как следует писать, например: «Краткие и ясные изражения предпочитать длинным и кругловатым» [959] . В качестве мнимого завещания Екатерины II в Париже в 1802 году французский писатель Пьер «Сильвен» Марешаль анонимно опубликовал текст, вошедший в состав его полемического произведения История России. В нем он весьма критически оценивал панегирики, расточавшиеся просвещенному абсолютизму Вольтером и другими авторами [960] .

955

См. также выше, с. 34.

956

Краткость (лат.). – Примеч. науч. ред.

957

Curtius E.R. Europ"aische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern, 1948. 2. Aufl. 1954. S. 479–485; Lausberg H. Elemente der literarischen Rhetorik. 10. Aufl. M"unchen, 1990. § 407–409. S. 135–136.

958

Екатерина II – Гримму, 2.02. и 16.05.1778 г. // Сб. РИО. Т. 23. С. 77, также примеч. 1, с. 88; переизд.: [Екатерина II.] Автобиографические записки. С. 797–798. Интерпретацию этого определения см.: Griffiths D.M. Catherine II: The Republican Empress. S. 323–344. (См. рус. пер. этой статьи в сб.: Гриффитс Д.М. Мир Екатерины II: Статьи разных лет. С. 63–101. – Примеч. науч. ред.)

959

Fleischhacker H. Mit Feder und Zepter. S. 202–203, цит. по: [Екатерина II.] Были и небылицы // Она же. Сочинения. Т. 5. СПб., 1903. С. 104–105 («Завещание»), цит. с. 104.

960

Об этом см.: Лихоткин Г.А. Сильвен Марешаль и «Завещание Екатерины II» (к истории одной литературной мистификации). Л., 1974; а также: Alexander J.T. Catherine the Great. P. 331–332.

Однако в том, другом, обсуждаемом здесь документе, подлинном екатерининском, поскольку он написан ее собственной рукой, по-русски, на половине листа, она не обращалась к современной ей публике и не выказывала стремления к посмертной славе; он не содержит ни капли иронии. На бумаге не проставлено ни даты написания, ни адресата, и даже заголовком императрица его не удостоила. Завещанием его впервые назвал в середине XIX столетия Дмитрий Николаевич Блудов, председатель Департамента законов и будущий председатель Государственного совета. Этот листок хранился в течение ста лет вместе с другими секретными документами, касавшимися вынужденного отречения и убийства Петра III [961] .

961

[ «Завещание». – 1792] // [Екатерина II.] Автобиографические записки. C. 702–703; см. комментарий издателя (А.Н. Пыпина) о возникновении этого текста: Там же. С. 796–797; рус. пер. см.: [Она же.] Записки императрицы. С. 719–720. См. также: Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII – начало XIX столетия. M., 1982. С. 51.

В тексте говорится о ряде мер на случай смерти императрицы. По всей вероятности, он предназначался узкому кругу доверенных лиц из непосредственного придворного окружения, так как на нем отсутствует имя адресата. Первым пунктом Екатерина определяла место своего захоронения: в зависимости от места своей смерти, завещая похоронить себя на любом из ближайших православных кладбищ. Руководствоваться в данном случае следовало, таким образом, прежде всего практическими соображениями, в тексте ни словом не упоминался мавзолей. Вторым пунктом императрица распорядилась о простоте траурной церемонии. Третьим пунктом она завещала свою библиотеку вместе со всеми бумагами и коллекцией камей внуку Александру. В четвертом пункте сообщалось, что копия завещания хранится «в таком верном месте, что чрез долго или коротко нанесет стыд и посрамление неисполнителям сей моей воле». В пятом пункте императрица объявляла о своем намерении посадить Константина на престол Восточной империи. В шестом и последнем пункте сказано о том, что интересует нас в данном случае больше всего: «Для благо Империи Российской и Греческой советую отдалить от дел и советов оных Империи Принцов Виртемберхских и с ними знатся как возможно менее, равномерно отдалить от советов обоих пол немцов». Однако подводные камни могут скрываться даже в таком, казалось бы, простом тексте. Все дело в двояком значении глагола «отдалить».

Слово «отдалить» можно понять здесь и как «удалить», и как «держать на отдалении». Первое значение предполагает чье-то изначальное присутствие, второе оставляет открытым возможность присутствия кого-либо или его появления. Поскольку в то время восточной, Греческой, империи – если иметь в виду интронизацию Константина, российскую секундогенитуру в православной столице Константинополе, – еще не существовало, да так и не возникло впоследствии, то нужно принять именно второе значение.

