Эльфийская сага. Изгнанник

Марлин Юлия

Трапезная давно опустела и меж высоких столов плыла миловидная кухарка с подносом. На узорное серебро ложились бокалы и неглубокие фарфоровые тарелочки, серебряные ножи и ложки. Изредка, она косилась на темного эльфа — но он, как и предыдущие часы, сидел с опущенной к чаше головой и молчал. Растрепанные локоны, отливающие сапфировым блеском, трепетали воздушные потоки. Капельки самоцветных камней на черном, богато украшенном полукафтанье, вспыхивали звездами.

Из коридоров плелись отзвуки эльфийских голосов, тихие мелодии и печальные песни. Снаружи скорбно и пронзительно стонал безжалостный ветер, суровое небо плевалось

дождем и снегом. Кухарка поставила на поднос последний прибор и удалилась, а когда вернулась — взялась тушить светильники. По блестящим стенам и потолку поползла лиловая тень, будто покои зачехлили синим шелком из Халлии.

Остин Орлиный Глаз сел напротив. На Габриэла это не произвело должного впечатления — парень даже не шелохнулся. Владетель Ательстанда сцепил пальцы в замок и уставился на сородича. За правым плечом одноглазого высился гибкий, молодой Люка. Руки эбертрейльца покоились на рукояти клинка. За левым грозной зеленоватой тенью расплывался Мардред.

— Леди Миллиана, оставьте нас, — попросил Остин.

Кухарка повернулась, поклонилась, блеснув в золоте волос жемчужным гребнем и хлопнула дверью. Трапезную накрыло тишиной — только тяжелое дыханье огра и посвисты горных ветров нарушали хрупкую вечернюю безмятежность просторной обители Детей Рассвета.

— Как ваше самочувствие? — Светлые эльфы почитали гостеприимство — святыней и чтили не меньше иных добродетелей.

Их вера издревле держалась на трех столпах: милосердие, справедливость, гостеприимство; «будь перед тобой друг или враг не поступись верой», говорили сотканные светом, «не отринь заветов предков, не запятнай себя ненавистью».

— Мне не на что жаловаться.

Остин кивнул и поглубже вздохнул — он был заметно напряжен и осторожен, и все еще опасался коварства и изменчивой, непредсказуемой натуры темного гостя из подземных чертог.

— Я задам три вопроса, господин. Прошу ответить, не кривя душой. — Его тон не терпел отказа. — Могу ли я быть в полной мере уверен, что вы не причините вреда обитателям замка?

Габриэл поднял голову — сине-черные глаза переливались сумеречными вихрями.

— Я уже принес вам обет. Воины Иссиль не нарушают слова.

Сцепленные замком пальцы Остина чуть заметно дрогнули.

— За что вас изгнали из королевства?

— За отказ выполнить приказ самозванца, обманом захватившего власть и корону.

Люка и Мардред обменялись взглядами, и огр хрипло хмыкнул; не поверил или восхитился?

Остин с полминуты помолчал, обдумывая ответ, и задал третий вопрос:

— Вы собираетесь возвращаться на Родину?

Лицо Габриэла светилось холодным снежным светом, в темнеющих глазах оживала ночь — ни единый мускул не дрогнул, но воина объял неожиданный порыв ледяного гнева.

— Возвращаться? Куда? В столицу? Или в провинции? И там, и там меня ждет тюрьма, пытки и казнь. Нет, лорд Остин. Мне некуда возвращаться.

— Но вы задумывались о будущем. Каким вы его видите?

— Это четвертый вопрос, — губы Габриэла тронула опасная улыбка, и Остин отпрянул. Темный поспешил успокоить: — Не тревожьтесь, светлый лорд. Вечного приюта я не попрошу. Как только рука окрепнет, а склоны зазеленеют, я уйду. И еще. Я знаю, о чем вы мыслите и что тяготит вашу душу. Мой ответ — никогда. Никто и никогда не узнает об этом месте. Эта тайна умрет вместе со мной. Клянусь Иссиль.

Остин облегченно вздохнул:

именно этих слов он и искал, задавая вопросы темному воину. Хвала Всевидящему, он их нашел.

… И дни в Горном приюте полетели, словно ускользавшая сквозь пальцы вода…

* * *

Хрустальная лампа стрельнула угольным дымком — фитиль мигнул, но не погас.

В бледном свете перламутровые страницы отливали сталью, а эльфийские рунные письмена едва просматривались. Любой светлый эльф давно бы добавил света — ведь читать совсем невозможно, но Габриэл не был светлым и отлично видел даже в кромешной темноте. Он и свет-то оставил только для того, чтоб не напугать кого-нибудь из местных, заставших его тут спросонья; попробуй потом докажи, что всего-навсего устроился у камина почитать книгу, а не замышлял коварную засаду во мраке и тишине.

Давно минуло за полночь. Было тихо, как в подземном склепе древних королей. В большом, украшенном орнаментом камине лениво тлели янтарные угли, треща и разбрасывая фонтаны ярко-оранжевых искр. Из коридора мягко втекал свет одинокого светильника, отчего по полу зыбились призрачные отблески неясных теней. Снаружи голодным одичалым зверем выл злющий ветер, под его гнетом жалобно стонали витражные стекла. О глухие стены скребся острый, как сталь снег.

Со стороны кухни послышался шорох. Габриэл, склонившийся над фолиантом, насторожил уши — кто-то тихо открыл заднюю дверь, взобрался на стул, хлопнул полкой, тихо слез и принялся… чавкать. Судя, по довольному урчанию: ребенок из гномов или белых гоблинов. Утонченные эльфы так громко не сопят и не клацают клыками. Парень улыбнулся — голодное чадо жевало за троих, утоляя поистине зверский аппетит. Он прислонил руку к сломанным ребрам и вернулся к чтению. Древняя рукопись в красном кожаном переплете с рисунком серебряной лилии на обложке повествовала об истории создания Ательстанда и оказалась весьма познавательной и интересной.

Перелистывались страницы, внимательные черные глаза скользили по хитросплетениям рун, тонкий идеальный слух улавливал шорохи и отзвуки. За стеной слышался тихий кашель, в одной из комнат храпел огр, на чердаке копошилась стая летучих мышей, высоко на склоне в свисте ветра выл раненный волк, где-то внизу по полированному камню скребло железо, а рядом кто-то сдавленном сопел.

Молодой шерл прищурил глаза — последний звук ему не понравился, он отливал зловещим холодком и веял опасностью. Взмахнув широким тройным рукавом, Габриэл подхватил горевший тусклым светом фонарь и медленно двинулся в темноту. Очень скоро приглушенный шелест привел его к подвалам — там хранился провиант и прочие запасы замка. Ими распоряжался старый ворчливый гном Глоки, живший тут же в полутьме тысяч каменных сводов и балок вместе с бородатым неразговорчивым сынком.

Скрипнула медная дверь — в золоте света обрисовалась каменная лестница, убегающая вниз скользким водопадом. Высокая черная тень эльфа стекла по ступеням и остановилась. Под ногами гуляла зимняя стужа, сбоку веяло обжигающе морозной свежестью. Шерл обернулся: вдоль блестящих стен тянулись полки с корзинами и ящиками, на полу, поблескивая железным ободом, стояли бочки с оливковым маслом, в углах пылились тюки и мешки, набитые тканями. Габриэл отставил мерцающий фонарь на низкий дубовый стол, обошел два стула и две неразобранные кровати и нахмурился: гном-заведующий и его сын, словно испарились.