Еленевский Мытари и фарисеи

Неизвестно

Покорение столицы быстро подняло Анатолия до уровня начальника цеха, где на какое-то время застопорилось, а затем так же быстро пошло по нисходящей. Надежда, бывшая в курсе семейных дел брата, сокрушалась:

— Рюмка довела.

Взяв деньги, Анатолий мгновенно скрылся за бесшумной дверью, и пока я брился, гладил форму, на кухне уже запрыгала на сковородке докторская колбаса, обрамленная обжаренной картошкой, призывно свистел чайник.

— По граммульке для поднятия боевого духа, — Анатолий с достоинством хозяина неспешно открыл бутылку водки и так же медленно нацелился на стака­ны. — Или тебе уже после боевого вылета?

Я покрутил головой,

давая понять, что бутылка в его полном распоряжении.

— Вот и ладненько, — он радостно поднял стакан, — а я за американцев, за китайцев, и за японцев, за.— Он неспешно выпил, медленно поставил стакан на стол. — Одним словом, за всех, кто поможет выкарабкаться из этого дерьма. Вот угораздило меня родиться в такое время. Батьке война на плечи, а мне перестрой­ка с ее радостными последствиями. Окроплю-ка я эту гадость еще граммулькой, иначе от избытка независимых чувств и свихнуться недолго. Спасибо козлам беловежским, жаль, не нашелся умный да не устроил там на них охоту. Слушай, если у тебя что не очень заладится, так дуй прямо ко мне. Лады? Вот и договори­лись, а заладится, тем более, удачный боевой вылет вспрыснем. Ты уж извини, что сдачу не вернул, я тут в холодильничек еще одну поставил. Рабочий класс думает про запас! Меня тут один фирмач к себе сватает. Хорошие деньги предлагает.

— Так в чем дело?

— Дело как раз очень тяжелое. Условия ставит.

— Ну и.

— Если выпивать брошу. Понятно, конечно, это не завод, это фирма. Там, понимаешь, следят за репутацией, а деньги? Хо, за месяц то, что у нас за три. Да какой там за три, на заводе сейчас, кроме директора да его конторы, больше никто ничего не получает. Все отсрочки да отговорки, а сами гребут как могут, родствен­нички козлов беловежских.

— Так бросай пить.

— Надо бы, надо, — он хмуро опустил голову, тяжело вздохнул, — может плюнуть на все, да вернуться в поселок. Хотя и там несладко. Значит, договори­лись, если что, сразу сюда. Я ключ у соседей оставлю, это на случай, если при­едешь первым, а я все же проскочу к фирмачу. Мужик грамотный, стоящий. — и он решительно провел рукой по жестким курчавым волосам.

***

В бюро пропусков Министерства обороны толпились офицеры всех званий и родов войск: одни дозванивались по телефонам в свои штабы, управления, докла­дывая начальству о прибытии, другие мирно дремали, ожидая выписки пропуска, третьи непрестанно и нервно ходили в туалет курить. Кто-то встречал знакомого, и начинались расспросы, что да как. Были счастливчики, будущее которых уже определилось, и они сегодня в своих мытарствах поставили заключительную точку.

— Точка не ставится, точка проставляется, — довольно смеялся сидевший рядом толстенький лысый майор, прижимая к пухлому животу потертый кожаный желто-лимонного цвета саквояж, видимо, всякого повидавший за годы службы своего хозяина. Можно было только догадываться, сколько сейчас в него впихну­ли. Вышедший из комнаты дежурной смены старший лейтенант, хорошо сложен­ный, с выправкой истинного строевика, которой отличались офицеры комендату­ры, чье продвижение по службе зависело от строевого плаца, как боевого офицера от полигона, смахнул с лица вежливое пренебрежение, поманил к себе пальцем майора. Тот суетливо заторопился навстречу. «Комендач» молча взял саквояж и скрылся за дверью. Майор облегченно вздохнул, улыбнулся и, словно старому знакомому, пояснил:

— Так-то оно, сам понимаешь, проще, — словно этим саквояжем ему удалось снять целую кучу проблем.

