Элизабет Тейлор
Шрифт:
Съемки картины начались в январе, в Нью-Йорке, причем накануне Элизабет заявила репортерам, что «Баттерфилд-8» — «дерьмо, какого свет не видывал».
«Мне противно играть эту девицу, — сказала она. — Я ненавижу то, что она собой олицетворяет, — мужчин, эти вечные чужие постели».
Элизабет так сильно переживала, что должна играть проститутку, что тайком наняла группу писателей, чтобы те переделали сценарий, убрав из него самые вызывающие сцены. Кроме того, Элизабет решила, что роль Эдди тоже должна быть переписано заново, и поэтому писатели также тайком приложили руку и к его репликам. Затем она вызвала к себе домой режиссера, Дэниэла Манна, и продюсера Бермана, и вручила им переделанный сценарий.
Берман сел напротив
«Признайся, ведь ты тот самый парень, что подарил мне после съемок «Нэшнл Велвет» лошадь?»
Сияя от гордости, Берман отвечал, что он и есть тот самый человек.
«Что ж, тогда изволь выслушать, что я тебе скажу, сукин ты сын, — продолжала актриса, — Этот твой черов конь, целых пятнадцать лет был для меня словно заноза в заднице — чего мне стоило прокормить эту прожорливую скотину!»
С этими словами Элизабет сунула под нос Берману стопку листов бумаги.
«Эдди не понравилась его роль, и он ее переписал. И теперь мы с ним оба довольны».
Берман взял у нее из рук стопку листов и отправил их в корзину для бумаг, стоявшую рядом с его креслом. Тем самым он продемонстрировал строптивой звезде, что он думает о переделанном сценарии.
«Я даже не стану мараться об это дерьмо», — спокойно возразил он.
Элизабет бросилась к нему.
«Испустив истошный вопль, она, как тигрица, кинулась на меня, нацелившись своими длинными ногтями мне прямо в лицо, — вспоминал Берман. — Дэнни пришлось скрутить ее. Он был готов пустить в ход какой угодно материал — даже тот, что сочинили ее борзописцы, — лишь бы только ублажить ее и не навлекать на свою голову ее гнев. Но я отказался марать сценарий, написанный Джоном Майклом Хейзом, о какое-то там дерьмо, которое накропали нанятые Эдди Фишером писатели-телевизионщики».
Элизабет, все еще пышущая яростью, стремилась отыграться на любом, кто имел хоть малейшее отношение к фильму. Она часами заставляла ждать своего появления на площадке, часами копалась в костюмерной, часами красилась и перекрашивалась.
«Она вечно строила из себя больную и вечно опаздывала», — рассказывал продюсер.
«Она превратила съемки в сплошные мучения, — говорил ассистент режиссера. — Она измывалась над всеми, кто только был занят в работе над фильмом», — добавляла художник по костюмам.
Элизабет все это было безразлично. Ей не давало покоя одно — визит Уолтера Вальтера в Нью-Йорк для обсуждения деталей ее миллионного контракта в съемках «Клеопатры». За обедом в «Колониальном клубе» она поставила его в известность, что хотела бы видеть в качестве своего парикмахера Сидни Гиляроффа. Кроме того, она потребовала для себя два люкса в отеле «Дорчестер», плюс лимузин, «роллс-ройс» «Серебряное облако» с шофером, чтобы ежедневно отвозить ее на студию и обратно. В дополнение к своему гонорару — один миллион долларов за шестьдесят четыре дня съемок — она потребовала себе три тысячи долларов в неделю на текущие расходы плюс еще полторы тысячи для Эдди, в чьи обязанности входило бы вовремя доставлять ее на съемочную площадку. Кроме того, она вытребовала билет первого класса в оба конца, Лос-Анджелес — Лондон — Лос-Анджелес, для себя, мужа, всех троих детей и агента. Затем она заявила, чтобы студия отказалась от системы «Синемаскоп» и вместо этого применила тоддовскую «А-О», от использования которой Элизабет также полагались проценты. Поскольку съемки, согласно графику, должны были начаться менее чем через два месяца, Вангер уступил всем ее требованиям. Ведь он-то знал, что она и есть именно та звезда, что спасет студию «XX век — Фокс» от финансового краха. Кроме того, он нутром чуял, что лишь она и никакая другая актриса в мире способна во всей полноте сыграть египетскую царицу, ставшую жертвой собственной любви.
