Эликсир равновесия
Шрифт:
К детям.
К небу.
Просто так.
Обжигающая.
Ласковая.
Горькая.
Всюду.
Всюду.
Всюду.
И теперь — в этом мире тоже.
Ярчайшая радужная вспышка расцветила границы нашего «котла». Тано что-то выкрикнул, обращаясь к остальным, но его голоса было почти не слышно. Что-то о мече, о том, что время на исходе, что кто-то падет… слова не доходили до сознания, растворяясь в свете, который был вокруг нас, внутри нас, с нами, все были единым целым в этот миг, все знали, что сейчас случится…
В ладонях Эдмуса
В одну секунду, со скоростью, которая была неизмеримо больше световой, со скоростью мысли, она прошла сквозь Черный Мир так же, как прошла через нас, подарив ему то, что исчезло в нем раньше, исчезло почти, но не до конца, потому что что-то задушенное, задавленное, поднялось откуда-то в Небиросе — и несмело двинулось навстречу. Мы услышали это потому, что были все еще едины между собой и с ней.
Ее не убавилось в других мирах. Ее ведь нельзя отнять и вычерпать.
Она не укоренилась в их сердцах. Ее ведь еще нужно заслужить, прочувствовать, да и у каждого в этом своя дорожка. Мы и не стремились ни к чему подобному.
Просто они вдруг узнали, что она есть.
Сердце Небироса дрогнуло и замолкло. Как Сердце Крона, которое когда-то давно я пронзила случайно тоненькой золотой стрелочкой ее бога…
Единая воля Черного Мира ушла под напором вспышки, рассыпалась в несколько секунд на миллионы отдельных воль; миллионы людей, существ, не знаю, кем они были, вспомнили забытое: есть не только тьма, ненависть и то, что им сопутствует. Оказывается, есть другое.
Мы видели их, мы их слышали: солдат, которые остановились и опустили оружие и с недоумением вгляделись в противника — там что, такие же, как мы? Родителей, которые занесли руку для удара да так и замерли. Каждого, кто оглянулся по сторонам и заметил других. Каждого, кто вгляделся в себя и открыл, что есть другая сторона.
Впервые за тысячелетия в Черном Мире Небиросе качнулись чаши весов. И как только они качнулись, он перестал быть Черным.
И после секундного затишья кто-то опустил руку для удара, а кто-то не смог. И кто-то нажал на курок, а кто-то бросил оружие на землю. Они начали выбирать. Они будут выбирать и дальше, и кто знает, к чему их этот выбор приведет через пару тысячелетий, может, к исходному варианту. Но тут уж дело не наше. Для нас самих то, что мы тут натворили, тайна больше, чем наполовину.
Я плакала. Щит, который держали над нами Великие Дружинники, пропал, стенки «котла» истончились и исчезли, и теперь на нас с приоткрытыми ртами пялилось огромное количество народа
Остальных я пока еще не замечала, но они были здесь же, стояли, оглядывались по сторонам. И арки, бесконечные, бессчетные — все начали таять, уходить куда-то, сливаться с воздухом этого нового теперь мира.
Все, кроме одной. Эта одна вдруг расширилась, как бы впитав в себя мощь остальных — и приблизилась вплотную. Символы на ней пылали ярко как никогда.
Никто из нас не сделал ни единого шага. За нас всех его сделала она.
Глава 20. Послевкусие
Кажется, была какая-то вспышка. Не солнце, а что-то другое. Сверкнуло что-то пугающим и как бы металлическим блеском. Но Веслав все не размыкал пальцев, и я не просто не испугалась, а не обратила внимания…
Под ногами — странная, неровная поверхность. Над головой какое-то непривычное и привычное одновременно низкое небо. И еще что-то огромное слева уходит вверх, и какое-то здание неподалеку…
— Exedi monumentum[1]… - выдохнул Веслав.
Это была Дворцовая площадь.
Пустая, как бы ни было странно вообразить себе такое. Будто что-то разогнало неизменных туристов. Был ранний час, и солнце только-только встало, и теперь играло вовсю на позолоченной вершине Александрийского столпа. А площадь была совершенно пустынной, так что никто не мог видеть нас — в неуместных одеждах и с неуместными выражениями лиц.
Веслав наконец разжал пальцы и отпустил меня. Света больше не было на его лице, он впитался и ушел куда-то вглубь. Алхимик печально улыбнулся, когда я подняла к глазам свою ладонь и недоверчиво ей повертела. Ладонь была на положенном месте, но что же у меня такое странное чувство, будто руки у меня до сих пор сцеплены?
А потом мы вспомнили отчаянный голос Тано и обернулись вместе с остальными. Мы смотрели на Великую Дружину, которая сыграла роль наших защитников, и с ужасом осознавали, что то сверкание, которое мы видели… так вот, почему Тано держит руку на поясе…
Великие перемены равновесия в одном из миров никогда не проходят без жертвы. Чтобы склонить весы, кто-то должен отдать жизнь.
Время растянулось, как если бы Хайя непроизвольно замедлила его бег. Пять лиц плыли у нас перед глазами: сам Тано — горько-виноватое, Ыгх, Джипс, Милия…
У них перед глазами. У них. Я же с самого начала смотрела только на одного человека. Я с самого начала знала, что так оно и будет.
А может, я просто заметила, что глаза Тео Джипса за стеклами очков уже не видят, а мягкая и немного удивленная улыбка уже начала застывать на губах?