Элизабет Тейлор
Шрифт:
«Голливуд с его притворством попался на собственный крючок», — ехидно подмечал журнал «Лайф».
«Образцово-показательный союз Эдди Фишера и Дебби Рейнольдс вчера занесло на нескольких крутых поворотах, вернее, на выпуклостях Лиз Тейлор», — ехидничала нью-йоркская «Дейли Ньюс».
С этого момента все главные участники драмы общались исключительно через репортеров и газетные сообщения. Дебби оставалась дома со своими двумя детьми. Элизабет жила у Курта и Кэтти Фрингсов. Эдди переехал к своему приятелю Джону Форману.
«Я не хочу, чтобы наш брак распался, — сообщила Дебби представителям прессы. — У нас двое очаровательных малюток, и, как мне кажется, нас ждет замечательное будущее».
«Развод неизбежен, —
«С трудом верится, что можно счастливо жить с мужчиной и при этом не знать, что он тебя не любит, — заявила Дебби. — Но, Бог свидетель, так оно и есть».
«Чушь собачья» — отреагировала Элизабет.
«Надеюсь, что этой Элизабет будет стыдно смотреть. людям в глаза, — заметила мать Дебби Рейнольдс, — Все теперь знают, кто она такая».
Заголовки «Лиз — Эдди — Дебби» не сходили с первых полос газет больше месяца, причем большинство американцев пытались приободрить Дебби, ругали Эдди и поносили Элизабет. В качестве слабой, беззащитной жертвы Дебби Рейнольдс вскоре обнаружила, что ее карьера резко пошла в гору, в то время как Эдди Фишер, превратившись в разрушителя семьи, обнаружил, что фэн-клубы от него отвернулись, продажа его пластинок пошла на убыль, а Эй-Би-Си даже отменило его телешоу. Комики отпускали остроты, что, мол, даже кукла «Эдди Фишер», если ее ударить в живот, начинает петь «О, мой папочка», ужасно при этом фальшивя. «Это не игрушка, а талисман вуду, — изгалялись они. — Вы посылаете его (куклу) врагу, у которого сейчас медовый месяц, и вскоре узнаете, что его жена сбежала с другим».
Преданная публичному порицанию как «разрушительница семьи», Элизабет неожиданно из объекта всеобщего сочувствия превратилась в объект всеобщих нападок и презрения.
«По-моему, открывшиеся факты только подтверждают мое давнее подозрение, что во всех своих романах она проявляла агрессивность — полное пренебрежение к чувствам тех, кто стоял на ее пути, демонстрируя полнейшее равнодушие к тому разрушению, что она оставляла после себя», — писала Эльза Максвел.
Нажив на скандале недурной капитал, «МГМ» выпустила в прокат «Кошку на раскаленной крыше». В этом фильме Элизабет кошачьей походкой разгуливала в своей шелковой комбинашке и атласных лодочках, не оставляя надежды соблазнить своего несговорчивого гомосексуалиста-мужа. Благодаря бесплатно доставшейся студии рекламе, этот фильм побил в 1958 году все рекорды кассовых сборов и вошел в десятку самых знаменитых хитов «МГМ». Кроме того, он принес Элизабет ее вторую номинацию на награду киноакадемии, позволив ей попасть в десятку самых популярных кинозвезд, а также подарил награду «Звезда года», присуждаемую американским союзом владельцев кинотеатров.
Но по мере того, как дурная слава Элизабет продолжала разрастаться, кинематографический мир, призадумавшись о возможных последствиях, в конечном итоге проголосовал за лишение ее награды.
«Кинобизнес целиком и полностью находится во власти общественного мнения, — заявили владельцы кинотеатров. — И награждать мисс Тейлор в такое время было бы просто неразумно».
Позднее Эн-Би-Си даже не пустило Элизабет в студию перед последним телешоу Эдди.
«Ее появление в студии только подлило бы масла в огонь, когда дела и без того обстоят не самым лучшим образом, — заявил представитель телестудии. — Публика бы этого не одобрила».
ГЛАВА 13
Обруганная прессой, преданная остракизму друзьями, Элизабет обратилась за утешением к Рабби Нуссбауму. Во время встречи с этим ученым евреем Элизабет сказала, что хотела бы перейти в иудаизм, приняв религию Майка Тодда и Эдди Фишера.
«У меня такое чувство, будто я на протяжении всей моей жизни была еврейкой».
Повлекший
«Я горда тем, что я еврейка, — заявила Элизабет. — Теперь у нас с Эдди много общего».
Обрадованный решением Элизабет принять его веру, Эдди Фишер начал называть ее «милой жидовочкой», что в его устах было ласковым прозвищем. В качестве своего еврейского имени Элизабет выбрала Элишеба Рахиль и попросила раввина, чтобы тот прочел для Эдди историю Рахили из книги бытия, в которой говорилось о том, как Иаков, чтобы завоевать Рахиль, семь лет провел в рабстве, но вместо того получил Лию, и поэтому снова на семь лет отдал себя в рабство, поскольку любил только одну Рахиль.
«Я бы ради тебя сделал то же самое!» — воскликнул Эдди.
Ревностная христианка, мать Элизабет отнюдь не пришла в восторг от того, что ее дочь приняла иудаизм. По ее мнению, Элизабет решилась на подобный шаг исключительно ради дочери Лизы.
«Элизабет теперь уверяет, что она иудаистка, хотя какая из нее еврейка, — говорила Сара Тейлор. — Она перешла в иудаизм после смерти Майка Тодда, чтобы их ребенок — ее третий ребенок, Лиза, — не росла в семье единственной представительницей этой религии. Ей просто не хотелось, чтобы малышка чувствовала, что она еврейка, а все вокруг ее — не евреи. Нет, это сделано исключительно ради Лизы, что бы та не чувствовала себя одинокой».
Элизабет, однако, утверждала, что ее переход в другую религию имеет под собой гораздо более серьезную почву.
«Я испытываю глубокое сочувствие к евреям за те страдания, которые выпали на их долю в годы войны. Меня привлекает их духовное наследие. По-моему, я отождествляю себя с ними как с вечными изгоями».
Элизабет на собственной шкуре успела убедиться, что значит подвергаться гонениям. Их с Эдди предали остракизму, и поэтому им пришлось проводить большую часть времени вдвоем, в доме, который Элизабет на время сняла у Линды Кристиан. А поскольку их чувствительные к общественному мнению театральные агенты советовали им не показываться на людях вместе, Эдди с Элизабет на протяжении нескольких месяцев жили в полной изоляции. Им также пришлось нанять охрану, круглосуточно дежурившую вокруг их дома. Это делалось ради себя самих, но в особенности — ради детей Элизабет, чтобы оградить их от возмущенных правдоискателей, грозивших забросать их камнями, или же религиозных фанатиков, готовых читать проповеди прямо у них на парадном крыльце. Кроме того, охранникам вменялось в обязанность не пропускать никаких представителей прессы — ни репортеров, ни фотографов.
Публичное осуждение глубоко задело Элизабет. Она никак не могла взять в толк, почему люди отвернулись от нее. Вечно заплаканная, она звонила таким своим старым друзьям, как, например, Сидни Гилярофф, Затем она пыталась искать правды в судах, подав иск по обвинению в клевете по меньшей мере против шести изданий, которые, по ее мнению, печатали откровенную ложь. Вскоре судебные разбирательства вошли у нее в привычку.
«Она никак не может поверить, что чужой муж — это непозволительная роскошь, за которую приходится заплатить даже ей», — заметил писатель Джо Хайемс.