Электрический остров
Шрифт:
И вот конфликт Улыбышева с Орленовым. В добрых намерениях Андрея она не сомневалась. Что же тогда мешает Улыбышеву принять их, как принимала такие же критические замечания сама она? И побуждения директора казались ей все более некрасивыми.
Пока Марина еще боялась точных определений. Но даже ее маленький опыт подсказывал, что там, где возникает подобная борьба, не остается места для подлинной науки. Конъюнктурные соображения заставляют Улыбышева торопиться. Если Орленов не прекратит своих нападок, Улыбышев постарается избавиться от него. Каждую ошибку он поставит в счет и, конечно, преувеличит
Вчерашнее заседание Ученого совета показало, что Орленов ничего не смыслит в борьбе честолюбий. На первый раз Улыбышев вышел победителем. Он сумел не только унизить Орленова, но и представить его в смешном свете. Марина не могла простить себе, что не заступилась за Орленова, как это сделал Марков. Может быть, теперь ей удастся ему помочь? Вот почему с ученической старательностью она слушает сейчас объяснения Орленова, пытаясь в деталях понять его замысел…
Объяснение Андрея захватило и восхитило ее в течение первых же минут. Она любила проникновение в природу вещей, пусть ей не всегда удавалось самой быть последовательной и смелой до конца. Зато никто лучше ее не мог бы понять другого исследователя. А перед ней был незаурядный исследователь, который не просто постигал природу эмпирическим путем, но и мыслил. А догадка всегда идет впереди опыта,
Орленов рассказывал Марине то же самое, что недавно Вере Велигиной. Но такая разница была в восприятии двух этих посетительниц, что он невольно подумал о том, как много помогает восторг зрителя изобретателю.
Да, у Чередниченко был великий талант слушателя. Она вдохновляла одним своим присутствием! И Андрей с неясной горечью подумал о том, что Нина никогда не интересовалась его работой так, как Марина. Правда, у Нины было оправдание: она мало что знала и понимала в его работе. Но разве недостаточно было бы, если бы она хоть расспрашивала его? Или хотя бы, попросив показать ей лабораторию, не выказала того страха, какой она показала тогда? Он не требует и не мечтает, конечно, чтобы жена была помощницей в его труде, но ведь ободрение почти всегда не менее важно, и тут совсем не так уж необходимо знание, достаточно веры в любимого человека!
Поймав себя на таком сравнении, Андрей неожиданно рассердился на Чередниченко и замолчал. Марина удивленно взглянула на него, однако не стала требовать продолжения. Примолкнув, рассматривала она приборы, потом присела к столу и принялась читать записи об опытах. Записей было много, опытов тоже, из них больше неудачных, нежели удачных. Чередниченко понимала, что это было в порядке вещей. Такое отношение к делу понравилось Орленову. Он вдруг понял, что с помощницей ему будет легче. Особенно понравилось то, что Марине не надо растолковывать и повторять пройденное. Она все понимала с полуслова.
Оставив ее разбираться в записях, Андрей занялся последним образцом своего прибора. Контактный предохранитель модели обладал неприятной особенностью. После какого-то времени нормальной работы он вдруг вспыхивал, как факел, швыряясь искрами во все стороны, словно ему надоедало подчиняться. Орленов перепробовал десятки разных материалов, но каждый
— Посмотрите серию испытаний от девяностого до сто двадцать третьего, — оказал Андрей, поднимая голову от аппарата. Ток был выключен, и он спокойно копался в предохранителе, не боясь, что опасная искра вспыхнет в то самое время, когда он касается деталей.
— А почему у вас такой сердитый голос? — спросила Марина, вновь склоняясь над записями.
— Она еще спрашивает!— возмутился Андрей.— Тридцать три опыта, а предохранитель все горит! При таких темпах я могу прожить Мафусаилов век и все-таки не закончить работу!
— И под старость вас выгонят из филиала? — поддразнила она.
— Боюсь, что Улыбышев сделает это значительно раньше, — сердито сказал он.
— Конечно, если вы будете повторять такие выступления! — невозмутимо согласилась Марина. — В конце концов, здесь все люди, ангелов нет, а человека с таким неприятным характером, как у вас, трудно переносить.
— Вы что, перешли в коллегию адвокатов? — подозрительно спросил Андрей.
— Нет, я просто прочла сегодняшний приказ, — сухо сообщила она, не поднимая головы. — Конструктор Марков назначен бригадиром на проводку полевой сети в районе будущей электропахоты. Полагаю, это сделано для того, чтобы он на месте мог осознать, как заблуждался.
— Серьезно? — Орленов уронил плоскогубцы и пнул их так, что они загремели через всю лабораторию.
— При чем здесь плоскогубцы? — удивилась она. — Не швыряйтесь инструментами. Лучше учтите: Улыбышев — серьезный человек!
— А обо мне приказа нет?
— Разве что пишется! — Марина перевернула новый лист записей. — Впрочем, это не важно. Важно изготовить прибор, а то над вами уже и машинистки начинают посмеиваться.
Она знала, как больнее уколоть его самолюбие. Орленов пробормотал что-то похожее на ругательство, прошел через лабораторию и подобрал плоскогубцы, затем вернулся к прибору и снова нагнулся над ним. Полистав записи, Марина с какой-то робостью спросила:
— Из ваших записей видно, что вы все время используете изоляторы для деталей номер восемь. А почему бы не попробовать полупроводники, хотя они и будут, очевидно, нагреваться?
— Нагревание тоже опасно! — ворчливо сказал он. — Вы не поставите в прибор холодильник, как сделал Орич в теплице, чтобы превратить лето в зиму… Но, черт возьми, мне жаль Маркова, — вдруг перебил он себя.
— Пожалейте лучше Шурочку Муратову, жестокий вы человек! Если уж вы начинаете войну, так брали бы в рекруты холостых…
— Он тоже не женат!— отрезал Андрей, вертя в руках прибор. Потом резко спросил: — Вы в самом деле думаете, что полупроводники помогут?
Она ни о чем не думала. Ее поразило внезапно изменившееся лицо Орленова. Он как будто забыл о Маркове, о Шурочке, даже о ней, хотя она стояла прямо перед ним. Он думал. Шагая как во сне, Андрей прошел к большой черной доске, висевшей в углу, и принялся писать формулы, пристукивая мелом в таком темпе, будто на каменном полу плясала женщина на высоких каблучках.