Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи
Шрифт:
В 1993 году Невская рекламно-издательская компания анонсировала 6-ти томное собрание сочинений Амаду, но выпустила только первый том с "Лавкой чудес" и "Пальмовой ветвью" в переводе все того же Богдановского и прекратила свое существование. Вероятно, издание книг "верного друга СССР" было в 1993 году не очень прибыльным делом. Наибольший интерес в этом томе представляет предисловие Льва Осповата "Добро пожаловать в лавку чудес". В соответствии с требованием момента видный латиноамериканист находит теперь в книгах Амаду воплощенный "примат общечеловеческих ценностей" над всеми иными - партийными, классовыми и т.д., а также добавляет, что Жоржи Амаду стал утверждать приоритет этих ценностей "задолго до того, как мы на такую формулировку отважились" (247, С.11) . Однако "общечеловеческие ценности" не спасли Невскую рекламно-издательскую
Еще одна особенность нового постсоветского периода - снижение качества переводов. Очень часто издательства отдают приоритет плохим переводам, игнорируя хорошие. Стало обычной практикой, что из нескольких существующих переводов одного произведения выбирается наихудший. Так, "Лавка чудес" неизменно печатается в переводе Богдановского, тогда как хороший перевод Ю.Калугина так и не был издан отдельной книгой. Издательство "Локид" выпускает "Терезу Батисту" в переводе Бреверн, а не в переводе, очень хорошем, Калугина. Вероятно, это часть общего процесса снижения качества перевода в современной России. А снижение качества перевода ведет к дальнейшему падению интереса к творчеству Амаду у читателей.
О падении интереса к Амаду со стороны издателей свидетельствует и тот факт, что за 12 лет с 1990 по 2002 год переиздавались в основном старые, неконвенционные книги. Издателей не заинтересовали ни "Токайя Гранди", ни "Открытие Америки турками". Единственным новым произведением, опубликованным в эти годы, стала книга воспоминаний "Каботажное плаванье". В Бразилии книга вышла в 1992 году. У нас отрывки из нее публиковались с 1994 года в "Латинской Америке" (103), "Огоньке" (102) и "Иностранной литературе" (104). Отдельным изданием, хотя и в сокращенном виде, "Каботажное плаванье" вышло в издательстве "Вагриус" в 1999 году. Вот эта книга, в отличие от "Габриэлы", действительно может поставить в тупик поклонников таланта великого бразильца. Раньше мы знали другого Амаду - романтика и мудреца, автора изящной и ироничной прозы. В "Каботажном плаванье" перед нами предстал циник и пошляк. И даже если сделать скидку на разухабистость стиля Богдановского (в оригинале все выглядит несколько строже), впечатление остается не самое приятное. Сравните сами. Вот, что он писал о советских женщинах в 1950 году:
"Когда я вернулся из Советского Союза, многие спрашивали меня, не утратила ли советская женщина, завоевав равные с мужчиной права и занимаясь самыми различными, порой нелегкими видами деятельности, своей женственности и элегантности, не огрубела ли она. Нет, она не огрубела, не потеряла женственности. И, перестав быть "слабым полом", продолжает принадлежать к прекрасному полу...
Что касается элегантности, то тут нужно оговориться. Если сравнить советскую женщину с великосветскими дамами Елисейских полей, с миллионершами, посещающими нью-йоркские кабаре и пляж Копакабана, она, возможно, и менее утонченно-элегантна в одежде, но, без сомнения, гораздо культурнее и образованнее. У советской женщины шире кругозор, она лучше разбирается в литературе и искусстве, чем любая великосветская дама капиталистического общества - нарядная, невежественная кукла. Может быть, женщины, которые шьют себе платья у прославленных парижских портных, и элегантнее, чем советские женщины, но разве могут они похвастать теми же знаниями, той же культурой?! Зная тех и других, я смело могу утверждать, что нет... Я убежден, что элегантное платье ничего не стоит по сравнению с действительным правом занимать любые должности, по сравнению с полным равенством женщин и мужчин. Я собственными глазами видел советских женщин, ставших депутатами Верховного Совета, инженерами и врачами, директорами фабрик и председателями колхозов, женщин, чьи лица некогда скрывались под чадрой, а движения сковывались тысячами предрассудков. И это действительно важно!..