Тем не менее, Элизабет тянула с подписанием контракта. Ей было известно, что президент студии «XX век — Фокс» Спирос Скурас считал, что, принимая
К 28 июля студийное начальство уже настолько изнервничалось, что было вынуждено отправить Вангера в Нью-Йорк, строго-настрого приказав ему, чтобы он не смел возвращаться без подписанного контракта.
«Полуодетая Элизабет встретила меня в номере отеля «Парк Лейн», — вспоминал Вангер. — В гостиной их люкса она нарочно демонстрировала мне свои нежные чувства к Эдди. Она обещала, что подпишет контракт во второй половине дня, однако велела мне передать Скурасу, что она «все еще раздумывает над его предложением», что бы тот чуть подольше поерзал на своем стуле». После двух лет исторических исследований, студийные техники воссоздали на восьми с половиной акрах студии «Пайн-вуд» в Англии улицы и стены древней Александрии. Храмы, дворцы, пруды и купальни общей стоимостью в 600 тысяч долларов сверкали в струях дождя, дожидаясь прибытия Элизабет Тейлор — Клеопатры, Питера Финча — Юлия Цезаря, и Стивена Бойда — Марка Антония.
Уже в первый день съемок режиссер Рубен Мамулян был поставлен по телефону в известность, что у Элизабет болит горло и она не выходит на работу. На следующий день она слегла с простудой. На третий день ее уже лихорадило, а после того, как Эдди решил на пару дней возвратиться в Нью-Йорк, с ней вдобавок случилась истерика.
«Я пришел к ней в номер, чтобы попрощаться с Эдди, — вспоминал Вангер. — И застал Элизабет всю в слезах. Ей ужасно не хотелось, чтобы он уеэ жал. Она поцеловала его и бросилась ему на шею, А после того, как он ушел, тотчас кинулась к телефону, чтобы перехватить его в вестибюле отеля. Она уже по телефону сказала ему, чтобы он был осторожен и как можно скорее возвращался. Напоследок Элизабет добавила, что не будет ложиться спать до тех пор, пока не дождется его звонка».
Каждое утро более тысячи статистов стояли под моросящим дождем на студии «Пайнвуд», пока режиссер занимался Элизабет — та с температурой оставалась в своем люксе в отеле «Дорчестер». К концу месяца было подсчитано, что студия ежедневно терпит убытки в 121428 долларов, причем общие потери уже перевалили за 2 миллиона. Спирос Скурас наорал на продюсера — ведь именно он настаивал на подписании контракта с Элизабет.
«Ты нас разорил, подсунув нам эту девку. Господи, ну почему мы не взяли вместо нее Джоан Вудворд или Сьюзен Хейуорд — мы бы уже давно делали деньги».
Элизабет продолжала читать британские газеты, которые утверждали, будто отсрочки в съемках — целиком и полностью ее вина. Она приходила в бешенство от этих россказней, ведь ей было прекрасно известно, что декорации еще не доделаны, а сценарий переписывается. Кроме того, в первый день Съемок уже имели место две забастовки технического персонала.
Даже если учесть те несколько дней, когда она была больна, все равно на съемочной площадке царил полный хаос. И, несмотря на длинный список неувязок и проколов, к которым она не имела ни малейшего отношения, именно из нее сделали объект нападок. Элизабет также обвиняли в том, что она спровоцировала волнения среди членов профсоюза парикмахеров, выдвинув требование, чтобы ее причесывал только Сидни Гилярофф. Когда же лондонская «Дейли Мейл» сделала заявление, будто Элизабет только потому отсиживается в отеле, что слишком растолстела и не может предстать перед камерой, Элизабет — поскольку чаша ее терпения была переполнена — вызвала к себе адвокатов и потребовала, чтобы те выдвинули газете двухмиллионный иск за наглую клевету.