Элизабет Тейлор
Шрифт:
«Я потеряю мою девочку, — рыдал он в телефонную трубку, разговаривая со своим менеджером Мильтоном Блекстоном. — О господи, как я ее люблю. Если она умрет, умру и я. Ну пожалуйста, прошу тебя, Мильтон, помоги мне спасти ее!»
Он умолял Блэкстона найти в Штатах определенный вид сыворотки, чтобы заменить ею бесполезные инъекции антибиотиков. В считанные часы Блэкстону удалось разыскать это чудодейственное средство — его производила одна медицинская лаборатория. Он договорился с больницей, чтобы лекарство самолетом было доставлено в Лондон без прохождения каких-либо таможенных формальностей. Представители больницы предупредили Блэкстона, что в случае, если Элизабет все еще будет жива, в лондонском аэропорту его
Четыре последующих дня Эдди провел у постели жены. Время от времени она приходила в себя и однажды даже нацарапала на бумаге записку: «Я все еще умираю?»
В другой раз она написала: «Я тебя люблю».
После этого она начала бредить и прошептала: «Где моя мать?»
Дежурившие вокруг нее врачи тотчас вызнали Сару Тейлор. Та в свою очередь позвонила одному из проповедников Христианского познания, после чего, прихватив с собой мужа, примчалась в больницу. Она взяла с собой также и книги по Христианскому познанию, с тем, чтобы они всегда были у нее под рукой. Направившись прямиком в палату Элизабет, Сара провела ночь возле постели дочери, читая ей сочинения Мэри Бейкер Эдди. Через несколько часов, когда Элизабет, казалось бы, вплотную приблизилась к той грани, от которой нет возврата, ее воля к жизни неожиданно вернулась к ней, отведя от роковой черты. К раннему утру Элизабет уже дышала нормально. На следующий день было объявлено, что ее жизнь вне опасности. Сара Тейлор неизменно считала, что спасение Элизабет — исключительно ее заслуга. Такова была ее вера в исцеляющие силы Христианского познания, которое спасло жизнь ее дочери.
«Так оно и есть, — заявила она в 1980 году. — Правда, не думаю, что Элизабет понравится, если это напечатают».
Адепты Христианского познания полагают, что респираторные заболевания часто проистекают из дисгармонии в отношениях, как это, например, имело место в отношениях между Элизабет и ее матерью после развода с Ники Хилтоном. Как только личностный конфликт был улажен, сразу же отступили и физические страдания. Процесс выздоровления вызывает значительные изменения в мышлении, породившем данную проблему, вот почему Элизабет, позвав мать буквально со смертного одра, разрешила и конфликт и тем самым открыла себе путь к физическому выздоровлению.
Элизабет также частично признала роль Христианского ого познания в своем выздоровлении. Однако тут же заявила, что единственный человек, который вытащил ее из могилы, — это ее муж.
«Я видела Эдди, — рассказывала она. — Он был рядом со мной всякий раз, как я открывала глаза, вселяя в меня силы, заставляя бороться за жизнь. Он говорил мне, что я выздоравливаю, хотя знал, что это далеко не так. Я ощущала, как меня переполняет чувство любви к нему».
Спустя несколько дней после перенесенных испытаний, Элизабет уже сидела в постели и, потягивая шампанское, по многу раз пересказывала друзьям, что это значит, когда у вас четыре раза останавливается дыхание и вы чувствуете, что одной ногой уже стоите в могиле.
«Это как будто несешься по океанским волнам, — говорила актриса, — а затем соскальзываешь за горизонт. И в голове у вас отдается рев океана».
Когда Трумен Кэпот навестил ее, Элизабет игриво вытянула небольшую резиновую пробку, закрывавшую трахеотомическое отверстие на ее горле.
«Стоит мне ее вытащить, как у меня пропадет голос», — весело произнесла она, вынимая пробку, и ее смех тотчас стал беззвучным.