Любовь, освободившись от экономической зависимости, стала более прочной и - я убежден в этом - более романтичной. Равенство мужчины и женщины, общность их интересов дают возможность создавать семью на основах, гораздо более прочных, чем в капиталистическом обществе... Путешествуя по необъятным просторам Советской страны, вы не раз сможете наблюдать советскую женщину - величавую и мужественную, великолепную в своем энтузиазме, соревнующуюся с мужчиной во всех областях
А вот, что написано в 1992 году в "Каботажном плаваньи":
"Здешние женщины - отнюдь не пуританки: что попросишь, то дают, а иногда и просить не нужно... Бедные советские женщины! Жертвы предрассудка и невежества, они слыхом не слышали о "Камасутре", они обречены на одну и ту же неизменную и вечную позу "папа-мама", а если захотелось разнообразия, остается только адюльтер, который практикуется у них весьма широко. Они ищут себе нового партнера, легко его находят - и тут выясняется, что поменяли шило на мыло: все то же пресное убожество" (105 С.277).
Если честно, я оскорблена до глубины души, тем более, что здесь нет ни слова правды. Интересно, откуда же взялись такие дамы, которые отважились в 1948 году что-то предлагать иностранцу? Неужели это были приставленные к нему НКВДешницы?
Другой пример касается Михаила Шолохова. Так Жоржи Амаду писал о нем в 1975 году:
"Шолохов - один из самых замечательных писателей нашего времени. Воссоздавая эпоху подобно тому, как она была воссоздана Толстым в "Войне и мире", шолоховская эпопея "Тихий Дон" обладает огромным творческим воздействием, которая редко встречается в мировой литературе, и представляет собой одно из величайших свидетельств жизни русского народа. Это произведение возвышается над всей литературой, в каких бы измерениях мы его не рассматривали - с точки ли зрения своеобразия позиции автора или его жизненного пути, это произведение поистине грандиозно" ( 155, С.5).
А так в 1992:
"Михаил Шолохов разочаровал меня при первом же знакомстве. Я был в числе тех, кто встречал на вроцлавском вокзале прибывшую на Конгресс миролюбивых сил советскую делегацию, куда входил Шолохов. Пьяный, он вывалился из вагона на перрон, один-единственный раз почтил своим присутствием заседание, пьяный уехал обратно в Москву. Чем больше я узнавал о нем, тем сильнее становилось мое отчуждение. О нем отзывались скверно - партийный функционер, аппаратчик, интриган, доносчик, провокатор, великорусский шовинист, дрожь пробирала от историй о его догматизме, о гнусном поведении в разных обстоятельствах..." (105, С.75).
И это говорит человек, лучшим своим другом считавший Фадеева! Думается, что причина неприязни к Шолохову в другом: по сравнению с Эренбургом, Фадеевым, Корнейчуком Жоржи Амаду - Писатель. А по сравнению с Шолоховым - всего лишь рассказчик историй. Вот и вся правда.
Следующий пример к политике никакого отношения не имеет, речь идет о друге Амаду, Доривале Каимми. Это имя мало что говорит русскому читателю, хотя с творчеством его знакома вся (без исключения) страна. Это музыка Доривала звучит в "Генералах песчаных карьеров", "Рабыне Изауре" и еще нескольких сериалах, демонстрировавшихся на Первом канале. Вот как говорил о нем Амаду в 1976 году в книге "Бухта Всех Святых":
"Поэт, композитор и певец Доривал Каимми является сегодня ключевой фигурой народной бразильской музыки, можно сказать, что он - сам бразильский народ с его чистым голосом, с его глубокой и нежной мелодией... В его жилах смешалась негритянская и итальянская кровь, он родился у моря в Баии. Баия - это проматерь Бразилии, где метизация определяла и определяет генеральную линию национальной культуры. Каимми стал певцом народной жизни, певцом красоты, драмы и тайны земли и людей Баии. С юношеских лет он в гуще народной жизни, которая кипит на улицах, склонах и переулках волшебного города, среди народа, который способен выжить и идти вперед, несмотря на ужасные условия жизни, побеждая нищету и гнет, чтобы смеяться, петь и танцевать, преодолевая смерть, чтобы творить праздник. Каимми не понаслышке знаком с трагедией, душой и магией несравненного города, с его народом, отбросившим предрассудки и сделавшим смешение крови и рас своей жизненной философией. В этом городе, среди этого народа истоки его творчества, реалистичного, иногда даже жестокого, и одновременно исполненного такой магической силы...