В документе нет прямого упоминания имен наследника престола Павла и Марии Федоровны. Из этого можно заключить, что последним волеизъявлением Екатерины для них не предусматривалось сколько-нибудь значительной роли после ее смерти. Это предположение подтверждается тем, что она благословляла «умом и сердцом» не кого-нибудь, а внука Александра. Когда тот стал императором по манифесту от 12 марта 1801 года, после того как накануне ночью был убит его отец, он в самом деле возвел «законы» и «сердце» своей бабки Екатерины в ранг ведущих принципов своего правления [962] . В силу этого можно предположить, что это «завещание» указывает на вторую, не дошедшую до нас или даже не изложенную письменно редакцию этого документа, которая должна была бы обеспечить исполнение ее воли, предупреждая о «стыде и посрамлении» всех, кто рискнет нарушить ее. Вряд ли императрица стала бы угрожать наказанием за нарушение предписаний, касавшихся ее захоронения и траурных ритуалов: в этих фрагментах подчеркивается скорее стремление к достойной простоте. И это служит еще одним подтверждением тому, что первоочередной целью «завещания» было назначение наследником престола Александра вместо Павла. Так и поняли его архивариусы, хранившие эту бумагу вместе с секретными документами о государственном перевороте 1762 года.

962

См.: Scharf С. Staatsauffassung. S. 105–106.

Для проверки этой гипотезы требуется определить дату написания документа. 28 апреля 1792 года внимательный секретарь Екатерины Храповицкий нашел бумагу на столике в спальне императрицы. Он прочел ее, не успев переписать, но пересказал в своем дневнике ее содержание, отметив: «…когда же писано, не известно» [963] . Однако даже при отсутствии даты нет оснований сомневаться в том, что «завещание» было написано непосредственно перед тем, как его обнаружил Храповицкий, во всяком случае – в апреле 1792 года.

963

[Храповицкий А.В.] Дневник А.В. Храповицкого. С. 231–232. (28 апреля 1792 г.); переизд.: Храповицкий А.В. Дневник. 1782–1793. С. 221.

Взгляд на биографические и политические события той поры помогает понять, что могло бы побудить Екатерину весной 1792 года отказать Павлу в праве на престол. Она чувствовала себя больной и постаревшей и усиленно размышляла о своем месте в истории. Осенью 1791 года умер Потемкин, 1 марта (н. ст.) 1792 года – император Леопольд II, 29 марта (н. ст.) того же года от последствий покушения скончался король Швеции Густав III; ходили слухи, что вскоре и Екатерину ожидает смерть от руки иностранного агента. Сильно хворал Александр Алексеевич Вяземский, генерал-прокурор, с 1764 года стоявший во главе всей системы управления; новый и последний фаворит императрицы Платон Александрович Зубов обрел неслыханное могущество, нарушив соотношение сил между придворными партиями. В Польше и России Екатерине виделись революционные брожения, вызванные событиями во Франции, а в тот самый день, когда Храповицкий прочел ее «завещание», императрица получила известие о войне, объявленной Австрии Францией: выступление русской армии в Польшу было назначено на 10 мая; шло распределение обязанностей Вяземского между другими чиновниками. Мало того, 13 апреля, воспользовавшись надуманным предлогом, она отдала распоряжение о применении полицейских санкций к московским розенкрейцерам из новиковского окружения. После многочисленных обысков и допросов издателя арестовали, и все указывало на то, что великий князь Павел Петрович уже давно находился в руках прусских розенкрейцеров [964] . Однако решение Екатерины о лишении Павла прав на престол, несмотря на то что в апреле 1792 года набралось достаточно поводов для этого, зрело со времен их конфликта конца 1786 – начала 1787 года. К тому же уже с 1790 года через Николая Румянцева императрица втайне занималась устройством брака Александра – задолго до его совершеннолетия [965] .

964

Alexander J.T. Catherine the Great. P. 293–300.

965

См.: Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. S. 567–573. См. на рус. языке: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 907–909. См. также об этом выше, с. 308–309.

Все это проясняет, почему Екатерина сочла нужным упомянуть в своем завещании «виртемберхских принцов» и «обоих пол немцов». В апреле 1792 года они не представляли непосредственной опасности. После смерти брата Карла служить в России остался лишь Александр. Людвиг, которого в интересах своей «семьи» хотела видеть польским королем Изабелла Чарторыйская, супруга Адама Чарторыйского, находился в Польше, готовясь предать дворянскую республику ее могущественным противникам. Наследный принц Фридрих, справедливо считавший Екатерину своим ярым врагом, пребывал в Людвигсбурге, дожидаясь поста при вюртембергском дворе или имперской должности и, в конечном счете, своей очереди на штутгартский престол. Поэтому на пути к возведению на престол несовершеннолетнего Александра стояли лишь законный наследник престола Павел Петрович и Мария Федоровна. И если императрица уже давно не допускала вмешательства сына в дела управления государством, то в документе она распоряжалась о дальнейшей изоляции супругов. В первую очередь ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы они получили военную поддержку от братьев великой княгини, как когда-то Петр III – от своих голштинцев.