Пережитые Элизабет мучения сразу же сделали из нее объект всеобщего сочувствия. Впервые с момента гибели Майка Тодда, Элизабет буквально купалась в симпатиях публики. В сопровождении Эдди, родителей и своего голливудского врача, доктора Рекса Кеннамера, Элизабет вылетела в Калифорнию. Прежде чем приступить в Риме к съемкам «Клеопатры», актриса провела полугодовой отпуск. За время болезни Элизабет столь удивительным
«Оскар» должен достаться Элизабет, — заявила Дебора Керр, также удостоившаяся номинации. И вовсе не из-за перенесенной ею болезни, а потому, что в «Баттерфилд-8» она превзошла самое себя. Она заслужила награду как лучшая актриса. Ее уже много раз выдвигали на «Оскара», и теперь, как мне кажется, ей обязательно повезет».
Чтобы только протолкнуть картину и Элизабет, «МГМ» развернула гигантскую кампанию, размещая рекламу во всех профессиональных изданиях. За несколько недель до презентации все предварительные опросы однозначно прочили ей победу. Правда, сама Элизабет питала на сей счет сомнения — по крайней мере, для публики. Лишь ее бывший муж, Майкл Уайлдинг, доподлинно знал, что в действительности она ничуть не сомневается в успехе, причем это он выяснил совершенно случайно, когда отправился в аэропорт, чтобы встретить детей, которые прилетели вместе с матерью.
«Я помню, нашему сыну Крису было семь, и я встречал его в аэропорту, — вспоминал Уайлдинг — Он уселся на заднем сиденье, и, вытянув вперед руку с бутылкой кока-колы, произнес короткую речь. После этого он притворился, что плачет. Когда же я спросил его, в чем дело, Крис отвечал: «Сейчас я мама, когда она получает свой «Оскар», и поэтому все должны думать, что я плачу».
Вечером 17 апреля, когда Юл Бриннер объявил ее имя в качестве лучшей актрисы 1960 года, Элизабет зажала обеими ладонями рот и от удивления вытаращила глаза. Затем она повернулась к Эдди Фишеру, расцеловала его и, опираясь на его руку, медленно захромала к сцене — ее щиколотка все еще была перевязана после внутривенных инъекций в больнице. Чем ближе она подходила к сцене, тем громче раздавались аплодисменты. Вся дрожа, она стояла перед двухтысячной аудиторией людей, чьи сердца, наконец, она сумела растопить. Прерывающимся от волнения голосом она негромко произнесла: «Я даже не знаю, как мне выразить вам всю свою благодарность. Все, что я могу сказать, это большое вам спасибо».
И действительно, могло показаться, что она плачет.
ГЛАВА 15
Когда мы возобновили наш роман, Элизабет выздоравливала после трахеотомии в отеле «Беверли-Хиллз». Как мне кажется, к этому моменту она порядком подустала от Эдди, и мы с ней встречались довольно часто. Я тогда писал серию статей о Латинской Америке. Я работал над ними в одном углу ее комнаты, а она в это время развлекала друзей в другом. Она неизменно представляла меня так: «Мой профессор». Она говорила, что я для нее Майк Тодд в интеллектуальном варианте».
В 1961 году Лернер, политический обозреватель, являлся профессором американской истории в университете Брандейс. Незадолго до этого он вернулся из Индии, где провел год в качестве профессора фордовского фонда в Школе международных исследователей.
Имея степень бакалавра Йельского университета, магистра Вашингтонского и доктора философии от школы экономики и управления имени Роберта Брукингса, Макс Лернер обладал самым мощным интеллектуальным потенциалом из всех мужчин, кого Элизабет встречала до этого.
«Она представляла нас с ней чем-то вроде Софи Лорен и Карло Понти, — вспоминал Лернер. — Среди ее знакомых бытовало мнение, что я ее ухажер. В ту пору ее окружение состояло из десятка людей — актеры и агенты, которые вечно возле нее вертелись, — например, Ален Делон, Курт и Кэтти Фрингс. Они все почему-то были уверены, что мы с Элизабет собираемся пожениться. Мы с ней много об этом говорили. Всем окружающим было хорошо видно, что ей хочется быть со мной, и я, к чему греха таить, находился под действием ее чар.