Экспансия - 1
Шрифт:
субботу мы славно пообедали в Чайна-тауне, посмотрели - еще раз и с
не меньшим восторгом - чаплинского <Диктатора> и вернулись домой,
совершенно счастливые. В понедельник я позвонил по тому телефону,
который дал алюминиевый, там меня выслушали и попросили перезвонить в
среду. Мне не очень-то это понравилось, но что поделаешь, ни одно
государственное учреждение с традициями не может обойтись без
бюрократии; действительно, каста, черт
назначили пятницу, снова бесполезно. Тогда я поехал к нашим, но мне
сказали, что Макайр уже в Европе, срочная командировка; полный
кавардак, словно в фирме, потерпевшей банкротство. В понедельник
алюминиевый сказал, что меня не могут взять на работу в
государственный департамент. Я был совершенно ошарашен: <Почему?>
<Мы не комментируем>. Тогда я позвонил Аллену Даллесу и попросил его
найти для меня пару минут. Он ответил немедленным согласием, выслушал
меня, сказал, что надо бороться, и пообещал помощь. В четверг я еще
раз позвонил ему, он ответил, что департамент уперся, их, видите ли,
смущают мои контакты с коммунистами. <Надо переждать, Грегори,
сказал он, - погодите, как говорил Сталин, будет и на нашей улице
праздник>.
Как понимаешь, война не позволяла нам думать о накоплениях, и
когда подошел срок взноса денег за дом, мне стало не по себе. Я снова
двинул к нашим, пытался поговорить с Донованом, но он был
командирован в Нюрнберг, заместителем нашего обвинителя, будет
потрошить нацистских свиней. Стименс, который меня принял - ты его
помнишь, он занимался контрразведкой, искал предателей дома,
сказал, что попробует помочь, но с государственным департаментом
говорить трудно, чинуши, боятся собственной тени.
Прошло еще пять дней, и я маленько запсиховал, потому что зашел
в банк, посмотрел свой счет, посидел с карандашом в руках и понял,
что через две недели мне придется просить у кого-то в долг, подходит
срок внесения платежа за страховку.
Это придало мне необходимую скорость, я связался с газетами,
повстречался со Шлессинджером и Маркузе, звонил в Детройт, в <Пост>,
оттуда меня переправили в Нью-Орлеан, там предложили место в газете,
что выходит в Сан-Диего, но Элизабет сказала, что нельзя бросать
маму, а туда, на солнцепек, брать ее довольно опасно, старушка
перенесла два сердечных криза.
Наконец, позвонил Стименс, дал мне телефон, но это было в
пятницу вечером, в Голливуде никого уже не было, а он предложил
связаться с <Твенти сэнчури фокс>, им нужен консультант,
кое-что понимает в политике, войне и разведке, платят двести долларов
в неделю, не бог весть какие деньги, но это что-то, а не ужас
безработицы, вот уж не думал, что когда-нибудь на практике столкнусь
с этим понятием.
Позвонил Брехту, он был очень обрадован моим возможным переездом
в Голливуд, сказал, что работа консультанта-редактора крайне
интересна, это близко творчеству, никакого чиновничества, <заговор
единомышленников, сладкие игры взрослых детей, чем раскованнее
фантазируешь, чем ближе приближаешься к менталитету ребенка, тем
больше тебя ценят>.
Ты себе не представляешь, что со мною было в тот чертов уик-энд,
я смотрел на себя со стороны и поражался той перемене, которая
произошла со мной за те недели, что я сидел без работы. Черт меня
дернул избрать профессию историка! Я понимаю, ты экономист и юрист,
тебе ничего не страшно, турнули алюминиевые, пошел в любую контору и
предложил свои услуги, человек, умеющий карабкаться сквозь хитрости
параграфов наших кодексов, нужен везде и всюду, - до тех пор,
конечно, пока цела наша демократия. Или экономист! Как я завидую
тебе, надежная специальность, <германское проникновение в Европу>, на
этом можно стать трижды доктором, если алюминиевые начнут копать и
против тебя. Кстати, мне не понравилось, что тот бес с бабочкой,
помянув твое имя, больше ни разу о тебе не заговорил, он ждал, что я
скажу что-нибудь, и хотя он ползал на пузе под проволокой, чтобы
срисовать расположение немцев под Марной, в разведке он явный профан,
вел себя, как частный детектив из дешевого радиоспектакля, сплошное
любительство, настоянное на многозначительности, а ведь истинный
разведчик это тот, кто умеет найти общий язык с четырьмя людьми,
собравшимися за одним столом: с банкиром, безработным, проституткой и
монахиней.
Словом, в понедельник я держал себя за руку, чтобы не начать
крутить телефонный диск ровно в девять, у нас у всех от чрезмерного
ощущения собственной престижности пар из ноздрей валит. Позвонил в
девять тридцать, едва дотерпел. <Да, вы нам нужны, можете приезжать
для подписания контракта>.– <Оплата билета на самолет за мой счет?>
– <Естественно, вы не Хамфри Богарт>.– <Но где гарантия, что я
подойду вам?>– <За вас просили весьма серьезные люди из столицы, а