Молчаливый высокий солдат с

небрежно сползающим по новенькому мунди­ру на живот ремнем выносил из туалета полное ведро окурков, видимо, готовился сдавать смену. Майор, глядя ему вслед, проговорил:

— Чей-то сынок. А потом станет себя в грудь бить, доказывать, как он слу­жил. Ты знаешь, будешь в гардероб шинель сдавать, ничего в карманах не остав­ляй. Я ножик забыл, складной, «чудо-ножик», подарок. Так вот, был да сплыл: почистили.

За стеклянным барьером два молоденьких лейтенанта над чем-то весело хохо­тали, затем один из них поднял затрезвонившую телефонную трубку, полистал лежавший перед ним журнал, что-то ответил, и сразу же из висевшего на стене динамика донеслось:

— Подполковник Лунянин, возьмите пропуск!

Громов встретил с распростертыми объятиями:

— Ну, молодцом! Оперативность при нынешней ситуации решает все. Я кое- что прозондировал. Думаю, все получится. Не отказывайся ни от чего. Главное, зацепиться.

— За что зацепиться?

— Как за что, за родину, туды ее мать! — он с усмешкой махнул рукой. — Видишь, сколько? — Он указал вглубь длинного коридора, где сидели, бродили в ожидании своей дальнейшей судьбы такие же офицеры. На усталых лицах было больше обреченности, чем надежды. Со свойственной ему усмешкой Громов кив­нул головой: — Вон сколько соискателей собралось!

По коридору к кабинету, у которого больше всего сидело и стояло офицеров, с видом полного превосходства над всеми его временными обитателями проше­ствовал отягощенный желто-лимонным саквояжем старший лейтенант. Наступал блестевшими хромовыми сапогами на квадраты паркета так, словно шел по стро­евому плацу перед трибуной и саквояж ему абсолютно не мешал. Саквояж словно плыл сам по себе в погонной пестроте коридора.

— Во как здесь требуется ходить, — и Громов хмыкнул, — упакуют куда- нибудь в штаб, и пойдешь таким же гоголем. Тебе сюда, там в курсе, — и он ука­зал на дверь с такой знакомой по многочисленным штабам надписью, — давай, заходи. — Но сам прошел первым.

Хозяин кабинета, усталый, с подсевшим голосом подполковник Гнилюк, сочувственно вздыхал, слушая мои ответы на вопросы, что-то вписывал в анкету в толстой тетради. Все это нужно было доложить генералу Грызлову в наиболее сжатой форме, и тут же не преминул наставить на путь истин­ный:

— Мыслью по древу не растекаться. Особенно перед генералом. Заслуги — заслугами, Афган — Афганом, а мы теперь служим в другом государстве. — Он исподлобья взглянул на Громова, и тот кивнул. — Считайте, все начинается с нуля. Скажем, этакое обнуление биографии. Главное — ваше желание вернуться на родину и продолжить службу. Я правильно вас понял?

— Так точно!

— Вот и хорошо. Вы до этого служили в Кобрине? В Кобрине, вот и подума­ем, чтобы найти там место. Может, не комэском, а замом или начальником штаба, с понижением согласны?

— Так точно.

— И правильно. Городишко неплохой, Брест рядом, а это и вовсе полная Евро­па, да что вам рассказывать. Значит так, к шестнадцати ноль-ноль быть здесь. За территорию министерства не выходить, второй раз пропуск оформлять не будут. Все, вы свободны. Да, Громов говорил, что вы с Саханчуком знакомы. Как он там, стакан вверх дном еще не поставил? Стервец, стервец, — то ли одобрительно, то ли осуждающе заключил подполковник и с улыбкой взглянул на Громова, давая понять, что от него здесь никаких секретов нет. — Итак, в шестнадцать ноль-ноль. Захотите перекусить, есть столовая на первом этаже. Громов покажет.