Эльф из Преисподней. Том 2
Шрифт:
Засаду я почувствовал незадолго до того, как из высокой травы вынырнула троица парней. Если бы не лёгкое нетерпение, которое донеслось от одного из них, я бы вовсе пропустил их: прятались они великолепно, буквально слившись с природой. Будь мы в лесу, деревья помогли бы выдать их, но равнины — не совсем подходящее место для эльфийского чутья.
Наслушавшись историй про дикарей, я готовился к тому, что на нас направят копья и стрелы. Но в нынешние времена, похоже, даже дикари владели винтовками.
Красные тела индейцев были практически обнажены, по ним бежали причудливые рисунки, нанесённые
Не то чтобы это помогло бы им против магии или воли, однако следовало отдать должное их комплекции. Типичный терт Манхэттена выглядел на фоне краснокожих сущим задохликом.
Переговоры мы оставили на откуп Фаниэль. Я вслушался в отрывистую, кашляющую речь тётушки, которая сочетала в себе по меньшей мере десяток языков Мундоса и вдобавок к этому использовала неизвестные мне слова. Впервые на Земле я столкнулся с языком, у которого не было прямого аналога на Мундосе.
Фаниэль убедила индейцев в том, что мы не враги, и двое пошли с нами — не то почётный эскорт, не то стража. Под их бдительным взором мы и забрались на холм, с которого открывался вид на озеро Хопатконг.
Весь берег усеивали бесчисленные конусообразные палатки, меж которых сновали люди. Фаниэль очертила рукой круг, в который попало скопление с левого края.
— Это вигвамы могикан. Туда-то нам и надо.
Надзирающие над нами индейцы не успокоились, пока не отвели нас прямиком к палаткам. На этом пристальный надзор не закончился: нас передали из рук в руки, как пленников.
Я искоса поглядел на Фаниэль, но тётушка оставалась непоколебима.
Изначальный план заключался в том, чтобы встретиться с шаманами и поучаствовать в ритуале, который напрочь отобьёт им способность соображать. После чего мы окажемся предоставлены самим себе.
Но с таким уровнем бдительности я не удивлюсь, если шаманы насильно впихнут в нас по тройной дозе, прежде чем самим отправиться в галлюциногенный астрал.
Мы миновали несколько клеток, в которых лежали дети. Если бы не слабое шевеление конечностей, они вполне сошли бы за мертвецов; я не улавливал от них ни единой эмоции.
— Посвящение во взрослый мир, — пояснила Фаниэль, перехватив мой взгляд, — Подростков отпаивают вытяжкой из водорослей високкан [8] . Если не считать этого, им не дают ни еды, ни воды. В течение пары недель они живут так, пока полностью не утратят детские воспоминания. Когда они забывают лица и имена матерей, их выпускают.
8
Високкан — мощный галлюциноген, вызывающий не только частичную потерю памяти и речи, но и также учащенное сердцебиение, рвоту, сбивчивое дыхание, агрессию. Большая доза может привести к смерти. У племени индейцев алгонкинов использовался в ритуале, когда после двух-трех недель жестокого испытания и употребления високкана жрецы расспрашивали мальчиков, помнят ли они что-то о детстве,
Потрясённо охнула Кана. Я же поинтересовался:
— Собираются ли угощать вытяжкой нас? Я дорожу своей памятью.
— Зачем? Мы же не дети.
Без приключений мы добрались до площадки, вокруг которой расположились шаманские вигвамы. От обычных они отличались качеством выделки кожи и схематичными рисунками. Из ближайшей палатки вынырнул худощавый мужчина, высушенный возрастом и, вполне вероятно, частым общением с духами. В отличие от полуголых сородичей, его от мизинцев ног до шеи покрывали шкуры и пёстрая ткань. На голове шамана восседала нелепая шапка с рогами, которые обрамлялись богатым оперением.
Он манерно поприветствовал Фаниэль: я уловил вычурный пассаж — что-то о том, чтобы разделить прохладу и воду. Вслед за стариком показались другие шаманы; если вести их иерархию по количеству перьев в причёске, все они безнадёжно проигрывали первому.
Фаниэль продолжала рассказывать, что привела нас сюда, чтобы мы прониклись богатейшей культурой могикан. Отдельно остановилась на мне как на своём родственнике, способном видеть духов без подготовки. Главный шаман встретил её заявления со скептицизмом, который потихоньку начал растворяться в потоке лести от тётушки. Помимо сладких речей, Фаниэль приготовила дары — какие-то веточки, бусы и камешки, которые не несли ни капли магического потенциала, но которые заставили лицо шамана ощутимо проясниться.
Наконец он закивал, отдал все подношения помощникам и направился к нам. Сурово оглядел нас, особое внимание уделив бусинам на моём наряде.
И всё бы ничего, если бы Анна не убрала за ухо непослушную рыжую прядь. Сверкнул на солнце сапфир — и главный шаман замер, как кот перед прыжком. Сощурился, подошёл к девушке и грубо схватил её ладонь. Поднёс к глазам и, насмотревшись, припечатал Анну тяжёлым взглядом.
— Кольцо — знак Дарителя, — вымолвил он, нещадно путая ударения в эльфийском, — Кто ты, женщина?
Глава 24
Внутри вигвама стояла духота. Влажный, спёртый воздух был так плотен, что, казалось, его без проблем можно порубить на ломти чубатыми топориками. Их помощники главного шамана продолжали носить на поясе, даже когда уселись стучать по барабанам.
Слабо чадила жаровня, размещённая в центре вигвама. Её окружали пёстрые до ряби в глазах циновки. С каждым мгновением, проведённым здесь, тонкий аромат трав усиливался, становился настойчивее, злее. Тянуло чихнуть.
Увы, индейцам казалось, что травяной вони и тепла было недостаточно. Периодически то один, то другой краснокожий подкидывал на решётку жаровни новый сухой пучок трав и шевелил угли, подстёгивая взметнуться пламя.
Зловеще и многообещающе скалились связки черепов, издавая музыкальный перезвон, если их задевали; внутри каждого черепа находились железки, которые позвякивали, соприкасаясь с костью.
Виновник внезапного торжества, Анна, всячески старалась не выказывать оторопи, которую вызвала у неё необычная обстановка. Девушка расправила плечи и излишне внимательно изучала подготовку к ритуалу — так, чтобы никто не мог сказать, будто она боялась и оттого отводила взгляд.