Елена Белякова. Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи
Шрифт:
Советские критики и литературоведы с самого начала доказывали (и справедливо), что "Габриэла" - не результат кризиса, вызванного разоблачением культа личности" и не демарш против СССР, а более высокая ступень в естественном развитии творческого пути писателя, что он шел к этому произведению годами. Н.Габинский, например, пишет: "Лет десять назад, во время одного из своих приездов в Москву, бразильский писатель Жоржи Амаду в беседе с советскими литераторами заметил:
Моя мечта - создать роман больших человеческих характеров.
Признаюсь, меня тогда удивили эти слова,
И в этом утверждении наши литературоведы абсолютно правы. Сам Жоржи Амаду, называя "полной глупостью" теорию о том, что его творчество делится на два этапа: "до "Габриэлы" и после". "Нет, мое творчество едино, с первого до последнего момента... "Габриэла" появилась как определенный этап в моем творчестве, но этот этап никак не соотносится с отходом от политической линии" (458, Р. 266 - 267).
Как явствует из выступления на Втором съезде советских писателей, Амаду размышлял о национальной форме художественного произведения даже в пору "овладения методом социалистического реализма". И если выстроить в ряд все его произведения от "Страны карнавала" до "Чуда в Пираньясе", то видно, что из этого ряда выбивается как раз не "Габриэла", а "Подполье свободы". Но даже в этом романе, сознательно подогнанном под определенную схему, на страницы выплескивается живая душа народа, разрушая искусственные ограничения. Взять хотя бы негритянку Инасию, которая как будто попала на страницы "Подполья свободы" из ранних романов Жоржи Амаду. Но с такой же долей вероятности эта героиня могла бы оказаться на страницах "Габриэлы", "Пастырей ночи", или "Лавки чудес". Инасия даже пахнет как Габриэла - гвоздикой и корицей. Эта деталь безусловно доказывает, что образ "дочери народа" жил в творческом сознании писателя в пору работы над "Подпольем свободы".
С другой стороны, можно ли считать опыт "Подполья свободы" отрицательным?
– Определенно нет. Он позволил Амаду понять, в чем состоит задача настоящего художника. Миссия писателя - раскрыть миру душу своего народа. Отличительная черта бразильского народа - радостное восприятие жизни, природный оптимизм. Оптимизм - отличительная черта самого Амаду: "Несмотря на ужасные условия жизни, наш народ идет вперед, он смеется, поет, борется - и я верю, что завтрашний день станет лучше".
В новом романе Амаду выразителем черт национального характера стала главная героиня - Габриэла. Она "добра, сердечна, искренна, непосредственна, простодушна. Она любит жизнь во всех ее проявлениях. И этой безграничной любовью к жизни определяется ее отношение к людям, ее поведение, которое иногда и может показаться предосудительным, но которое всегда диктуется бескорыстием, стремлением к свободе и непримиримостью к окружающей действительности... Габриэла, по меткому замечанию сапожника Фелипе, для простых людей "песня, радость, праздник". (205, С. 10 - 11)
За эти душевные качества героиню романа полюбили не только в Бразилии, но и в других странах. Нарисовав на страницах романа образ жизнерадостной
"Габриэлу" с восторгом приняли и советские читатели. По словам Ильи Эренбурга, "Габриэлу" читают у нас, не отрываясь от книги. Мы любим Жоржи Амаду и верим в него" (281).
Очевидно, что Жоржи Амаду со своим новым романом опять вписался в контекст советской литературы. Свободолюбивая Габриэла очень точно соответствовала ощущению свободы, которое витало в тот период в воздухе: книга вышла в 1961 году, на пике "оттепели", когда на XXII съезде был сделан еще один шаг в разоблачении сталинизма.
Выход "Габриэлы" на русском языке свидетельствовал, что краткая размолвка Амаду с Советским Союзом забыта. Писатель снова любим читателями и властями, и его 50-летие широко отмечается в нашей стране. В Москве состоялся торжественный вечер в честь юбилея писателя, статьи о его творчестве были напечатаны в 12 изданиях - от "Правды" до "Красной звезды". Авторы всех без исключения публикаций пытаются убедить публику, что Амаду не изменился, что он все тот же: большой друг советского народа, неутомимый борец за мир (221), писатель-патриот, поборник свободы и независимости, который "всегда поднимает свой голос в защиту международной солидарности, против происков поджигателей войны" (226).
Для того, чтобы убедить в этом читателей (которые о кризисе Амаду ничего не подозревали) Юрий Дашкевич и Инна Тертерян приводят заявление Амаду бразильской газете "Ултима ора": "Мои идеи и моя позиция продолжают оставаться прежними. Они направлены против угнетения на борьбу за свободу и прогресс. Как всегда, я продолжаю оставаться другом социалистических стран. Я продолжаю решительно поддерживать борьбу колониальных народов. Я - простой солдат бразильского народа, борющегося против отсталости, нищеты, экономического угнетения" (199, 268).
И даже Илья Эренбург, чья статья отличается художественным мастерством и широтой взглядов, говорит по сути о том же самом: "Амаду изменился, но не изменял, он не зарекался, и поэтому не отрекался" (281).
Однако в этих статьях, по сравнению со сталинским периодом, появилось нечто новое: теперь основное достоинство Жоржи Амаду в том, что его книги глубоко народны. "Жизнь народа Бразилии не только показана в сюжетах романов Амаду, но и воплощена во всем их образном строе, в поэтической манере автора, столь близкой интонациям народного сказа. Стремление к созданию полнокровных народных характеров живо в творчестве Амаду" (268).
Не остаются без внимания художественная сторона его произведений, своеобразие стиля. Критики отмечают сочный, поэтичный - временами просто стихотворный - язык Амаду, проникновенную лиричность его пейзажей и необычайную правдивость в изображении жизни народа (219).
Автор статьи в "Советской культуре" М. Котов выражает уверенность, что Жоржи Амаду, большой художник, борец за мир, еще многое сделает для торжества благородных идей мира и дружбы народов (221).