Экспансия - 2

Семенов Юлиан

– Я знаю, что такое наци, я хочу бороться против них, иначе я сойду с ума... С ними чикаются в Нюрнберге, разбирают улики, а их надо рвать на части сахарными щипцами.

Разговор получился дружеский, добрый; в комнату, где сидел Джек Эр, набилась вся редакция, слушали его бесхитростный рассказ затаенно; под рубрикой <Наши гости> дали небольшую информацию о посещении газеты <самым молодым ветераном Америки> с хорошей фотографией; предложили написать цикл статей о злодеяниях наци; промучился месяц - ничего не получилось, не мог выразить то, что чувствовал;

запил.

Вот тогда-то на ферму матери позвонил человек, отрекомендовавшийся старым приятелем отца: <Я Серж Прауэлл, вы меня должны помнить; я жил рядом с вами в Канзас-сити; Джеком очень заинтересовались в Вашингтоне, пусть позвонит, запишите номер...>

Через семь дней после того, как он позвонил, из Вашингтона прислали письмо - на бланке ФБР - с приглашением приехать для разговора.

...Чиновник, который принял его (отрекомендовался Уильямом Подбельски, лет пятидесяти, очень доброе лицо и огромные, надежные руки), ткнул пальцем в заметку, опубликованную в <Пэтриот>:

– Неужели вы и вправду смогли бы рвать нацистов щипцами?

– Смог бы. С радостью.

– Это вы сейчас говорите. А вот если бы вам дали щипцы, привели человека - такого же, как и вы, во плоти, - и сказали: <Рви>, - вы бы не смогли, Джек. Вы американец, христианин, вы бы не смогли.

– Вы воевали?
– спросил Джек Эр.

– В Европе - нет. Я воевал против наци здесь. А это была тоже довольно трудная война.

– Но вы не воевали в Европе?

– В Европе я не воевал, что правда, то правда.

– Тогда не говорите мне, что я мог бы, а что нет. Словом, у вас есть для меня т а к а я работа?

– Т а к о й - нет и не будет, Джек. Мы - конституционная страна, нравится вам это или нет. А вот посмотреть ваши документы, если вы их оставите, мы с радостью посмотрим. И заполните анкету, проверка у нас довольно серьезная.

Эр заполнил анкету, оставил документы и поднялся.

– Погодите, Джек, - остановил его Подбельски.
– Я бы хотел еще чуток поговорить с вами...

– О чем?

– О жизни. О вас. О том, что вы любите, а что ненавидите... Есть время?

Джек опустился на стул и ответил:

– Сколько угодно...

– Вам нравятся фильмы про борьбу наших сыщиков против чикагской мафии?

– Смотреть можно... Вообще-то довольно толково, ничего...

– Если в кармане <ничего>– тогда совсем плохо, - усмехнулся Подбельски.
– Про кино - а это вид искусства - такого рода ответ меня не удовлетворяет. Нравится или нет?

– Кое-что нравится.

– Что значит <кое-что>? Объясните.

– Съемки хорошие, погони... Музыка бывает неплохая.

– А люди? Работники ФБР?

– Они ж картонные.

– Это как понять?

– Вырезаны из картона. Заранее известно, что самого доброго убьют, а плохой исправится.

– Но что-то вам в них все-таки нравилось? Что именно?

– Не знаю... Крепкие они... Но так с самого начала задано. Неинтересно, потому что знаешь, как дальше будет. На бейсболе никогда неизвестно, кто выиграет,

поэтому людей и полно на стадионах... Всегда интересно, когда не знаешь, кто победит, а в фильмах сразу ясно, что вы победите, только обязательно одного из ваших ранят или убьют. Но меня бандиты не интересуют... Среди них есть хорошие люди, я в Бронксе встречал симпатичных бандитов...

– Они казались вам симпатичными, потому что не нападали на вас или на вашу девушку... У вас есть девушка?

– Есть, как же без нее можно...

– Намерены жениться? Или простое увлечение?

– Не знаю... Только я хочу, чтоб вы поняли: я пришел к вам потому, что в газетах читаю - наци затаились, не всех выловили... В армию меня не берут, я уж подавался в Джи Ай, но из-за ранения не прохожу... Если вам нужен человек, который ненавидит наци и готов на все, - я готов работать... Если это не ваша епархия, так мне здесь делать нечего.

– Во время войны именно мы занимались нацистами, которых к нам засылал Гитлер... Я не стану вас обманывать, мы работаем внутри страны, а здесь, как вы знаете, нацистов нет... Но какие-то связи вполне могли остаться... В основном мы работаем против гангстеров и левых заговорщиков, с гитлеровцами мы покончили...

– Да? Что-то в газетах другое пишут... В общем, если вам нужен человек, который хочет довести до конца свои счеты с наци, я - гожусь. Бандитов ловить не стану.

– Ну, а если надо будет работать против шпиона другой страны? Против русского? Или болгарского? Подойдет?

– Русские воевали вместе с нами. Они честно воевали. Это мне не подходит, это политика, а я в ней ничего не понимаю...

– Хм... Только наци, говорите... Хорошо, а кого из американских писателей вы знаете?

– Ну, этот... Как его... Лондон. У него про Север очень достоверно описано...

– Бывали на Севере?

– Нет.

– А почему же говорите, что описано достоверно? Может быть, он все выдумал?

– Если я поверил - значит, правда. Пусть себе хоть сто раз выдумывает... Правды для всех не бывает, есть правда для каждого, кто во что верит.

– В общем-то верно... По отношению к литературе и кино... Но ведь все люди верят в бога... Все честные люди, я бы даже сказал, цивилизованные.

– Те, которые перед едой моют руки?
– усмехнулся Джек Эр.

– Ну, это не единственный эталон цивилизованного человека, есть и другие...

– Это верно... Ч е р н ы е наци в лагере были очень чистоплотные... После расстрелов кипятили воду на костре и мылись до пояса.

– Какой ужас, боже мой!

– Нет, это не ужас... Ужас был, когда они, помывшись после расстрелов, садились обедать и очень аккуратно, тоненькими ломтиками, резали сало... Именно это - как они сало резали и крошки хлеба собирали, чтобы все было опрятно, - показалось мне самым ужасным... Я иногда думал, что брежу, я ж еле живой тогда был. Но когда стал один и тот же сон видеть - этот именно, с мельчайшими подробностями, - тогда понял: правда, а никакой не бред.