Кроме того, есть основания считать, что удар, нанесенный Новикову, был направлен против великого князя Павла Петровича. Со смертью Фридриха II связь тайных обществ с Берлином стала активнее использоваться как инструмент прусских интересов. Через Иоганна Рудольфа фон Бишофвердера, графа Христиана Августа фон Гаугвица, представителя Пруссии в Петербурге графа Доротея Людвига Христофа фон Келлера и представителя России в Берлине Максима Максимовича (Магнуса) Алопеуса великокняжеский двор поддерживал тайные сношения с двором Фридриха Вильгельма II и его розенкрейцерским окружением [966] . Екатерине виделось в этом соединение ненавистного ей антипросвещенческого духа, к которому тяготел Павел, с привкусом государственной измены, причем именно в тот момент, когда монархиям следовало объединить усилия для борьбы с революцией. Пока не ясно, какую роль играли в этой сети вюртембергские принцы и имелся ли у Екатерины конкретный повод подозревать их в желании поставить русскую политику в зависимость от Пруссии. В целом получается, что весной 1792 года речь шла об организации императрицей обороны сразу на двух фронтах – от революции и от попыток управлять российской политикой извне. Она ожидала от юного великого князя Александра Павловича, что его политика будет ориентироваться на принципы, которых придерживалась она сама с момента своего прихода к власти: не на ту или иную «национальную идею», а на «благо» империи Российской, как сказано в неоднозначном на первый взгляд тексте «завещания», на ее самоутверждение и модернизацию. О второстепенности национальных мотивов свидетельствует и сам путь, с помощью которого Екатерина попыталась посвятить в свои планы Александра осенью 1793 года, три недели спустя после его свадьбы. На роль посредника был выбран не «верный сын отечества», а многолетний воспитатель и наставник внука, пользовавшийся его большим уважением, – свободомыслящий уроженец швейцарского кантона Во Фредерик Сезар де Лагарп, приглашенный императрицей в Россию в 1783 году по рекомендации Гримма [967] . Однако Лагарп сделал вид, что не понимает замыслов императрицы. Тем не менее она никогда не лишала его своей милости, даже несмотря на то что правившая в Берне олигархия стремилась представить его опасным республиканцем за активную поддержку оппозиции в кантоне. Как бы то ни было, в 1794–1795 годах Екатерина сочла, что было бы умнее просто проводить его со службы с почестями. Она продолжала плести интриги против Павла и даже сообщила о своих намерениях Александру [968] , однако проект государственного переворота остался «бумажкой, чернилами закапанной» до конца ее жизни. В 1762 году у нее не было письменного плана – она просто действовала.

966

Вернадский Г.В. Русское масонство. С. 238–240; McArthur G.H. Catherine II and the Masonic Circle of N.I. Novikov; Idem. Novikov and Catherine II. Some Observations // Bartlett R.P., Cross A.G., Rasmussen K. (Ed.) Russia and the World of the Eighteenth Century. P. 411–418; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 524–531 (см. рус. пер.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 839–846. – Примеч. науч. ред.); Jones W.G. Nikolay Novikov. P. 206–215; Papmehl K.A. The Empress. (в последней работе автор в своей интерпретации Завещания императрицы убедительно следует по пути, предложенному в работе: Alexander J.T. Catherine the Great. P. 293–300).

967

О воспитании великого князя Александра Павловича см.: Boethlingk A. Der Waadtl"ander Friedrich Caesar Laharpe, der Erzieher und Berater Alexanders I. von Russland, des Siegers "uber Napoleon, und Anbahner der modernen Schweiz. Bde. 1–2. Bern; Leipzig, 1925, здесь: Bd. 1. S. 45–81; Wortman R. Images of Rule. P. 65–70; McGrew R.E. Paul I. P. 185–186.

968

Biaudet J.C., Nicod F. (Ed.) Correspondance de Fr'ed'eric-C'esar de La Harpe et Alexandre Ier. Vols. 1–3. Neuch^atel, 1978, здесь: Vol. 1. Introduction. P. 17–18; Лагарп Фридрих-Цезарь // РБС. Т. 10. С. 27–30, здесь с. 28; Boethlingk A. Der Waadtl"ander. Bd. 1. S. 104–108; Madariaga I. de. Russia in the Age of Catherine the Great. P. 572–573 (см. на рус. яз.: Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой. С. 907. – Примеч. науч. ред.); Эйдельман Н.Я. Грань веков. С. 51–52; Alexander J.T. Catherine the Great. P. 311.