Электрическое тело
Шрифт:
А затем…
Молчание.
Папа исчезает, вместе с ним и кресло грез.
Просто темнота. Я вспоминаю, что нахожусь в грезах о чем-то мертвом. Что бы это ни было - оно мертво.
И когда я уже начинаю задумываться о своей смерти, я замечаю свет, далеко, где-то в углу пейзажа грез. Свет не мягкий, а потрескивает, словно тихая молния, горящая электричеством, искры вылетают, с шипением растворяясь в темноте.
Не знаю почему - ведь это не имеет смысла, как часто бывает в грезах - но я хочу прикоснуться к свету.
Так
Свет изгибается дугой из угла грез, соединяясь с кончиками моих пальцев. И сжигает меня изнутри, молния ударяет по моим органам, пронзает кровь.
Я слышу голос, знакомый, он мне нравится.
– Мам, - шепчу я.
И есть что-то внутри меня, какое-то неопределимое знание, которое я не могу объяснить, но когда свет отвечает, произнося мое имя, я уверена, что это голос матери. Моя мама. Моя настоящая мама - а не то, что было похоже на нее; не то, что носило ее лицо, звучало, пахло и выглядело как она.
Это голос моей матери.
– Элла, - повторяет она, и этот звук находит отклик в моей душе.
И тут я понимаю: что-то не так.
– Мам?
– спрашиваю я. Голос дрожит от страха и электричества.
– Я держалась, сколько могла, - говорит она.
– Но теперь ты должна меня отпустить. Отпусти, потому что ничего не осталось. Больше нет.
Я резко открываю глаза. Джек нависает надо мной, на его лице четко читается беспокойство.
– Элла?
– зовет он, и я знаю, что он произносит мое имя, чтобы посмотреть, смогу ли я ответить ему криком или жужжанием.
– Я в порядке, - шепчу я, хотя на самом деле это не так.
Глава 59
Мама говорила, что наши мысли - это не более чем электрические импульсы. Я помню, как они с папой разговаривали об этом за ужином. Отца расстраивало, что человеческий мозг может пускать электрические импульсы и думать, но если накачать тем же электричеством мозг андроида, то он все равно никогда не сможет думать. Тело ничем не отличается от машины. Люди и андроиды работают на электричестве.
Эту молниеносную искру энергии я видела в своих грезах. Это была последняя мысль моей матери, эхо электричества - что-то, что вспыхнуло, когда я вошла в ее сон.
Теперь эта искра погасла. Ее больше нет. Все, что делало маму самой собой - ушло. Растворилось в пустоте.
– Элла, нам пора, - зовет Джек. Он говорит так, словно боится, что я сломаюсь от его слов, но я не могу переварить лишь его мягкий тон. Он смотрит на наручКОМ.
– Мы должны идти, - повторяет он.
– Я поставил кое-кого следить за системой безопасности. И у нас гости, нужно двигаться.
Когда я по-прежнему не шевелюсь, Джек наклоняется, поднимает черный брезент
Но уже слишком поздно. За дверью раздаются приближающиеся шаги.
– Черт!
– тихо выругался Джек. Его глаза бегают по комнате - спрятаться негде, выхода нет, кроме той единственной двери, через которую мы вошли.
– Туда, - говорю я. Мне кажется, что я наконец-то просыпаюсь от долгого беспробудного сна, в котором мне снились сумасшедшие вещи: мама умерла, а отец сгнил заживо на моих глазах.
Я пересекаю комнату, стараясь не соприкоснуться с черным брезентом, и подхожу к помеченным дверям, таким маленьким, словно холодильные камеры в морге. На каждой аккуратная этикетка. Одна дверца слегка приоткрыта. На этикетке написано: «Шепард, Роза, верс. 12».
Имя моей матери. Я распахиваю дверь, и меня обдает порывом холодного воздуха. Внутри есть узкий плоский поднос, который легко выдвигается. Джек вскарабкивается на стол и максимально отодвигается к стене, освобождая мне место, а его там было совсем немного.
– Давай, - подначивает он.
– Я открою другую.
– Каковы шансы, что все они пусты? Ну же.
Я вскакиваю на стол. Невозможно лежать на лотке и не прикасаться к Джеку. Он протягивает обе руки над нашими головами, пытаясь задвинуть нас обратно в холодильник. Я цепляю дверцу ногой и захлопываю ее за нами - но не полностью. Я не осмелилась захлопнуть дверь - что, если она не откроется? Мы умрем здесь.
Умрем. Как моя мать.
Я подавляю рыдание, и Джек обнимает меня, притягивая еще ближе.
– Ш-ш-ш, - шепчет он мне в волосы. Его дыхание вырывается клубами пара. По рукам бегут мурашки, и я уже не могу сдержать дрожь. Джек обнимает меня еще сильнее, так крепко, что я едва могу дышать, но между нами сохраняется тепло. Я закрываю глаза, вдыхая его запах.
– Свет включен, - констатирует грубый голос, обладателя которого я не узнаю. Я вцепляюсь в руки Джека так сильно, будто он сможет спасти меня одним своим присутствием. Одной рукой он обнимает меня за голову, прижимая к груди, другой обнимает за талию и спину. Я чувствую, как его руки становятся твердыми, как камень, дыхание перехватывает горло. Я смотрю на него и впервые вижу страх в его глазах.
– Здесь жутковато, - произносит второй голос.
– То, что они здесь делают… неестественно.
– Ты думаешь, все, что требует мысли — неестественно?
– издевается первый голос.
– Здесь нет ничего страшного.
– Да. Ну, конечно, вот это мертвое тело совершенно естественно.
Тело моей матери.
– Говорят, в этой лаборатории водятся привидения.
Моя мать? Другая женщина? Может быть, Акила?
– Не говори глупостей.
Шаги мужчин эхом разносятся по лаборатории.
– Выглядит ужасно. Будто кто-то разгромил это место.